— Хотите чаю? — спросила она. Но по глазам ее было видно, что она все еще опасается его. Оно и понятно.
— Спасибо. Это было бы чудесно.
Они подсели к резному столику из черного дерева. Его красота казалась странной и неуместной в крошечной квартирке. Камисака превосходно владела ритуалом. К чаю подала рисовые пирожки и сладкие тофу.
—Извините ли вы меня, если я задам вам прямой вопрос?
— Извиню ли я вас или нет, Мэрок-сан, будет всецело зависеть от вас же.
Это дало ему минуту на размышление. Прежде всего, верно оцени противника, -говорил ему Фо Саан, — а уж потом сходись с ним. Помни, что недооценив его единожды, рискуешь никогда не получить возможности сделать переоценку.
Впрочем, недооценить Камисаку было мудрено, пусть она всего лишь юная девушка, но за эти несколько минут общения с ним она успела не раз продемонстрировать не только свое воспитание, но и острый ум. Он невольно почувствовал к ней уважение и, хоть ему и не хотелось в этом признаваться даже себе самому, — к Ничирену. Она ведь как-никак была его женщиной.
— Когда вы видели Ничирена в последний раз?
Она улыбнулась.
— Я думаю, вы должны прежде указать причины, по которым мне следует дать ответ на такой прямой вопрос.
— У Ничирена находится нечто, принадлежащее мне. Обломок жадеита цвета лаванды, на котором можно разглядеть заднюю часть вырезанного изображения тигра. Он взял его у моей жены, которой уже нет в живых.
— Я вам очень сочувствую. Это случилось давно?
— На прошлой неделе, — ответил Джейк. Всего-то несколько дней прошло! -подумал он. Как скоро порвалась нить, соединявшая нас. Что такое со мной творится?
—Она была с Ничиреном, — добавил он. Джейк видел, что причинил ей боль, и понял, что сделал это умышленно, понял это и устыдился. Зачем на хорошей девушке срывать свою злость? Логичнее обратить ее на себя самого.
— Теперь я понимаю, почему у вас такой вид, — сказала она, невероятно удивив его этим. — Лицо осунувшееся, глаза измученные до предела. Когда я увидела вас на пороге, то подумала, что, наверно, так люди выглядят, пробежав марафонскую дистанцию.
Если это ложь, -подумал он, — то ложь святая, сказанная ради того, чтобы я не мучился от сознания вины за совершенную пакость.Он покраснел.
— Я действительно устал, — услышал он свои собственные слова, доносившиеся будто из туннеля. — Но работа у меня такая, что приходится считать усталость издержками производства.
— Плохая это работа, — сказала она, разливая чай в крохотные чашечки. — У меня был дядя. Я его очень любила. Все, бывало, приносил мне подарки, когда навещал нас. В минуту мог прогнать мою самую черную меланхолию... И вот скоропостижно скончался. От переутомления, как объяснил мне отец, когда я спросила его, почему дядя Тейсо больше не приходит. — Она посмотрела на него своими огромными глазами. — Смотрите, как бы и с вами такого же не случилось!
— Вам-то что до этого? — усмехнулся Джейк, внезапно почувствовав чувство жалости к самому себе.
Камисака и бровью не повела. И в который раз Джейк поразился ее воспитанности.
— Мне кажется, жизнь приучила вас к постоянному страданию. Может, я очень по-женски воспринимаю мир, но мне именно так кажется. — Она бросила на него быстрый взгляд. — В вас осталось так мало веры в человечество, что вы постоянно думаете, что кругом одни лгуны, да?
Она сказала это без горечи и без злости. Скорее, в ее голосе была интонация мягкого вопроса, что заставило Джейка серьезно отнестись к ее словам. А ведь она права, -подумал он. Он действительно всю свою жизнь был опутан паутиной лжи. И такая жизнь не могла не ожесточить его сердце. Внезапно почувствовав злость, он подумал, что разучился видеть разницу между истинными обидами и воображаемыми. И еще он почувствовал злость оттого, что его до глубины души поразила красота и тепло, исходившие от этой женщины. Женщины Ничирена.
Марианна, его жена, была холодна, как зимняя вьюга.
— Я не... — Он остановился, не зная, как выразить свою мысль. — Вы не такая, какой я ожидал вас увидеть.
— Вы ожидали, что я брошусь на вас с ножом?
Он ничего не ответил, молчанием своим подтвердив правоту ее слов.
— Это потому, что ваше сердце свыклось с насилием, — объяснила она. — И сердце Ничирена тоже.
— Я не могу сказать, что понимаю его полностью. Или что я совершенно удовлетворена нашими отношениями. Но он самурай, анахронизм, по недоразумению попавший к нам из другой эпохи. Я многое ему прощаю за это.
— И вы можете прощать ему убийства?
