Себастьян застонал и притянул меня ближе к себе, отвечая на поцелуй со вспыхнувшей страстью. Преодолевая головокружение, я мягко отстранилась и встретилась с чувственным огнем его медовых глаз.
– Сюрприз, Себастьян.
– Быстрее, малышка, – вторил он мне. – Иначе я покажу тебе, с какими непристойными мыслями, я подбирал вон тот стол у окна.
Я смущенно рассмеялась. Божественное чувство, когда внутри тебя расцветает счастье букетом прекрасных цветов.
– Помнишь, я говорила тебе о работе, которую начала месяц назад? – отойдя от мужа на более-менее безопасное расстояние, спросила я.
– Да, ты еще отказалась мне показать свои наброски, – с легким укором напомнил он и скрестил руки на груди.
В центре комнаты стояли три мольберта, накрытые белой тканью. Я подошла к первому и протянула руку, заметив, как она бессовестно дрожит и выдает мои переживания.
– Тебе не стоит обижаться на это, Себастьян, – улыбнулась я и подняла к нему глаза. – Я хотела, чтобы ты увидел картины целиком.
– Картины? – уточнил он, настороженно глядя, как я нервничаю.
Заметил, проницательный мой.
– Да, их три, – кивнула я в сторону скрытых полотен. – И каждая из них рассказывает твою историю.
Он заметно расслабился, но не до конца. Я видела, как жилка нервно подрагивала на его смуглой шее.
Ну же, хватит мучить и себя, и любимого!
– Историю твоей жизни, Себастьян.
– Только моей?
– Нашей, Себастьян.
Я подарила ему улыбку, пытаясь вложить в нее все несказанные слова любви. Те, которые еще не придумали. Ведь все известные я ему уже посвятила.
Стянув ткань с первого мольберта, я не отрываясь, смотрела на мужа,.
На полотне я изобразила его запястье, обращенное ладонью к зрителю. В свете солнечных лучей, которые я сохранила на холсте, виднелся золотистый загар его кожи, точные изгибы и линии руки.
– Это… моя рука? – удивленно уточнил он.
Я хмыкнула и кивнула.
– Да, это, можно сказать, портрет твоей руки. В этой картине написано твое пошлое, Себастьян, – тихо пояснила я и подошла ко второму мольберту.
– А здесь, – я стянула ткань со второй работы. – Твое настоящее.
Глаза Эскаланта смягчились, когда он увидел свою руку и мою ладонь, сплетенные вместе.
– Наше, малышка, – хрипло поправил он и выпрямился, уже приготовивший смотреть на третью картину.
Сердце бешено колотилось в груди, пока я снимала ткань с последнего полотна, понимая, что сейчас все откроется.
– Вот это будущее, – пояснила я, отрывая глаза от своей работы и глядя на него. – Наше будущее, Себастьян.
Его взгляд изумленно расширился. Мне даже показалось, что он перестал дышать. Словно заколдованный, Себастьян смотрел на наши сплетенные запястья, поверх которых лежала маленькая ладошка младенца.
Я молчала. Он тоже не нарушал тишину.
Пару слезинок скатились по моим щекам, пока я смотрела на ошарашенного мужа.
– Что скажешь, Себастьян? – прошептала я.
Он будто очнулся и даже вздрогнул. Его взгляд нашел мои глаза.
– Ты беременна, малышка? – прохрипел он.
Я улыбнулась сквозь слезы и закивала головой:
– Да…
Его грудь стала тяжело вздыматься. Во взгляде читались растерянность и шок. Он открыл и закрыл рот, будто хотел что-то сказать, но передумал.
– Ты не рад? – испугалась я, часто моргая и роняя слезы на щеки.
– Я… Я сейчас вернусь! – резко сказал он и, развернувшись, скрылся за дверью.
Глава 61
Невозможное
Сидя на полу в гостиной, которая скоро может стать лишь болезненным воспоминанием, я просматривала фотографии в мобильном телефоне. Заряд аккумулятора был на исходе, но я не обращала внимания на жалобное пиликанье и «просьбы» включить режим энергосбережения.
Я перелистывала события, которые превратили счастливые моменты в цифровые закладки памяти. Сто двадцать два воспоминания. Не думая о том, что случилось сорок минут назад, я листала их и листала, отклоняя настойчивые звонки Латти и Ронни. Они будто чувствовали мое разбитое состояние и звонили одна за другой.
