«Она как будто спит, ― подумал он. ― И не может проснуться». ― Альфред застыл, как молнией поражённый. Сила обжигала, но он не обращал на это внимания. От осознания происходящего ему стало дурно: Альфред почувствовал, как бунтует пустой желудок.
Он понял, что произошло с Лией. Точнее, знал с самого начала, но не хотел об этом думать. Потому что поделать ничего не мог. Альфред поднял голову и посмотрел на Тайгу. В её зелёных глазах он увидел подтверждение своей невысказанной мысли.
― Она в Стране Снов, ― когда Тайга произнесла это, правда стала на удивление реальной.
― Хоть у тебя хватает смелости называть вещи своими именами, ― усмехнулся Альфред горько. Он ощущал, как неуверенность заполняла душу. ― Лия действительно на той стороне сна.
― Что это значит? ― Ильинский сильней прижал к себе Лию. ― Я плохо помню её истории о Стране Снов…
― Сновидцы могут зайти в сон так далеко, что остаются там душой, а здесь умирают телом, ― ответил Альфред. ― Так случилось с тем, кто ныне правит Селефаисом и называет себя Куранесом. Раньше у него было другое имя, неважно, какое. Подобное же случилось с Рэндольфом Картером после того, как он воспользовался Серебряным Ключом. Они оба живы во снах. Но сюда уже не вернутся.
― Здесь ― это реальность? ― Ильинский посмотрел на Лию. По его щекам катились слёзы. ― Девочка моя, ― он поцеловал её вымокшие в реке волосы, ― вызвала огонь на себя.
Альфред не успел ответить на вопрос. Тайга склонилась над Лией и прошептала:
― Она зашла слишком далеко. Я не смогу её позвать. Никто не сможет. Даже Сирин.
― Дайте мне.
От звука этого голоса Альфред вздрогнул и вскочил так резко, что закружилась голова. Позади него стоял Паша: избитый, с растрёпанными чёрными с проседью волосами, с заплывшим глазом и разбитыми губами. Но держался он прямо, словно стоял на депутатской трибуне.
― Не трогай её! ― вырвалось у Лешего.
― Уйди, урод! ― В высоком голове Ильинского сквозила ненависть.
Леший вставал между Лией и Пашей. Он хотел заслонить ещё и Тайгу, но она молча покачала головой.
― Что ты хочешь сделать, Паша? ― Альфред поднялся и медленно подошёл к Дорохову на расстояние вытянутой руки. ― И, главное, зачем? ― Он смотрел на Пашу, крохотные искорки на пальцах потрескивали. Альфред пытался уловить подвох, малейший намёк на то, что сейчас Паша начнёт убивать. И не находил.
― Воскресить несложно. ― Паша обнажил в горькой, но до дрожи серьёзной усмешке прорехи в белоснежных зубах. ― Поднять ― тоже. ― По его смуглому лицу прошла тень. В рассветных лучах он казался бронзовой статуей вождя, сошедшей с древней монеты. ― А вернуть с той стороны сна ― искусство. Среди вас нет сновидцев, так что довольствуйтесь некромантом.
― А как же Сирин? ― встрепенулся Ильинский. Он попытался приподняться и завертел головой, словно искал Маргариту.
― Сирин может прийти, только если её позвать, ― подала голос Тайга. Она не отводила взгляда от Паши. ― А Лия не позовёт. Перестань надеяться на райских птиц.
― Почему? ― взвыл Ильинский. Казалось, что всё это время он полагался только на Маргариту. Если не всю жизнь.
― Потому что она хочет, чтобы за ней пришла не Сирин, ― отрывисто произнёс Паша. ― Так я могу взглянуть на неё? ― Его обсидиановые глаза обратились к Лие.
― Ты не ответил на мой вопрос, ― произнёс Альфред. Он мучительно не хотел верить Паше. Не хотел сдаваться и допускать, что Дорохов, бывший когда-то его названным братом, способен снова им стать. И чувствовал, что в глубине души больше всего желал этого.
― Пусть его задаст он, ― Паша кивнул на Ильинского, который, точно дикий кот-манул, ощетинился и, кажется, приготовился сражаться до последнего вздоха.
― Зачем ты хочешь помочь? ― выдохнул Ильинский. Из его голоса испарилась злость, осталась только бесконечная усталость.
― Потому что я не могу вернуть свою мать, но твою жену спасти мне по силам. Надеюсь, твоя любовь стоит того, чтобы за неё бороться. О цене не спрашивай, я слишком много должен. ― Паша шагнул вперёд.
― Почему мы должны тебе верить? ― Альфред преградил ему путь и, прежде чем успел осознать, что делает, взял Пашу за запястье.
― Разве я когда-нибудь лгал тебе? ― произнёс Паша. Но Альфред увидел, как его губы шевелились ещё секунду, словно Паша хотел, но побоялся произнести вслух слово «брат». Сердце Альфреда заныло. Слишком поздно, слишком много они оба совершили. Он не отпускал руку Паши, чувствуя, как под пальцами бьётся ровная и ритмичная жила пульса.
