думал ли он, что я не приду.
Час езды вдоль побережья с опущенными окнами и соленым бризом на нашей коже. Когда джип сворачивает на грунтовую дорогу, я хватаюсь за ручку и хихикаю, когда мы наезжаем на кочку, и я подпрыгиваю на сиденье.
— Ты в порядке? — спрашивает Матео громко, перекрывая звук внедорожных шин, наезжающих на камни и упавшие ветки.
— Да!
Он ухмыляется и качает головой.
— Держись. — Он нажимает на газ и ведет машину через заросли джунглей, которые заставляют меня задуматься, как давно по этой дороге не ездила машина.
Мы приезжаем на поляну, достаточно большую, чтобы его джип мог развернуться, и Матео глушит двигатель.
— Это здесь? — спрашиваю я, наклоняясь вперед, чтобы заглянуть сквозь деревья и попытаться увидеть океан.
— Почти. — Он берется за ручку двери и хватает свой рюкзак. — Пойдем.
Я перекидываю ремень сумки с фотоаппаратом через грудь и встречаюсь с ним у капота джипа, ожидая, что он поведет меня за собой, но парень удивляет меня, беря за руку.
— Придется немного пройтись, — говорит он, его глаза горят от возбуждения. — Но оно того стоит.
Я откидываю голову назад, чтобы увидеть возвышающиеся деревья, их стволы покрыты вьющимися лианами с листьями размером с мою голову.
— Что это за место? Как ты его нашел?
— Однажды в детстве отец взял меня сюда в поход. — Он смотрит на пространство всего в футе перед своими ногами, стиснув челюсти. — Ты когда-нибудь слышала о марширующих в ночи?
— Нет.
— На гавайском они называются хуакаипо.
Мне нравится, когда Матео рассказывает старые легенды коренных жителей, и я жалею, что мы не стоим на месте, что бы я могла сосредоточиться на нем, а не пытаться удержаться на ногах в скользкой грязи.
— На некоторых тропах на закате под звуки барабанов и гудение раковин следует армия призрачных воинов. Иногда их сопровождает бог или богиня и… Осторожно! — Он протягивает мне вторую руку, чтобы помочь спуститься по крутому уступу с поросшими мхом камнями, прежде чем продолжить. — Воины настолько священны и настолько святы, что на них нельзя смотреть. Поэтому, когда слышишь барабаны и раковины, то должен лечь на живот и закрыть глаза, пока они не пройдут.
Я неуклюже перешагиваю через поваленное дерево.
— А что будет, если на них смотреть?
— Если будешь смотреть на них, то услышишь, как один из них крикнет: «О-иа!» за секунду до того, как получишь копьем в живот.
— А если не смотреть?
— Тогда выживешь.
Я останавливаюсь, чтобы полюбоваться скоплением красных грибов, растущих на гнилом стволе дерева, и делаю пометку сфотографировать их на обратном пути.
— И это одна из тех троп, на которых видели марширующих воинов?
Матео кивает.
— Звучит, как очень странное место, чтобы взять ребенка для общения отца с сыном, — говорю я, пока он ведет меня через особенно узкий участок тропы.
У меня не самые теплые чувства к донору спермы Матео. Хотя, по правде говоря, я вообще плохо отношусь к родителям, основываясь на моем собственном блестящем примере.
— Да. Он сказал, что хуакаипо смогут доказать, что я биологически его.
Я перестаю идти, заставляя парня остановиться.
— Он сомневался в том, что ты его?
Его выражение лица жесткое, и я знаю, что гнев направлен не на меня, но, тем не менее, нахожу его пугающим.
— Он был не самого лучшего мнения о моей маме.
— Это нехорошо, — бормочу я про себя, и мы продолжаем путь.
— Легенда гласит, что марширующие в ночи не тронут живого потомка их рода. Мой отец утверждает, что он происходит из рода древнего вождя, так что теоретически призрачная армия узнала бы меня и двинулась дальше.
— Я должна спросить, твой отец действительно верил в это? Или использовал эту историю с призраками, чтобы проверить тебя?
Он смеется.
— Это точно была проверка. Он даже заставил своих братьев спрятаться, дуть в раковины и играть на барабанах. Наверное, он хотел посмотреть, заплачу ли я.
Я поднимаю бровь.
— И?
— Ни в коем случае. — Его челюсть пульсирует. — Он никогда не дал бы мне забыть об этом, если я проявил бы слабость.
Мы идем в тишине вдоль небольшого ручья, пока разноцветные птицы поют в кронах деревьев над головой.
— Осторожно здесь каменисто. — Он ведет меня вниз по ряду черных лавовых скал, и пока сосредотачиваюсь на том, чтобы не упасть, я представляю себе подростка Матео здесь, до смерти напуганного тем, что его происхождение будет раскрыто смертью от копья.
— Твой отец, похоже, тот еще мудак.
— Ты даже не представляешь, — рассеянно говорит он.
— Так что случилось? Ты прошел тест?
Матео кивает и задерживает скопление заросших ветвей, пока я прохожу.
— Если марширующие в ночи признают в тебе свою родню, они будут кричать: «Нау!». Один из моих дядей выкрикнул это слово, отец похлопал меня по спине, и все. Я прошел проверку.
— Что означает «Нау»?
— Мы на месте. — Он выводит меня из-под навеса деревьев и… Вау! Вид как из фильма.
Небольшая бухта с пляжем из белого песка, кристально чистой водой и заметным рифом находится под защитой лавовых скал и высоких пальм.
Когда мне удается перевести взгляд на него, Матео смотрит на меня с такой сосредоточенностью, что у меня перехватывает дыхание.
— Мой. «Нау» — значит мой.
Я хочу, чтобы он был моим. Хочу быть его. Я уже собираюсь сказать об этом, когда парень спрыгивает с камней и протягивает мне руку.
Я снимаю обувь, как только мои ноги ступают на мягкую землю.
— Это невероятно. Похоже на открытку. — Я уже роюсь в своей сумке, чтобы достать фотоаппарат.
Матео наблюдает за мной с выражением лица, которое я не могу расшифровать. Ленивое, но взволнованное.
Что бы ни означало это выражение, оно заставляет мой желудок бурлить, а пульс учащаться.
— Так на
