— Если пройдешь первый тур, — заявила Кейт, ставя корзину под сиденье, мы присоединимся к тебе, возьмем спальные мешки и будем спать под открытым небом, чтобы выдержать вас в трудную минуту…
— To support is поддержать, not выдержать, Auntie Kay…
— Thank you sweetheart, я знаю, что говорю… Мы потерпим тебя вместе с ослом, как и все эти десять лет. Согласны Шарль?
Да он-то что. Он на все согласен… У него уже голова забита штрафными санкциями за опоздания… К тому же, в кои-то веке он сможет поспать менее, чем в ста метрах от нее…
Это он так, к слову пришлось. Уже давно передумал штурмовать вершины… Этой женщине нужен друг, а не мужчина. Ладно. Спасибо и на том. Все ясно. Что говорить, друзья долговечнее… Подливал себе по-тихоньку «Порт Эллена» в своей комнатушке и выпивал за здоровье этого чудесного «друга на отпуск», в которого он тут превратился.
Cheese Улыбочку! (англ.).].
Дети, конечно, запрыгали от радости и помчались в свои комнаты набивать рюкзаки теплыми свитерами и пачками печенья. Алис нарисовала восхитительный транспарант «Наш Рамон идет в обгон!», но Сэм заставил ее пообещать, что она покажет его только в случае победы.
— Это может его смутить, пойми ты…
Все подняли глаза к небу. И верно, эта скотина артачится, даже если травинка поперек дороги растет или муха пукнет.
До пьедестала почета нам еще далеко…
А на этой странице все они сидят по-турецки вокруг костра, поджаривают кто сосиски, кто маршмеллоу, кто камамбер, кто кусочки хлеба, их смех и голоса тонут среди этих… многообразных запахов. Все в сборе: Боб Дилан играет свои гаммы, старшие девочки гадают младшим по рукам, Ясин объясняет Шарлю, что эту вот паутину, низко над землей, паук сплел, чтобы ловить всяких прыгающих насекомых, кузнечиков, например, а вон ту, посмотри наверх — для летающих… Логично? Логично. А Шарль очень friendly со своей супер-подружкой. Сначала приготовил ей фирменный сэндвич, потом принес охапку соломы, чтобы подложить под спину…
Sigh…[339]
После приезда матери Кейт стала какой-то нервозной…
— Мы сегодня все сюда выбрались, чтобы от нее смыться? — спросил он.
— Может и так… Глупо, правда? В моем-то возрасте все еще так реагировать на капризы свой старушки… Просто, когда я ее вижу, я вспоминаю прошлое… То время, когда я была самой маленькой и самой беззаботной… И мне так грустно, Шарль… И я скучаю по Эллен… И почему она сегодня не с нами? Мне кажется, детей рожают ради таких вот моментов, разве я неправа?
— Она с нами, раз мы говорим о ней, — прошептал он.
— Ау вас почему их никогда не было?
— …
— Детей…
— Наверное, потому, что я не встретил их маму…
— Когда вы уезжаете?
Он совсем не ожидал такого вопроса. «Слово», «слово», ищи «слова», — мысли в голове метались как безумные.
— Когда Сэм выиграет…
Well done—, мой герой. За этой улыбкой далеко же пришлось идти…
***
Было почти одиннадцать вечера, закутавшись в одеяла, они «как ковбои», сидели возле догорающего костра, пытаясь определить, кто это поет им колыбельные. Чей это крик? А это шипение? Кто скребется? Что за птица? Или зверь какой? И что это еще за рев вдали?
«Мужайтесь, друзья! Через несколько часов нам уже не надо будет развлекать этих глупых двуногих!»
А потом кто-то, кажется, Лео, робко предложил:
— А вы знаете… Сейчас самое время рассказывать страшные истории…
Несколько одобрительных воплей в ответ. Ион начал плести нечто чудовищное про окровавленные внутренности, жестоких марсиан и шмелей-мутантов. Тьфу! Так они еще быстрее уснут…
Кейт подняла планку гораздо выше:
— Про Гелиогабала слышали? Потрескивание костра.
