– Спасибо на сковородке не шкворчит, – возразил малой, выглянув из-под плеча приятеля, а длинный предложил:
– Ты сам покупаешь нам пузырь водки, и мы красиво расходимся. Просек?
– Не просек, – засомневался Новокрещенов. – А если не куплю? Если у меня, к примеру, денег нет?
– Тада без штанов отсюда уйдешь, – выскочил вперед низенький и ловко крутанул в пальцах серебристое лезвие. – И с мордой писаной!
– Я гляжу, вы ребята серьезные, – согласился Новокрещенов, которого обуяла вдруг легкая, веселая какая-то ярость от того, что мелкая шваль, гоп-стопники, голытьба зоновская воспринимает его как потенциальную жертву, лоха и слабака. И махнул им великодушно рукой. – Айда, мужики, щас все оформим!
Повернулся спиной, пошел, не оглядываясь, к киоску, зная, что следом послушно семенят блатные, спешат, мелко переступая по комковатой земле суконными тапочками и сиротскими шлепанцами, будто веревочку незримую ногами вьют.
Заглянув в смотровую амбразуру железной будочки, Новокрещенов позвал продавщицу.
– Девушка, а девушка! Вас можно?
Та глянула из-за грязного стекла – не девушка, конечно, тетка толстая, мордастая, спросила зычно:
– Ну, че надо?
Новокрещенов протянул полусотенную:
– Водочки бутылочку, будьте любезны.
– «Бутылочку…» «Водочки…» – передразнила его продавщица. – Небось жена дома от тебя ласкового слова не дождется, а бутылку, ишь, как величаешь!
«А ведь верно, – про себя согласился Новокрещенов. – Добрым словом давно никого не называл».
Киоскерша ткнула ему в грудь, как ружейный ствол, горлышко бутылки со станеолевой пробкой, однако Новокрещенов передумал уже, углядев на витрине другую посудину.
– Нет, мадам, прошу прощенья, не эту. Вон ту, красненькую…
– Вот черти! – возмутилась продавщица. – Сами не знают, че хотят. Да какая вам, алкашам, разница? Лишь бы зенки залить!
– Не скажите, – возразил вежливо Новокрещенов, осторожно вытягивая из окошечка здоровенную бутыль-«огнетушитель» и уважительно взвешивая ее в руке. – Винцо-то подешевле, пообъемистее будет. И в голову крепче ударяет!
Обернулся, поманил пальцем переминавшихся поодаль мужиков. Те подошли торопливо.
– Ты че, козел, бормотуху-то взял! – взъярился длинный. – Сказано же было тебе – водки давай!
Блатной развел негодующе руками с оттопыренными на отлет пальцами, но завершить свою уголовную пантомиму не успел. Новокрещенов с размаху ахнул его бутылем в лоб так, что брызнули во все стороны осколки вперемежку с липким вином. Длинный хрюкнул, схватился за лицо, залитое алым, опустился со стоном на корточки. Его напарник, сверкнув лезвием, скакнул было ближе к Новокрещенову, застыл нелепо, в раскорячку, выставив перед собой нож, но, видя, что на него не нападают, спровадил в карман лезвие и склонился, хлопоча, над подбитым приятелем. Новокрещенов забрал у продавщицы сдачу и сказал озабоченно:
– И как вы, мадам, здесь работаете? Сплошной уголовный элемент вокруг. Порядочному человеку от них, вроде героя-панфиловца, бутылками отбиваться приходится! Пойду, вызову «скорую». Раненый все-таки. Пускай медицинскую помощь окажут!
Новокрещенов удалился неторопливо, переждав очередную, неведомо куда летящую в ночь машину, пересек широкий проспект. Оглянувшись, усмехнулся мстительно – знайте на будущее, чертилы, с кем связываться! – и затерялся среди бетонных громад современного микрорайона.
Оставшись невзначай трезвым, он не знал теперь, куда пойти, как убить время. Возвращаться домой не хотелось. После покупки вина, потраченного на самооборону, денег хватит разве что на пару бутылок пива, однако если найти точку, где торгуют в разлив, то обойдется дешевле, выйдет кружки три, а с ними уже можно будет веселее скоротать быстротечную июньскую ночь.
Единственным местом, где после полуночи еще торговали пивом, щедро наливая его в большие пластиковые, стаканы, или стеклянные, традиционно толстопузые кружки, была набережная у сонной степной реки. Там народ колобродил до утра, перемещаясь к вечеру с колкого, в крупных гальках, пляжа к палаткам распивочных и шашлычных…
Раннее утро Новокрещенов встречал на берегу большой, казачьей когда-то, реки. Правда, с тех пор она обмелела, просела в крутых берегах, с каждым годом отступала от них все дальше, оставляя широкие, усыпанные голышами пляжи, но все-таки сохраняла еще царственную неторопливость течения, и чувствовалось, что присмирела она до поры, а ровные, никогда не прерывавшие свой бег волны ее помнят былое величие и грезят о временах могучего полноводья, которое непременно наступит.