Сбросив очередной вызов от Златы, я отложила мобильный в сторону и посмотрела на фото в рамочке, которое стояло рядом со мной. Я взяла его в руку, ощутив тяжесть и хладность металлической подставки для распечатанного воспоминания.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Это было наше свадебное фото. Себастьян целовал меня в висок, а я, прикрыв глаза, улыбалась, обнимая его за плечи. Кадр был не постановочным, кто-то нас запечатлел, уловив тонкость нашего союза.
Я провела пальцем по лицу Себастьяна, и слеза скатилась по щеке. Быстро смахнув ее, я мысленно произнесла извинения малышу, которому порчу настроение.
Отныне страдать я не имею права!
Чтобы не решил твой отец, кроха, я буду счастливой ради тебя! А ты постарайся, чтобы твои глаза были такими же медово-золотыми, как и у папы…
Легкий щелчок оповестил, что приехал лифт и сейчас впустит того, кто имел код-ключ квартиры. А это мог быть только Себастьян.
Раздвижные двери с тихим шуршанием открылись и я, не оборачиваясь, поднялась на ноги.
– Подожди, пожалуйста! – попросила я, вытирая слезы.
Глубоко дыша, я пыталась подавить вспыхнувшее восстание чувств.
Вот и все. Пришло время, кроха!
– Я готова услышать твое…
Но обернувшись, я застыла.
Передо мной стоял мой муж с охапкой роз разных оттенков. Их было так много, что он не мог их удержать, и они выпадали из этого гигантского букета.
Слова вылетели из головы, и я почувствовала, как жаркая волна нахлынула на меня. Это облегчение и счастье хлынули на иссушенный берег моей души.
Себастьян замер на расстоянии двух шагов и глядел на меня огромными, блестящими глазами. Двери лифта за его спиной пытались закрыться, но им что-то мешало. Я осторожно заглянула за его плечо и увидела, что дорожка из роз тянется от ног мужа до кабины лифта, в которой лежали упавшие цветы. Горка из них возвышалась сантиметров на пятьдесят. Он явно пытался удержать как можно больше, но это давалось ему с трудом.
Подавив улыбку, я снова взглянула на мужа.
– Ты ограбил цветочный магазин?
Он растеряно моргнул.
– Боюсь, ты оставил за собой слишком много улик, любимый.
Но он, казалось, с трудом понимал, о чем я толкую. А тем временем у его ног образовывалась новая горка роз.
– Зоя и… мой малыш или малышка, – наконец, заговорил Себастьян голосом, в котором переплелись эмоции. – До этого дня я думал, что счастливее быть уже не могу. Но вы показали мне новую грань моего счастья!
Слезы покатились по моим щекам, и я заметила, как они же заблестели и в его глазах.
– Я не знаю, чем заслужил вас. И мне чертовски страшно, что вдруг окажется, что где-то там, в конторах человеческих судеб, все напутали, и вы должны радовать другого парня…
– Себастьян! – сквозь слезы улыбнулась я.
Он шагнул ко мне ближе и опустил руки, позволяя цветам упасть к нашим ногам:
– Но знаешь, что я сделаю в таком случае? – горячо спросил он, глядя в мои глаза.
– Нет.
– Украду вас! Увезу и спрячусь вместе с вами! Я никогда и никому вас не отдам. Вы мои! Навсегда.
Себастьян опустился на колени и положил руки мне на бедра, оказавшись на уровне моего живота.
– Привет, кроха! – прошептал он и поцеловал меня там, где стучало сердце нашей любви. – Твой папа любит тебя и твою маму до сумасшествия!
Я заплакала. Трогательность выливалась со слезами и капала на розы, которые окружали нас.
Себастьян поднялся и, обхватив мое лицо ладонями, горячо поцеловал.
– Спасибо тебе, малышка! Спасибо, спасибо, спасибо…
Ближайшее будущее
Эти часы слишком громко идут.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Мой секретарь слишком медленно работает.
Акционеры все никак не умолкнут.
Оператор мобильной связи продолжал безнадежно сообщать, что телефон моей жены выключен.
Что, черт возьми, происходит?
– Эллис! – мой резкий голос разорвал в клочья монотонную атмосферу пятничного собрания.