― Ты не говорил мне всей правды. ― Альфред чувствовал, что сказать это нужно было давным-давно. Тогда, быть может, ничего и не случилось бы.
― Ты не спрашивал. ― Паша смотрел ему в глаза. Альфред чувствовал, как сгорали от закручивающейся магии нервные окончания и плавились кости. Он едва смог выдержать прямой взгляд Паши в своём доме, сейчас же ощущал, как память высвобождает наружу всё передуманное и прожитое за долгие годы.
― А если бы спросил, сказал?
― Да.
Они смотрели друг на друга ещё секунду, а затем Альфред молча шагнул в сторону. Леший за его спиной шумно вдохнул, Тайга, не отрываясь, следила за действиями Паши. Она стояла по щиколотку в реке, Леший не отходил от неё. Альфред и сам чувствовал, как промокли ботинки.
Паша опустился на колени рядом с Ильинским и Лией. Держался он прямо, хотя Альфред видел, каких усилий это стоило Дорохову: Леший изрядно потрепал его. Паша оголил предплечья, шею и лодыжки Лии, избавил её от обуви и быстрым движением расплёл косу. Тёмные волосы тут же скользнули в воду и тяжёлыми прядями зазмеились по течению. Альфред хотел закрыть глаза, но не смог оторвать взгляда от Лии. Точно так же лежала в этой реке Ирина Дорохова.
Паша перебрал в воздухе над лицом Лии пальцами, и тут же у его висков проскользнули тени. Нечёткие, видимые только боковым зрением, они сгущались вокруг, льнули к рукам Паши и норовили соскользнуть к Лие. Дорохов не моргал, словно следил за тенями, а когда они подобрались слишком близко, с кончиков его пальцев сорвалось золотистое мерцание. Искры осели на тенях и, мигнув, утонули в них, расцвечивая золотыми прожилками. Тени заволновались, начали отходить, а затем и вовсе пропали.
Альфред знал, что эти тени, вечно следовавшие за некромантами, ― смерть, и порывисто шагнул вперёд, но Паша жестом остановил его:
― Не подходи. Я сам. ― И, обращаясь к Ильинскому, отрывисто произнёс: ― Пой.
― Что? ― Ильинский вздрогнул и посмотрел на Пашу. ― Что петь?
― Ту песню, которую она любит. ― Паша закатал рукава и легко коснулся пальцами висков Лии. ― Позови её обратно. Навсегда. Йог-Сотот коснулся её.
― Кто такой Йог-Сотот? ― простонал Ильинский.
― Древнее божество, охраняющее Врата Серебряного Ключа, ― быстро произнёс Альфред. Он чувствовал, что Вадим сейчас забыл все песни на свете.
― Это не поможет, ― отрешённо прошептал Ильинский, глядя вдаль на реку.
― А ты поверь. ― С этими словами Паша поднял руки раскрытыми ладонями к своему лицу и, описав ими мягкие полукруги, взял голову Лии и прислонился лбом к её лбу. Ильинский облизнул губы и тихо запел:
― Давай не будем играть в слова, на это мы давно мастера. Не зря мы ставили все на перо, в противовес топора.― Он пел, срываясь, но с каждым словом всё уверенней. А потом закрыл глаза. ― Но что мне делать с женщиной, которая приходит ночью ко мне. Она горит, как звезда, она глядит на меня, как судья. Она точно знает, как вызвать огонь на себя..
Речная вода просочилась сквозь ботинки и лизнула горячую кожу ступней. Повинуясь внезапному зову силы, Альфред быстро скинул ботинки. Холодная вода обожгла, а в следующую секунду Альфред увидел. Словно неясные грёзы, как лёгкий туман или пустынный мираж.
Он видел призрачные города, прекраснее которых не было на свете. Видел ускользающие поля, крохотные деревушки, широкие алмазные реки и ужасные в своём величии горные хребты. Галеры, уходящие к луне по бескрайнему морю, и караваны верблюдов, вёзших пряности и шелка через пустыню под крики темнокожих погонщиков. Увидел зловещее заснеженное плато и странных существ в пещерах. А в следующее мгновение он уже стоял на огромной равнине, пересечённой рекой, один из берегов которой круто уходил ввысь. И на этом берегу строился город. Альфред никогда бы не смог рассказать, как воздвигался этот город. Дома и мосты, галереи и мостовые, фонтаны и парки парили и переливались, складываясь воедино. И под стенами строящегося города стояла Лия. Походная одежда сменилась на алые шелка, тёмные волосы едва прикрывали шею. Она смотрела, как воздвигался нерукотворный город грёз. Альфред хотел окликнуть её, но понял, что он всего лишь наблюдатель. Зато перед Лией ― между ней и городом ― стоял Паша. Он держал её голову так же, как там, на другой стороне сна. Они о чём-то говорили, Альфред слышал смятённый голос Лии и уверенный и спокойный ― Паши.