— Среди римских императоров психов хватало, а уж этот, я вам скажу, всех переплюнул… Так вот, для начала пришел он к власти в четырнадцать лет и въехал в Рим на колеснице, запряженной голыми женщинами… Не слабо, да? Он был безумен. Настоящий маньяк. Говорят, он посыпал все свои блюда размолотыми в порошок драгоценными камнями, в рис добавлял жемчуг, имел довольно странные и страшные кулинарные пристрастия, к примеру, обожал рагу из язычков соловья, попугая и петушиных гребешков, срезанных с живьос птиц, кормил цирковых хищников гусиной и утиной печенью, однажды приказал зарезать шестьсот страусов, чтобы съесть их еще теплые мозги, обожал вульвы уж и не помню какого животного… Ладно, хватит. Это все так, детские шалости.
Даже пламя костра притихло.
— А страшилка, которой так жаждал Лео, вот она вам, извольте: Гелиогабал славился своими оргиями… И каждая новая оргия должна была быть круче предыдущей. То есть еще ужасней. Еще больше крови, жути, изнасилований, групповух, еще больше жратвы и вина… И все ему было мало. Все быстро преедалось… И вот однажды он приказал одному скульптору отлить ему быка из металла, полого внутри, с маленькой дверцей в боку и дырочкой во рту, чтобы были слышны звуки, доносящиеся изнутри… Вначале этих его nice parties[341] дверцу открывали и сажали внутрь раба. Когда тот начинал беспокоиться, другого раба просили развести огонь под брюхом и вот тогда все гости подходили к быку и улыбались. Да, да. Ведь это умора просто, когда бык… ревет.
Бррр!..
Мертвая тишина.
— Это история — правда? — спросил Ясин.
— Конечно,
Пока дети фыркали и ежились, Кейт повернулась к Шарлю и прошептала:
— Этого я им, конечно, не скажу, но, на мой взгляд, это отличная метафора рода человеческого…
Боже мой… Какой же мрак царит у нее в душе… Нужно что-то делать…
— Да, но… — заговорил он громко, чтобы привлечь к себе внимание, — этот парень не долго так развлекался, кажется, в восемнадцать уже отправился в мир иной, в отхожем месте был задушен губкой для подтирания задницы.
— Правда? — удивилась Кейт.
— Конечно.
— Откуда вы знаете?
— Из Монтеня.
Она натянула одеяло, сощурив глаза:
Вы гений… Конечно.
Гением оставался не долго. Его «страшная история» про то, как в начале строительства вечно натыкаешься на какие-то скелеты и приходится помалкивать, чтобы избежать расследования, не угробить уже разведенный бетон и не потерять кучу денег, ни на кого не произвела впечатления.
Полный провал…
Самюель вспомнил единственный урок французского, на котором он не заснул:
— История эта про одного парня, крестьянина, который не хотел служить в армии Наполеона и сдохнуть как собака… Тогда это называлось налог кровью… Забирали на пять лет, и шансов выжить было мало, но если у тебя водились деньги, ты платил, и кто-то другой шел вместо тебя…
У него не было ни гроша, и он дезертировал.
Префект вызывает отца, изголяется над ним как может, но бедняга и правда не знает, где его сын… Через какое-то время он находит его в лесу мертвого, изо рта трава торчит, видать, только ею и питался — умер с голода. Старик взваливает сына на плечи и, никому ничего не сказав, тащит его три лье до префектуры…
Негодяй префект веселился на балу. И вот он возвращается домой, в два часа ночи, и видит бедного крестьянина у своих дверей, и тот ему говорит: «Вы хотели моего сына, мсье префект, так вот он». Кладет труп у стены и уходит.
Уже лучше… Не был уверен, но эта «страшилка» напомнила ему что-то из Бальзака…
Девочки историй не знали, и настроение поддерживал Клэптон… Его стаккато звучали макабрически… Встрял Ясин:
— Ладно, предупреждаю, моя будет короткая…
— Опять что-нибудь про зверства с улитками? — забеспокоились вокруг.
— Нет, о сеньорах из Франш-Конте и Верхнего Эльзаса… Графах Монжуа и сеньорах Меше, если хотите точнее…
Ворчание среди наших ковбоев. Умничания не надо, спасибочки.
Бедный рассказчик обекуражен, не знает, продолжать ему или нет.
— Давай, — процедила Хатти, — расскажи нам еще раз про посвящение в рыцари и про налог на соль. Мы это обожаем.
— Нет, я не о налоге, а о так называемом «праве сеньора на отдых»…
— Ааа, ну да… Право вешать гамаки на зубцы стен?..
