вывезут промышленное оборудование, но Запад будет использовать другие методы для обеспечения немецкой экономической зависимости.
Зависимость от Востока загонит Германию в интеллектуальную и культурную изоляцию; однако в союзе с Западом у нее будет возможность принимать участие во всемирной системе. Германия под влиянием России потеряет свою индивидуальность, но сможет ее вернуть на Западе — при условии, что не станет идеологически извращенной!
Тем не менее существует ряд неизвестных факторов, которые следовало принимать во внимание, утверждал Штеллрехт; однако, если перед Германией встанет необходимость сделать выбор между Востоком и Западом, восточное решение выглядит более неблагоприятным.
После конечной ссылки на необходимость реалистической оценки, свободной от каких-либо идеологических соображений, Штеллрехт закончил свои тезисы рекомендацией сотрудничества с Западом. Однако что из этого получится, могут решить только обстоятельства.
Но еще до того, как Дёниц успел прочесть эту рекомендацию, он уже сделал движение в этом направлении. 17 мая его вызвали на собеседование на «Патрию» с генералом Руксом и политическим советником Эйзенхауэра Робертом, и по этому поводу гроссадмирал, похоже, выложил свои карты на стол. Мэрфи прежде всего потребовал доказательств его полномочий и копий радиосообщений из Берлина. Дёниц далее изложил свои взгляды на ситуацию, упомянув о своих попытках отвода войск с Востока за демаркационную линию на Западе и о шагах, которые он предпринял для спасения самых способных германских ученых от русских, чтобы они могли оказаться под рукой на Западе в случае необходимости. Предупреждение Дёница о возможной большевизации Европы было сформулировано в таких настойчивых выражениях, что Рукс и другие, видимо, пришли к выводу, что он предлагает совместное наступление немцев и Запада с целью воспрепятствования советской гегемонии в Европе. Хотя Дёниц и не сделал прямого предложения (никаких записей этого разговора не было обнаружено), оба американца восприняли это предложение как приглашение к антибольшевистскому крестовому походу — что в основном и было желанием Дёница. Когда его предупреждения не возымели желаемого эффекта, Дёниц почувствовал, что должен предпринять дальнейшие шаги. В тот же самый день он дал интервью корреспонденту Би-би-си Эдуарду Уорду и упомянул о растущей опасности коммунизма в Германии. Затем Дёниц пригласил Рукса и Фурда для дальнейших переговоров в свою канцелярию. Запись этой встречи имеется. Из нее видно, что Дёниц полагал, что должен добавить больше «пара» в эту проблему. Она также показывает, что немецкие взгляды на рабочем уровне совпадали с понятиями на «самом верху» западных союзников. Тем не менее в этой беседе Дёниц не стал призывать к совместным военным действиям:
«Я вам вчера сказал, что в последние месяцы войны и прямо перед капитуляцией огромный поток беженцев хлынул с Востока на Запад из боязни перед русскими. Немецкий народ в целом настроен антирусски. Люди думают: „Как только наступит мир с Западом, тогда мы сразу же продолжим войну против русских всей своей мощью“.
Сегодня позиция немцев в районах, оккупированных вами, весьма отлична. Повсюду завоевывает популярность такая точка зрения: почему бы нам не поладить с большевиками? Так думает уже большая часть рабочего класса. В Гамбурге уже вывешено множество красных флагов. По городу разъезжают грузовики и мотоциклы с красными флагами. Эта тенденция перейти на сторону русских уже охватила средний класс и все круги националистов. Даже в вермахте получает все большую популярность точка зрения, что сотрудничество с Россией — это правильное решение. Сторонники этой идеи — молодые офицеры, которые приходят ко мне и к своим старшим офицерам и заявляют об этом совершенно открыто. Они, например, спрашивают меня: „А не было бы лучше, если бы до капитуляции вы приказали перегнать все корабли и подводные лодки в Кронштадт?“
Западная Германия, оккупированная вами, сейчас стремится спонтанно или по собственному побуждению перейти к русским. Эта тенденция очень заметна и развивается очень быстро. Причины таковы: весьма открытое поведение русских и, с другой стороны, ваше собственное, фундаментально ошибочное, отношение к немецкому народу».
Далее Дёниц привел примеры для иллюстрации этих двух моментов. По первому пункту он подчеркнул, что Сталин объявил, что не имеет желания расчленять Германию или уничтожать немецкий народ, и он так себя и ведет. Множатся сообщения о быстрых темпах восстановления в советской зоне оккупации. В Берлине заработало метро, и железные дороги вновь функционируют. Немецким рабочим разрешено разговаривать с русскими, звучит немецкая музыка, с людьми обращаются доброжелательно, предлагая сигареты и конфеты. Население на Западе узнает об этом, и «как снежный ком» здесь растут прорусские настроения.
Да, обращение с немцами на Западе было полным контрастом. Там, вероятно, полагали, что «немецкий народ полностью состоит из преступников». Западные союзники хотели лишить немецких матерей права воспитывать своих детей. Заявления, что вся немецкая молодежь была плохой, звучало оскорблением для каждой женщины, чей сын был убит. Газеты были полны сообщений о концентрационных лагерях; немецкий народ знал, что эти истории «преимущественно преувеличены и являются пропагандой»; в любом случае людей в этом винить нечего, потому что они ничего не знали о лагерях. Говорили о военных преступниках, когда каждый знал, что это неправда. По сравнению с быстрым восстановлением экономики на Востоке на Западе все находилось в застое. Вместо того чтобы разрешить железнодорожным организациям приступить к работе, их бомбардировали требованиями предоставить данные и статистику.
«Железнодорожники говорят, что даже после самых жутких воздушных налетов они через очень короткое время запускали движение транспорта»; никогда раньше движение не останавливалось на столь долгое время. «То же самое относится ко всем отраслям экономики и общественным предприятиям. Вас интересует только полное искоренение национал-социализма. Хотя в разных местах это делается по-разному, членов партии и государственных организаций арестовывают — вплоть до самых мелких служащих. В результате этого все парализовано, потому что этих людей заменить некем; более того, народ понимает, что нарушается чувство справедливости, потому что каждый знает, что большинство из арестованных являются не закоренелыми нацистами, а мирными, достойными, уважаемыми гражданами. Все, что вы делаете, направлено на уничтожение единственного противовеса надвигающемуся коммунизму…
Все слои немецкого народа и вермахта, даже те, кто до сих пор чувствовал себя явным англофилом, сейчас быстро отворачиваются от вас в сторону России. Основная причина — это ошибочное, вдохновленное идеологией намерение полностью искоренить национал-социализм. По моему мнению, настало время принятия решения о политическом будущем Западной Германии. Если вы будете продолжать относиться к немецкому народу так, как это вы делали до сих пор, он повернется к России, и Сталин, несомненно, воспользуется своим шансом».
В конце Дёниц отметил, что на него самого непрерывно происходят нападки в прессе англосаксонских государств — то, что никогда не происходило во время
