— Железный дракон скончался тоже, — пробормотал Тарис. — И как раз на дне Ристалища старшие сыновья и представители рода из побочных ветвей будут сражаться за то, чтобы получить это звание.
— И на то, чтобы вызвать императора, они получают мораторий на ближайшие семь лет.
— Радужный дракон? — вкрадчиво спросил наставник.
И я вздрогнула.
— Это легенда.
— Как посмотреть, — Тарис смотрел только на меня. — Ведь ты всё равно собираешься воспользоваться одной из легенд, чтобы оказаться на ристалище. Чем плоха легенда о Радужном драконе?
— Тем, что это невозможно, — отрезала я.
— Правда?
— Да.
— Ты уверена в этом?
— Да.
Я знала на что намекает Тарис и ни в коем случае не хотела на это соглашаться. Нет. Не-е-ет.
Ни за что.
«Цветные» драконы, в смысле, красный, синий, фиолетовый и так далее — они все получали свои места через бой на ристалище.
Был Бесцветный дракон — Тарис.
Был Золотой дракон — император и три лучших воина императорской семьи: Серебряный, Медный и Железный драконы.
Но ещё был Радужный дракон.
Самый слабый из всех.
И самый страшный.
Стать драконом Серебряным, например, можно было только родившись в императорской семье.
Стать одним из семи драконов можно было без проблем. Достаточно было прийти на ристалище в Дни вызова.
Но если кто-то хотел стать Радужным драконом…
Дураков много, но добровольно на это не подпишется ни один разумный, у кого есть хоть капля сознания. Радужный дракон — это мерило равновесия. Это сосуд для Гласа Мира. По сути, тот кто становится Радужным драконом, соглашается с тем, что у него не будет своей воли, своего разума, своих чувств. На тринадцать минут Радужный дракон становится вместилищем силы, у которой есть все права на то, чтобы казнить и миловать любого. И сказанное имеет силу Абсолюта.
Я думала об этом решении.
Я знала, как … заявить о своём желании стать Радужным драконом. И знала, где находятся регалии этого самого дракона. Я даже знала, что у меня есть родственники по разным линиям, которые становились Радужным драконом. Знаю и то, что большая их часть не смогли выдержать слияния даже для того, чтобы озвучить волю Мира.
Знаю и то, что это путь в один конец.
Да, раз Тарис предлагает это решение, значит, по какой-то причине, он уверен, что я выживу. Но… если бы всё было так просто, Мир давно бы вмешался. Раз не вмешивается, раз нужны все эти костыли, в том числе и в виде ведьм, значит есть какие-то ограничения. И справляться, значит, нужно своими силами. А «Радужного» дракона оставить до тех времён, когда действительно, кроме помощи извне ничего не останется.
— Нет, Тарис, — вздохнула я, потерев лицо. — Нет. Радужный дракон не выход. Как и Бесцветный дракон — тоже. Придётся или найти брата, и узнать, что он собой представляет. Или выходить на ристалище, воспользовавшись легендой о «долге крови». Или выходить на ристалище как принцесса Медуница и бросать императору вызов. Самой.
— Ты проиграешь.
— Да, — согласилась я с неохотой. — Это мало отличается от самоубийства. Это крайний способ. Совсем крайний.
— Ариста… — Тарис задумчиво покрутил в ладонях чашку.
Весь разговор происходил на террасе гостевого дома, который наставник снял сразу же, когда мы прибыли в столицу. То, насколько это было мудрым решением, я оценила сполна, когда приползла от Медного дерева, и несколько часов провела… в отвратительном состоянии.
И то, как мне было плохо… В общем, хорошо, что этого никто не видел и не слышал.
— Да? — взглянула я на наставника, удивлённая тем, как он мнётся.
— Есть ещё один вариант.
Вот тут я удивилась.
— Ещё один?
— Да. Право семи драконов.
— Не слышала.
