ароидных — растение с огромными листьями. В некоторых районах Экваториальной Африки корень его, нередко весящий несколько килограммов, — главный продукт питания туземцев. В районе Огове массовых насаждений его пока еще нет. В Камеруне же, напротив, плантации таро тянутся иногда на целые километры.
Маниок (Manihot), или кассава, семейства молочайных, наряду с бананами является самым выгодным в тропиках полезным растением. Посадка его производится следующим образом: от куста маниока отрезают стебель и в наклонном положении закапывают его в землю. Из одного такого стебля постепенно вырастает мощный куст с большими клубневидными корнями. Куски такого корня можно отрезать, и куст от этого не погибнет. Их промывают, чтобы избавиться от содержащейся в них синильной кислоты, приготовляют из них кашу, которую потом сушат и разрезают на палочки и каждую такую палочку завертывают в лист. В таком виде она может храниться несколько дней. Известно, что из корня маниока получается тапиока.
Но и от маниока нам приходится пока отказаться. Корень этот любят дикие кабаны, которые выкапывают его из земли. В условиях девственного леса культура эта бесперспективна. Только растения, которые огорожены или которые по ночам охраняются от диких кабанов, могут принести урожай.
Земляной орех (Arachis hypogaea) принадлежит к семейству бобовых. После цветения цветонос изгибается и завязь погружается в почву. Таким образом, плод созревает в земле. Он состоит из волокнистого коричневого стручка, в котором обычно содержатся два круглых маслянистых семени. Из них-то и добывается арахисовое масло. Эти похожие на фисташки плоды в сыром или жареном виде употребляются и в Европе. Культура эта оправдывает себя, только если ее посадить в хорошо вспаханную почву. Мы и под нее займем несколько маленьких участков.
Хлебное дерево (Autocarpus incisa) достигает здесь двадцати метров высоты. Родина его — Полинезия. Плоды величиной с дыню. К сожалению, сохраняются они всего несколько дней. Вкусом своим они очень мало напоминают хлеб. Однако, нарезанная ломтиками и поджаренная, их мучнистая масса вполне съедобна. Туземцы очень ее любят.
Но раз так, то почему же не посадить целые леса хлебных деревьев? Да потому что вырастить такие деревья очень трудно и потому что проходят долгие годы, прежде чем они начинают приносить сколько-нибудь значительный урожай. Сажают эти деревья корневищами, которые к началу сезона дождей образуются от корня лишь в небольшом количестве. А достаточное количество этих корневищ собрать совсем нелегко. Но даже и при самом лучшем уходе многие из посаженных таким образом хлебных деревьев все равно погибает. Несмотря на это, мы хотим посадить возле больницы побольше этих ценных деревьев. Всюду, где только можем, выпрашиваем мы их корневища. По совету одного католического миссионера стараемся также получить их сами из отдельных кусочков корней.
Что касается сортов риса, то нам подходит лишь горный рис. Он не требует, как обычный рис, особых оросительных устройств, а произрастает на любой хорошо увлажненной почве. Однако горный рис здесь никто не сеет. Почему же? Из-за птиц. Вблизи девственного леса защититься от них невозможно. Горным рисом поживятся они. Людям ничего не достанется.
Поэтому мы пока довольствуемся тем, что сажаем главным образом бананы и хлебные деревья.
Наряду с этим мы вынуждены Также разводить кофейные и какаовые деревья. По существующим в колонии законам участок земли переходит в чье-то владение только тогда, когда он засажен «ценными», иначе говоря — предназначенными на экспорт полезными растениями. Поэтому, для того чтобы земля вокруг больничных строений рано или поздно сделалась собственностью больницы, мы должны среди бананов посадить также кофейные и какаовые деревья. Работников для постоянного ухода за ними здесь не хватает, и эти насаждения не дают хорошего урожая. К тому же, чтобы должным образом очистить кофейные бобы, необходимо иметь соответственные механизмы. Очищенный ручным способом кофе обходится на месте, пожалуй, даже не дешевле, чем тот, что привозится из Европы. Все же через несколько лет, когда мы соберем первый урожай с наших кофейных деревьев, мы сможем время от времени в обмен на кофе получать в факториях рис.
Какао изготовляют следующим образом: какаовые плоды оставляют для брожения, а потом высушивают. Путем выпаривания полученная таким образом коричневая масса обезжиривается. Мы прессуем ее в плитки и даем нашим больным как прибавку к питанию. Как это ни странно, примитивные народы какао не любят.
Нашим будущим урожаям какао будут постоянно угрожать живущие на деревьях грызуны: они поедают крупные коробочки, в которых заключены бобы, не дав последним созреть. Близость Девственного леса опасна для всех полезных растений из-за водящихся в нем зверей. Даже у высоко поднимающихся бананов есть свои враги: слоны. Слоны любят бананы больше всего на свете. Достаточно их разведчику выведать, что где-то посадили бананы, как ночью туда устремляется все стадо и наедается всласть, затаптывая при этом всю плантацию.
VIII. Поздняя осень и зима 1925
В больнице
В больнице по-прежнему много работы. Эпидемия дизентерии продолжается. Бывает что за одно утро к нам привозят шестерых больных. Многие из этих несчастных — сущие скелеты, и спасти их уже не удастся. Часто в больнице не хватает людей, чтобы копать могилы и хоронить мертвых. Тогда нам приходится самим носить мертвецов и исполнять обязанности могильщиков.
Эпидемия дизентерии связана с голодом. Теперь негры питаются исключительно рисом. Такое питание наносит вред их кишечнику: он теряет способность сопротивляться каким бы то ни было возбудителям инфекций. Грязная вода, которую обычно туземцы пьют без всякого для себя вреда, становится для них сейчас опасной. Вот почему на всех дорожных строительствах Экваториальной Африки, где не удается кормить рабочих никакой другой пищей, кроме риса, угроза распространения дизентерии до чрезвычайности велика.
К сожалению, как и раньше, пациенты, прибывшие к нам с какой-нибудь другой болезнью, сплошь и рядом заражаются в больнице дизентерией. Мензоге, несчастная женщина, которой мы по ее собственному желанию ампутировали плечо с тяжелым нагноением, заражается дизентерией и умирает. Та же участь постигает еще одного несчастного, брошенного своей семьей больного, которого я подобрал, когда ездил вверх по реке, и привез в больницу, чтобы он не умер с голоду. И это не единственные больные, которых мы теряем при таких трагических обстоятельствах! Временами я бываю всем этим настолько подавлен, что едва нахожу в себе силы продолжать работу. Пока существует опасность заразиться дизентерией, лучше всего было бы отсылать обратно всех прибывающих на операцию больных. Но они не хотят уезжать.
В ноябре мы оперируем больного элефантиазисом, иссекаем мягкие ткани весом более сорока килограммов. Операция продолжается от половины одиннадцатого утра до четырех часов дня. По счастью,
