— В дом заходить наотрез отказался, — сказала сердобольная женщина, которая дала Николаю телефон и объяснила Леониду, как их найти.
Они сели в машину и почти час ехали молча. Он ни о чем не спрашивал. Николай не произнес почти ни слова, только просил останавливаться почти на каждой заправке и купить ему воду и чай. Как будто не мог напиться. А потом вдруг сказал:
— Ты был прав. Ты во всем был прав.
— Ты про что, дружище?
— Знаешь, тебя всегда все жалели, сочувствовали. Ну, что у тебя нет семьи, нет детей. Я еще как-то поругался с кем-то на Тамарином ужине, мол, нашли, чем кичиться, размножаться — тут мастерства много не надо. Накричал на человека, выпил тогда, наверное. Но не в этом дело. Так вот, они тебя жалели, а ведь ты был прав. Прожить всю жизнь одному, без жены, без детей, — не такая уж большая цена за свободу самому принимать решения. И про стакан воды я тоже теперь могу рассказать все, как есть. Ни за что и ни у кого не бери стакан воды в старости, ни у кого… Никогда не знаешь, что в нем окажется.
Леня привез его к себе в квартиру и уложил спать. Он ничего не спрашивал, он даже боялся момента, когда Николай начнет рассказывать, что же случилось. Ему звонила Тамарочка, но он знал, что ей ответить: он понятия не имеет, где Николай, наверное, она права, он у своих баб.
— Да бабу-то я его уже отшила, — пробуровила она заплетающимся языком, и Леониду стало еще тревожнее.
«Ничего, — сказал он себе, — мы со всем разберемся».
Он переночевал с Лидочкой, накормил ее завтраком, подвез в центр Нину — она встречалась с друзьями — и помчался в свою квартиру. Николай еще спал. Он проснулся только под вечер, проспав почти сутки. Вид у него был неважный — все лицо в ссадинах и царапинах, под глазами черные тени, он похудел и осунулся. Наверное, с час он провел в душе, а когда вышел, Леонид достал из шкафа большую бутылку виски.
— Рассказывай, — сказал он. — Мне нужно знать все, чтобы понимать, за что хвататься и что еще можно спасти. С самого начала.
Николай кивнул и открыл бутылку. Пока он рассказывал, Леонид молчал и только слушал. Он был профессионалом, он привык к самым разным историям и ситуациям, но сейчас все было по-другому: он был еще и другом. И ему стоило огромных усилий не вскочить, не схватить телефон и не позвонить своим влиятельным друзьям, чтобы Тамару с детьми упекли прямо сейчас или хотя бы основательно припугнули. Ему стоило огромных усилий сдержаться и не обнять этого измученного пожилого человека — своего лучшего друга, которого так подло предали. Но он не мог себе этого позволить. Он должен был собрать всю информацию, до единого слова, а еще он должен был собрать всю свою злость, чтобы как следует сделать свою работу. Он выспрашивал у Николая все, что тот мог вспомнить из разговора Тамары с Геннадием Павловичем, но тот все время срывался, голос у него начинал дрожать, он отпивал из стакана, отворачивался в сторону и смахивал слезы.
— Что я сделал не так, а, Лень? — спросил он наконец.
— Ты про что?
— Про моих детей, про что же еще. Ведь я сам их растил, я сам их воспитывал. Я старался показывать им пример, старался учить их хорошему. Я всегда так много с ними говорил, всегда объяснял, как важно уважать других людей, как важно любить своих близких. Я же никогда их не унижал, не бил, не то что не бил, я пальцем их никогда не тронул, мне казалось, это можно сделать только от жуткой глупости или полного бессилия — ударить ребенка, это последнее, что может сделать взрослый человек. Мне казалось, они хорошие люди… И что же я упустил? Что я делал не так? Почему я вырастил монстров?
— Хватит есть себя поедом, — сказал Леонид и подлил им виски. — Ты там был не один. Не единственный воспитатель. Там была еще и Тамара, а ее было много, она же все время была с ними, пока ты пахал, обеспечивая их всех. А твоя Тамара, дружище, — это, знаешь, тот еще козырный туз, который может перебить кого угодно. Какие угодно хорошие примеры и правильное влияние.
— Козырный туз… Это ты точно сказал. То есть я, получается, был там бубновой шестеркой? — Он поднял на него усталые глаза.