— Я мог бы, — на губах Тариса мелькнула лукавая улыбка, — сказать, что я его только что придумал, но если поискать в хрониках, им пользовались уже дважды. Первый раз, когда погибли все серебряные ведьмы. Было два брата. Один хотел получать все плюшки. Второй понимал, что это тягло и ярмо. И он готов был, в отличие от брата, его тянуть. Он воспользовался этим правом, чтобы стать императором. Второй раз это было незадолго до того, как Нилар взошёл на трон.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Так-так-так, — заинтересовалась я. — Что собой представляет это право? И почему право семи драконов?
Тарис на мгновение замолчал, покручивая между пальцев кружку.
— Ты хочешь стать императрицей? — спросил он.
Я мгновенно помотала головой.
— Я не справлюсь. Меня не учили быть императрицей. Меня не учили политике. Ты учил меня жить, я сама училась магии. Ведьмой я быть смогу, императрицей — нет.
— А если нет другого варианта?
— Тогда… — я поджала губы. — Придётся стать императрицей и подумать про образованного консорта, для которого политика естественна, как воздух. То есть сделать то, от чего я убежала, ценой… всего случившегося.
— Действительно, — Тарис подлил сока в мой бокал и отвернулся, разглядывая крыши окружающих домиков, палисадники и парковые дорожки. — Право семи драконов — это вотум недоверия. Когда каждый сообщает, что император потерял его доверие.
— Звучит просто. Значит, где-то есть подвох.
— Он есть, — кивнул Тарис. — Есть. Право дракона сообщить, что его сюзерен больше не вызывает доверия. Но он озвучивает из-за кого. Нельзя просто сказать, что сюзерен не оправдал доверия. Дракон должен чётко назвать, из-за кого именно он так считает. Жив этот разумный или нет — уже не важно. Важно, что сюзерен должен точно знать, что то, в чём его обвиняют, действительно его вина. И, важный момент, например, если обвиняют сюзерена из-за живого, живой никогда не сможет взойти на трон империи. Его не изгоняют, он сохраняет свою жизнь, но своё положение он теряет.
— Проще говоря… — я говорила медленно, продумывая каждое слово. — Ты хочешь сказать, что если драконы объявят … вотум недоверия императору… из-за «принцессы Медуницы», то если император поймёт, что именно он сделал. В том плане, в чём конкретно он виноват… Нет, — поправилась я, — даже не виноват. В чём суть претензий. То вотум недоверия будет засчитан? И если бы принцесса Медуница вдруг была бы жива, то после этого она…
— Была бы вычеркнута из семьи ниларского императора навсегда. Она не смогла бы ни быть императрицей, ни стать регентом при несовершеннолетнем ребёнке. Более того, вся линия принцессы Медуницы будет вычеркнута из рода.
— Проще говоря, — ещё осторожнее предположила я, — принцесса Медуница для истории потеряет «облик»? И останется просто…
— Принцесса Ниларской империи и её семь драконов.
— Но драконов у меня только шесть. Красного дракона нет, — возразила я. — Я же не могу… Или могу? Быть Аристой?
— Можешь. Ведь ты куда лучше других понимаешь, в чём виноват император.
Я сжалась на стуле.
— Извини, — Тарис даже не поленился встать, провёл ладонью по моим волосам. — Я не хотел напоминать. Честное слово. Просто ты — Ариста, красная драконесса, победившая Сантайра трижды в магических поединках, ты такой же член круга драконов, как и любой другой дракон.
— Буду защищать сама себя, — неожиданно сообразила я.
Тарис кивнул.
— Просто после этого ты уже никогда не сможешь ничего изменить.
— Но для меня ведь это совсем не важно!
— Я знаю, — наставник вернулся на своё место, подогрел машинально кружку с остывшим чаем. Загляделся на пейзажи? — Остальные драконы тоже потеряют свои имена в легендах Ниларской империи…
— Ну, если для них это будет важно, — я хихикнула, — успею прославиться как драконы «ниларской ведьмы».
От наставника донёсся смешок.
Я задумалась.
Итак. У меня есть семь драконов. Я могу вынести вотум недоверия императору.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
После этого…
— Тарис…
— Да?
— Что будет после этого? Допустим, семь драконов вынесли вотум недоверия императору, и?
— Он мгновенно теряет право на престол. А на круге оказываются семь потенциальных наследников.
