— Далеко ли до ближайшей деревни? — спросил Питт.
— В двадцати километрах отсюда есть маленькое поселение. Но пожалуй, хватит с вас расспросов на сегодня, — сказал Цэнгэл, видя, как утомлены его гости. — После еды вам необходимо отдохнуть. Завтра еще побеседуем.
Нойон проводил гостей до двух маленьких кроватей, а сам вслед за отцом вышел из гэра приглядеть за стадом. Питт повалился на уютную кровать с подушкой и, прежде чем погрузиться в глубокий сон, полюбовался на желтый потолок и опоры.
Они проснулись перед сумерками от ударившего в нос запаха кипевшей на очаге баранины. Поднявшись, они решили поразмять ноги и выбрались наружу, обошли стадо прирученных верблюдов, свободно бродивших по долине. Вскоре прискакали и Цэнгэл с Нойоном, проведя день в осмотре близлежащих песков.
— Вот теперь вы выглядите получше, — сказал Цэнгэл через своего сына.
— Благодаря вам, — ответил Питт.
Еда, обилие жидкости помогли им быстро восстановить силы, они ощущали себя удивительно посвежевшими.
— Моя жена — большая мастерица готовить. У нее не напитки получаются, а эликсир, — усмехнулся Цэнгэл. Он стреножил коней, затем умылся из ведра, наполненного мыльной водой, и снова повел гостей в гэр. Их уже ждали новые порции баранины и сыра с гарниром из вареной лапши. На сей раз Питт и Джордино насыщались уже не так жадно и торопливо. Айрак принесли раньше, чем еда закончилась, и в большем количестве. Пили напиток из маленьких керамических пиал, которые, казалось, никогда не пустовали.
— Большое у вас стадо, — заметил Джордино, решив похвалить Цэнгэла как рачительного хозяина. — Сколько голов?
— У нас сто тридцать верблюдов и пять лошадей, — ответил Цэнгэл. — Стадо очень неплохое, только когда-то, по ту сторону границы, скота у нас было в четыре раза больше.
— В китайской Внутренней Монголии? — спросил Джордино.
— Да, в так называемой автономной области, которая стала ничем не лучше любой другой китайской провинции. — Цэнгэл смотрел на огонь, и глаза его излучали ярость.
— Почему вы уехали?
Цэнгэл кивнул на домашний алтарь, где стояла пожелтевшая черно-белая фотография, изображавшая мальчика на лошади и рядом с ним мужчину средних лет, державшего в руке поводья. Питт догадался по пронизывающему взгляду, что это сам Цэнгэл и его отец.
— По крайней мере пять поколений моих предков пасли стада на восточных склонах Гоби. Когда-то мой отец получил в наследство стадо в тысячу верблюдов. Но те дни давно унес ветер. Там больше нет места для простого кочевника. Китайские чиновники распоряжаются землей, как им вздумается, не заботясь о ее рекультивации. Бессчетное количество раз нас изгоняли с пастбищ, веками принадлежавших нашим предкам. Мы были вынуждены уходить на худшие земли, в бесплодные части пустыни. Тем временем китайцы высасывают воду везде, где только могут, ради благородного дела промышленного развития государства. В результате поля исчезают прямо у них из- под носа. Пустыня растет день ото дня, но это безжизненная пустыня. Дураки не видят ничего, а заметят лишь тогда, когда пески начнут пожирать их столицу Пекин. Только в этом случае слишком поздно будет что-либо исправлять. Я оказался перед выбором — погибнуть или спасти семью. Мне ничего не оставалось, кроме как пересечь границу. Условия жизни здесь похуже, зато в Монголии по крайней мере еще уважают скотоводов, — гордо произнес он.
Рассматривая старую фотографию, Питт еще раз глотнул горьковатого айрака.
— Лишать человека источника существования везде считается преступлением, — сказал он.
Он перевел внимательный взгляд на вставленный в рамку эстамп у дальней части алтаря — портрет тучного человека с реденькой козлиной бородкой, стилизованный под средневековую гравюру.
— Цэнгэл, чей портрет стоит вон там на алтаре?
— Это Хубилай-хан, император династии Юань. Самый могущественный правитель в мире, он был очень доброжелателен к простому народу. — ответил Цэнгэл так, словно тот был еще жив.
— Хубилай-хан? — переспросил Джордино.
Цэнгэл кивнул.
— В Китае жилось намного лучше, когда им управлял монгол, — добавил он задумчиво.
— За столько времени мир изменился, — сказал Питт.
Айрак начал сказываться на Цэнгэле, выпившем с полдюжины пиал напитка. По мере того как он опустошал пиалу за пиалой, глаза его стекленели, движения делались вялыми. Почувствовав, как трудно хозяину справляться с собой во время разговоров о геополитике, Питт попытался сменить тему.
— Цэнгэл, пока бродили по пустыне, еще до начала песчаной бури, мы наткнулись на странное искусственное поселение, окруженное деревянными верблюдами. Вам не доводилось такие видеть?
Цэнгэл в ответ хрипло рассмеялся, и смех его напоминал ржание.
— Доводилось, доводилось. Самый богатый скотовод в Гоби, чьи кобылы не дают ни капли молока. — Он усмехнулся и сделал еще глоток айрака.
— Кто его построил? — спросил Джордино.
— Не так давно в Гоби появилась большая группа людей с оборудованием, трубами и копательной машиной. Они прорыли под землей туннели длиной в десятки километров. Я работал у них, недолго. Проводником. Заплатили мало. Их начальник сообщил мне, что они выполняют заказ какой-то нефтяной компании из Улан-Батора. Компания просила их никому ничего о нем не говорить. Потом они исчезли. Остальные рабочие сильно нервничали. Они быстренько расставили деревянных верблюдов, вкопали большие цистерны, замаскировав их под гэры, и уехали. Было это несколько месяцев назад. С тех пор цистерны стоят пустыми, пыль и фязь собирают. Да и В других местах тоже.
— Как? Есть еще такие лжедеревни? — спросил Питт.
— Да, есть еще три поселения с металлическими гэрами, они расположены неподалеку от границы. В точности такие же, как и то, что вы видели. Совершенно одинаковые. Все пустые, и везде стоят деревянные верблюды.
— В этом районе есть нефтяные скважины, или, может быть, их там бурят? — спросил Питт.
Цэнгэл на мгновение задумался, затем отрицательно покачал головой:
— Нет. Нефтяные скважины я видел в Китае, много лет назад, а в этом районе — ни одной.
— Как вы думаете, зачем они маскируют цистерны и ставят деревянных верблюдов?
— Не знаю. Поговаривают, цистерны вкопал какой-то богатый скотовод. Предполагает собирать в них дождевую воду и затем поливать ею землю, пастбища к жизни возвращать. Местный шаман утверждает, что деревянные животные — это плата предкам за беспокойство, причиненное осквернением пустыни в результате подземных работ. Кто-то считает все это делом рук сумасшедшего. Только все они ошибаются. Я думаю, какой-то очень богатый и влиятельный человек собирается тайно забрать себе богатства пустыни. Иначе зачем ему скрывать свои действия? Только злые сердцем скрывают свои поступки.