— Нет, Коль, — Леонид покачал головой, — ты вообще не из этой колоды. Как-то так вышло.
Они проговорили почти полночи, Леониду все было ясно. Он должен был действовать. И никогда ему так сильно не хотелось броситься в бой прямо сейчас. Внутри все кипело.
— Я все решу, — сказал он Николаю. — Только дай мне доверенность.
— Не надо, — тот покачал головой, — пусть подавятся. Я ничего не хочу. Я хочу только уехать. Мне нужно только купить билет. И позвонить. Господи, я же не помню ее номер, я не помню их номера. — Он схватился за голову.
— Спокойно, — Леонид достал компьютер, — билет мы сейчас забронируем, а телефон можно восстановить, надо завтра прямо с утра ехать в офис к твоему оператору и все сделать. У тебя есть какие-то документы?
— Нет. — Николай покачал головой. — Дома в сейфе паспорт. В кабинете. И там ноутбук, мне надо его забрать, там все рабочие материалы.
— Значит, поедем сначала за новым телефоном, восстановим сим-карту, а потом к тебе в квартиру за компьютером.
— Я туда не поеду. Вдруг они уже вернулись.
— В квартиру тебе заходить необязательно, я поднимусь сам.
— Если они там, они не отдадут тебе ничего.
— Я, знаешь ли, адвокат. И не последний человек. Могу и ордер на обыск организовать.
— Мне надо ей позвонить, надо позвонить Фериде…
Леониду стало не по себе, он не знал, как об этом сказать.
— Коль… Тут такое дело. Я боюсь, что Тамара ей уже звонила.
— Кому?
— Фериде. Так ведь ее зовут?
— Тамара? С чего ты взял? Откуда ты знаешь?
— Я говорил с ней, и она… в общем, дала понять.
— Господи, какой ужас… Тогда надо ехать! Надо лететь! Я не понимаю, что делать! Леня? Что же мы сидим?
С телефоном они решили все очень быстро: купили новый аппарат, восстановили сим-карту, — но, как назло, на карте не сохранился номер Фериде. И номер Кемаля тоже. Они сели в машину, Николай все листал и листал, искал и искал и вдруг обнаружил номер Керима. Он быстро набрал его и закричал в телефон:
— Керим! Керим, это я, Николай!
Потом вдруг резко замолчал и минуты три только слушал. Потом нажал отбой и убрал телефон в карман.
— Что случилось? — спросил Леонид.
— Он сказал, чтобы я не смел там появляться. Что он меня убьет. Что она плачет.
— Но ты же можешь ему перезвонить и все объяснить. Что за дикость — не сметь появляться. Тебя и так чуть не убили! Ну-ка, перезвони этому мальчишке!
— Нет. — Николай покачал головой. — Не могу. Он так со мной говорил… В общем, не могу.
— Тогда я позвоню!
— Не надо!
— Дай мне телефон!
— Не надо, я же тебе сказал!
— Дай сюда! — Леонид рывком забрал у него телефон и набрал последний номер. Абонент был недоступен.
— Он меня заблокировал, — сказал Николай, глядя перед собой. — Он сказал, что заблокирует. И проклянет.
— Я сейчас сам всех прокляну! — взорвался вдруг Леонид. — Да что это за мексиканские страсти и каменный век, честное слово! Ну-ка, поехали!
Они довольно быстро добрались до дома Николая, и Леонид сам поднялся наверх, но тут же перезвонил другу — в квартире никого не было. Николай попросил консьержа, Василия Дмитриевича, сразу набрать ему, если Тамара или дети появятся, и нажал кнопку лифта. Он зашел в квартиру, и ему стало нехорошо. Он опустился на диванчик в прихожей, ухватился за дверной косяк и тяжело дышал.
— Коля, я тебя умоляю, соберись! — крикнул Леонид из кабинета. — Сейчас, честное слово, совсем не тот момент, чтобы взять и помереть! Сначала мы всем покажем! Мы всем им покажем! Они узнают, они еще узнают… Да, мы старые, но мы не дураки и не слабаки. И не пустое место! И не надо недооценивать старых львов на тропе войны. Где твой ноутбук?
— Был на столе, — отозвался он.
— На столе ничего нет.
Он поднялся и зашел в кабинет — из ящиков письменного стола все было выворочено, компьютер исчез.