От реки веяло туманной прохладой. На замшелом, зализанном волнами бетоне набережной белели тонконогими грибками-поганками зонты над столиками ночного кафе. За некоторыми, скукожившись, сидели одинокие клиенты и загулявшие парочки, окунали изредка холодные носы в пивные кружки-ледышки, поклевывали…
Новокрещенов присел за дальний, чуть наособицу расположенный столик. Тут же подскочил официант – настороженный по причине позднего времени, поинтересовался строго:
– Заказывать будете? – и предупредил, приняв посетителя за пристроившегося прикорнуть с комфортом за столом бомжа: – Если нет, то попрошу очистить площадь торговой точки. Здесь не парк отдыха!
– Буду заказывать, – миролюбиво успокоил Новокрещенов. – Кружку пива… для начала.
– Деньги вперед, – неприязненно заявил официант.
– Конечно, – согласился Новокрещенов и протянул десятку. – Хватит?
– Два рубля за мной, – уже вежливо кивнул официант. – Сейчас принесу.
После пары жадных, долгих, до поперхивания, глотков из ледянистой кружки настроение Новокрещенова сразу улучшилось. Даже на хмурого, бдящего на своем пивном посту паренька-официанта он смотрел уже благосклонно. Вот ведь, не спит ночь напролет, народ обслуживает. Этакая алкогольная скорая помощь.
Здесь, на берегу реки, шелестящей по заиленному в глубине, мягкому руслу, собственные обиды и неудачи показались вдруг Новокрещенову мелкими, как гремящая пустопорожне галька на перекатах, и, если перевалить через бурливое мелководье, пробиться между обжигающими остро, не приглаженными временем гранями валунов, течение жизни обретет, наконец, долгожданную плавность и глубину.
Странно, конечно, размышлять о подобном, прихлебывая пиво, но он почувствовал внезапно, что ему хочется бросить пить. «Завязать» навсегда, протрезветь каждой клеточкой тела и после этого, не терзаясь уже похмельным раскаяньем, прийти сюда, на берег реки, встретить рассвет, до наступления которого осталось совсем недолго – конец июня, заря с зарею встречается, одна еще не погасла, семафорит красным на западе, а на востоке уже встает солнце – и как это оно, интересно, землю с противоположных сторон лучами обнять умудряется?
Вспомнилось Новокрещенову… (Официант, еще кружечку пива, пожалуйста!) … Как лет тридцать назад… Точно, тридцать, день в день, юбилей, между прочим… после выпускного вечера они всем классом пришли сюда, на этот берег… У большинства жизнь как-то наперекосяк пошла – ни семей, ни карьеры, ни, по нынешним временам, богатства…
Совсем рассвело. Дымила, исходя слоистым туманом, остывшая за ночь река, заволакивала, делая неотличимыми от стремнины мертвые бетонные берега, зато наверху, обгоняя всходящее солнце, сияли празднично перламутровые, похожие на нежную изнанку речных ракушек легкие облака, и там, в небесной вышине, уже наступил новый, многообещающий день.
– Ба, никак гражданин доктор?! – услышал вдруг Новокрещенов за спиной и стряхнул осоловелость. Обернувшись, увидел за соседним столиком неказистого парня в линялой, с бахромой на обшлагах, камуфляжной куртке и в таких же, только еще более замызганных брюках, из-под штанин которых выглядывали тяжелые армейские ботинки. Физиономия у незнакомца простецкая, курносая и большеротая, подбородок зарос густо русой щетиной, волосы коротко стриженные, торчат задорно ежиком и то ли выгорели до белизны, то ли поседели до времени. И был бы парень этот вовсе похож на бомжа, если бы не сияющие чужеродно на ядовито-желтой, с пятнами зеленой плесени, маскировочной куртке его несколько медалей и орден – серебряный, разлапистый, из новых, не знакомых Новокрещенову знаков воинского отличия.
– Пр-ри-вет. – Новокрещенов зевнул, прикрыв деликатно рот рукой, потом указал пальцем на грудь незнакомца. – Заслужил или стырил при случае?
– Обижаете, командир, – необидчиво хохотнул парень и кивнул приветливо на початую бутылку водки перед собой. – Вот, обмываю. Присоединяйтесь!
Новокрещенов вгляделся внимательнее.
– Не припоминаю… Мы знакомы?
– Знакомы… Девятая зона, восемьдесят девятый год. Вы – доктор, я – зэк!
Парень взял бутылку, картонную тарелку с какой-то закуской, перебрался за столик Новокрещенова, налил ему водки.
