— Да не то совсем, какие же вы глупые… Холодными зимними вечерами эти сеньоры имели «право вспарывать животы паре крепостных, чтобы согреть ноги в их дымящихся внутренностях». Вот и все.
Оказалось, совсем неплохо. Их «бэээ», «фууу», «ты уверен?», «гаааадость…» согрели сердце ему.
— Ну ладно, на сегодня хватит, — объявила Кейт… Time to go to bed…[342]
Народ уже сражался с молниями своих спальников, как вдруг запротестовал чей-то тихий голос и все замерли:
— У меня тоже есть история… Они не замерли. Остолбенели.
Сэм, как всегда оказался на высоте, сострил, чтоб разрядить
обстановку:
— Недра, ты уверена, что твоя история действительно ужасная?
Она кивнула.
— Потому что если она не страшная, — добавил он, — то в кои-то веки уж лучше промолчи…
Раздался смех, и ей захотелось продолжать.
Шарль смотрел на Кейт.
Как она тогда сказала? Numb.
She was numb.
Numb, напряжена, ямочки на щеках, на подбородке.
— Это история про мезяноверча…
— А?
— Чего?
— Говори громче, Недра!
Огонь, собаки, совы, даже ветер, ловили каждое ее слово. Откашлялась:
— Кхе… о дождевом червяке… Кейт встала на колени.
— Пуи… Как-то утром он вылезает и видит другого червяка. И говорит ему: хорошая погода, да? А тот не отвечает. Он повторяет: хорошая погода, а?!Опять никакого ответа…
Им было трудно, потому что она говорила все тише и тише, и никто не смел ее прервать…
— Вы местный? — продолжал он, извиваясь в смущении, но тот все молчал, тогда раздраженный земляной червяк, возвращается в свою нору и говорит: ой, тьфу, пятеразговаривасмаитом.
— Чего? — запротестовали присутствующие. — Скажи, как следует, Недра! Ничего не понятно! Что он сказал?
Подняла голову, на ее лице промелькнула смущенная улыбка, вынула изо рта прядь волос, которую жевала заодно со словами и храбро отчеканила:
— Ой тьфу! Я опять разговаривал с собственным хвостом…
Получилось очень мило, потому что остальные не знали, смеяться им или делать вид, что испуганы.
Нарушая тишину, Шарль негромко зааплодировал. Все последовали его примеру, но с таким пылом, что чуть ладони себе не отбили. Проснулись все собаки в округе и принялись лаять, а Рамон реветь, а все другие ослы в лагере стали упрашивать его замолчать. Ругательства, окрики, тявканье, свист хлыстов, переполох, шум со всех сторон — весь ночной мир отдал должное учтивости дождевого червя.
Кейт была слишком взволнована, чтобы присоединиться к этому ликованию.
Много позже Шарль откроет один глаз, проверяя, не подбираются ли к ним койоты, отыщет лицо Кейт по ту сторону потухшего костра, попытается разглядеть, закрыты ли у нее глаза, увидит, как они приоткроются и посмотрят на него с благодарностью.
Возможно, это ему только приснилось… Неважно, поглубже забился в свои гималайские перья, улыбаясь от счастья.
Когда-то наверняка верил, что построит нечто грандиозное и добьется признания коллег, но единственные строения, которые окажутся действительно значимыми в его жизни, и с этим видно пора смириться, это кукольные домишки…
***
По причине, так до сих пор и не выясненной, Рамон не захотел перейти брод прямо перед финишем. Тот самый, по которому перед этим он уже раз сто прошлепал…
Что произошло? Никто не знает. Может, ряска выплыла, может, лягушка-хохотушка нос показала… В общем за несколько метров до пьедестала осел встал, пропустил всех вперед и только тогда соблаговолил последовать за ними.
А ведь как они его обхаживали… Девочки его все утро чистили, причесывали, наводили блеск и лоск, ласкали, «ну хватит там… пробурчал Самюэль, это вам не игрушка…».
Транспарант не доставали, фотографироваться не стали, даже солнечные очки не надевали, чтобы никаких там бликов, подбадривали осторожно и болели за него до дрожи, но увы… Предпочел преподать урок хозяину… Тебе бы в школе хорошо учиться, а ты все в машинки играешь, преодолеваешь какие-то дурацкие препятствия.