— Я верю в Будду и убийства не приемлю, — ответила Камисака. — Но я достаточно гибка, чтобы не пытаться понять, отчего люди все-таки убивают друг друга.
— Но жить с убийцей! — Ее спокойный, рассудительный и вместе с тем мягкий голос будоражил его. Внезапно он опять почувствовал, как необъяснимая, слепая ярость овладевает им. — Спать с ним в одной постели, готовить для него обед! Ради всего святого, как можно отдавать такому сердце? Как можно любить его, зная о том, чем он занимается, когда он не с вами?
— А как можно жить в мире, зная о его несовершенстве? — в свою очередь спросила Камисака.
— Это не ответ!
— Человек, который пытается создать совершенный сад, стремится к невозможному. Тем более невозможно ожидать, что и другие будут стремиться к этому же. Естественно, что вы разочарованы тем, что люди, живущие вокруг вас, не поступают так, как, по вашему мнению, им следовало бы поступать. И у вас появляется ощущение, что вас предали. Но не люди вас предают, Мэрок-сан, а ваши ценности... Между прочим, в нем столько же гнева на мир, сколько и в вас. Такого же глубоко затаенного гнева. Почему он так глубоко проник в ваши сердца и почему его так трудно оттуда изгнать? Насколько проще вам было бы жить без этого ужасного бремени! — Она улыбнулась. — Может быть, вы мне не поверите, но я от души желаю этого вам обоим.
— Но мы сделаны из разного теста! — горячо возразил Джейк.
— Он убийца, — согласилась она. — А вы кто?
— Я пришел к вам не для того, чтобы обсуждать свою скромную персону.
— Ах да, простите. Очень глупо с моей стороны забывать об этом.
В ее голосе прозвучала легкая насмешка. Или это ему показалось?
— Вы ответите на мой вопрос?
— Я на него уже ответила. Только вы не расслышали моего ответа.
— Я слышал каждое ваше слово.
— Но эти слова не достигли вашего сердца, Мэрок-сан.
Он презрительно фыркнул.
— Вы пичкаете меня поучениями, которые стары как время.
Она посмотрела на него так, будто внезапно поняла что-то, прежде ускользавшее от нее.
— Все верно! — воскликнула она. — Вы не можете ценить того, что получаете без борьбы! Вот если бы Ничирен был здесь, и вы бы схватились с ним врукопашную, а потом и убили, то знания, добытые таким образом, в ваших глазах бы приобрели ценность. Или я бы оказалась женщиной-самураем, которая одной рукой наливала бы вам чай, а другой вынимала из ножен меч, спрятанный под столом, чтобы пронзить ваше сердце! Вот тогда бы вы могли оценить сведения, полученные от меня!
Джейк поежился под ее взглядом, в которым была и горечь, и жалость к нему. Вот уж истинно не в бровь, а в глаз! Она совершенно права насчет его. В глубине души он жаждал схватки. В его мире все, полученное без боя, не имело цены.
В его мире. Старая песня. Джейк вдруг явственно увидел, что они с Камисакой принадлежат разным мирам, и их разделяет бездна, подобная той, которая разделяла его и Марианну после того, как он вернулся с реки Сумчун. Бездна бесчувствия, которой он намеренно отгородился от мира. Она уничтожила в нем не только профессионализм как разведчика, но и человеческие качества.
Он почему-то вспомнил свое отражение в блестящей поверхности входной двери. Черный призрак. Вот он кто и по форме, и по содержанию. Ему стало грустно: его одеревеневшее, пустое сердце продолжает биться, но боли оно уже никогда не почувствует. Что проку от таких откровений, когда Марианны уже нет!
Однако мир стал чуточку нерезким из-за того, что слезы все-таки подступили к его глазам. Камисака полезла в широкий рукав своего кимоно, извлекла оттуда крохотный пакетик и положила его на стол между нетронутыми рисовыми пирожками и тофу.
—Я полагаю, это ваше, — сказала она просто. У нее был бесценный дар воздерживаться от суждений морального характера. Другой на ее месте мог бы ехидно добавить: «Может, вам не очень хочется разворачивать это, но я гарантирую, пакетик не взорвется в ваших руках». Она же сказала только то, что сказала, и ничто в ее лице не дрогнуло, и руки неподвижно замерли на коленях. Джейк смотрел на ее кимоно: зеленый рисунок на зеленом фоне. Это живописное изображение моря будто срисовано с натуры, но, как и в других произведениях искусства, здесь уловлена самая суть изображаемого предмета, к которой добавлено что-то еще, создающее новую красоту, преображающую изображенную реальность. Эта красота живет своей собственной жизнью, как и ее пальцы, выглядывающие из широких рукавов этого кимоно. Необыкновенные пальцы, удивительные и трогательные.