Его хозяин, по случаю облачишийся в прадедушкин фрак, единственный из всех управлял без хлыста.
Он ведь самый сильный, не так ли?
Единственное, что он смог сказать, когда все, страшно расстроенные, собрались вокруг него:
— Я так и знал. Он такой впечатлительный… Да, сокровище мое? Ладно, пошли отсюда…
— А как же награда за участие? — забеспокоился Ясин.
— Ха… Сходи за ней сам… Кейт?
— Да.
— Thanks for the great support. I appreciate.
— You are welcome, darling.
— And it was a fantastic evening, right?
— Yes really fantastic. Today I feel like we're all champions, you know…
— We surely are.
— Что они говорят? — спросил Ясин.
— Что мы чемпионы, — ответила ему Алис.
— Чемпионы него?
— Ну, ослов, конечно, чего же еще?
Шарль предложил ему вместе с ним вернуться домой. Очень мило, но ты ведь такой тяжелый… И потом, ему хотелось немного побыть одному…
Он обожал этого парня. Если бы у него был сын, хотел бы, чтоб он был точно таким же…
Следующий рисунок — единственный, оставшийся не завершенным.
А в сгибе блокнота застряли волоски…
Укладывая блокнот в портфель, после того как собрал свои вещи, чуть было не сдул их машинально, но передумал, оставил их там навсегда.
В качестве закладки.
Той страницы, которую он перевернул.
Накануне все утро и день провел с Ясином, носился как одержимый, собирая «Картофелемет». Пришлось в который уж раз наведаться в стройтовары, труба из ПВХ не годилась. Нужна была металлическая.
Их «Картофелемет» будет работать на химической реакции… Из него можно будет запустить картофелину прямо на Сатурн, конечно, если правильно провести реакцию «Кока-Колы» с «Ментосом» (на уксусе с содой дальше Луны не полетит, а это совсем не так интересно…).
Боже мой, ну и набегались же они с этой своей затеей… Пришлось втихоря накопать картошки в огороде Рене, стащить у Кейт уксус, моденский, и тут же его вернуть, еще и нагоняй получить за это, хотя уксусу грош цена, смотаться в булочную, потому что дуры-девчонки слопали все леденцы «Ментос», а Сэм чуть было не выпил «Колу», уговаривать Фрики выплюнуть уже малость пожеванный им затвор, производить серию опытов, снова нестись в поселок, покупать банку «Колы», потому что в большой бутылке ниже концентрация газа, отгонять любопытных, бегать на речку мыть руки, потому что липкими пальцами не получалось плотно вкрутить затычку, в четвертый раз возвращаться к бакалейщице, которая уже заподозрила что-то неладное (хотя… уже давно не сомневалась, что в этом доме живут одни психи…), потому что, мол, с «Coca light» должно сработать лучше, чем с обычной…
— Знаешь, Ясин, мне проще с Павловичем построить в России торговый центр… — со вздохом признался Шарль.
И вот они сконфуженные возвращаются домой. Эх, сколько картошки «фри» — килограммов десять, не меньше, — получилось бы из той, что ухлопали впустую… И ведь снова придется лезть в Интернет…
Кейт во дворе стригла Сэма.
— Ясин, ты следующий…
— Но… Мы еще не закончили наш «Картофелемет»…
— Правильно, — ответила она, выпрямляясь, — длинный волос — короткий ум, гриву тебе подрежу, в голове-то и прояснится… И вообще, дай Шарлю передохнуть…
Он улыбнулся. Никогда бы не признался, но уже и впрямь сто раз пожалел, что ввязался в это дело… Сходил за блокнотом, принес себе стул, расположился рядом с ними, хотел их порисовать.
Ясина обкорнали, девчонкам кудри подровняли, состригли покороче и «лесенкой», по настроению и последней моде Ле Веспери, пряди разной длины и цвета падали прямо в пыль.
— Все-то вы умеете, — восхитился Шарль.
— Почти…
Когда Недра встала, парикмахерша встряхнула накидку и повернулась к рисовальщику:
— А вы?
— Что я? — спросил он, не поднимая головы.
