диезы и бемоли.
– М-м-м… – промычал он. – Эта музыка мне нравится больше.
Я запрокинула голову и отдалась исполнению нашей симфонии.
* * *
«Какая же здесь огромная луна, – размышляла я, подтянув к себе колени и положив на них голову. – И такая яркая».
Я посмотрела на ромашки, которые поставила в вазу, и оторвала один цветок, зажмурила глаза и загадала: «Джонатан», повторяя шепотом слова старой считалочки:
– Любит – не любит, плюнет – поцелует, к сердцу прижмет – к черту пошлет…
Натан на кровати дернулся и что-то замычал во сне, потом повернулся на спину и сел, сжимая простыню в руке.
– Настя?!
– Я здесь, – прошептала я и, положив ромашку на подоконник, спустилась с него, прошла несколько шагов к кровати, обнаженная залезла и подползла к Коулу.
– Где ты была?
– Сидела и смотрела в окно, – спокойно ответила я.
– Пожалуйста, никогда больше не бросай меня. – Он был так серьезен, что я даже испугалась.
– Не брошу, – заверила я.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Он был такой трогательный и беззащитный.
Я обняла его и прошептала:
– Если только ты сам меня не прогонишь…
Лепесток, оставшийся на ромашке, смотрел на меня белым глазом и напоминал: «К черту пошлет!!!»
Глава 15
Испытание расстоянием
Если любовь достаточно сильна, ожидание становится счастьем.
Симона де Бовуар [24]
Сказка. Вот она сбылась. Золушка поцеловала принца, а принц доставил ей сумасшедшее удовольствие. И пошли титры…
Сейчас я повторюсь, но все же скажу, самое грустное в сказке – это то, что каждая из них имеет конец. Да-да. Всегда в самой лучшей сказке есть последняя страница, которую все равно приходится перевернуть, и что остается? Пустая страница, обложка, и все.
Наше время прошло, мне нужно было вернуться в Москву и решить проблемы с визой, как просила компания, которая меня приняла на работу в Лондоне. Они сопроводили меня приглашением, чтобы я получила рабочую визу, с которой могла оставаться в Англии жить и работать. Отказать им было неудобно, да и я решила, что лучше буду жить в Лондоне, где семья Джонатана, чтобы чувствовать его близость. В России я бы свихнулась.
Но то, что творили папарацци в аэропорту, – это было ужасно. Он знал, что так и будет, поэтому мы прощались в машине в самом углу автостоянки, и Лиззи ждала нас на улице, пока мы целовались и говорили друг другу, что будем скучать. Коул целовал меня нежно, чуть касаясь, не представляла, что в этом парне столько нежности, которую он без колебаний тратил на меня. А я просто обнимала его и пыталась не расплакаться.
– Все будет хорошо, – шептал он, и я пыталась поверить в это. – Я сниму тебе квартиру здесь, когда ты вернешься, сможешь жить в ней.
Он зарылся в мои волосы, но я взяла его лицо в ладони и заставила посмотреть на меня.
– Я не хочу быть содержанкой, Джонатан, – для меня на самом деле это было очень важно. – Это, во‐первых. Во-вторых, это…
– Прекрати, это обычная забота.
– Мы же…
– Нет, ты не используешь меня.
Теперь он заставлял меня посмотреть на него.
– Я намеренно не касался этой темы, потому что думал о том, что ты скажешь. И потом, не хотелось омрачать наши несколько дней экстаза, – он закатил глаза и пошевелил бровями, рассмешив меня своей гримасой.
В машине звучали новости, пахло розой, любимыми духами Лиз, которыми она часто злоупотребляла. А еще здесь было тепло и уютно, не так, как во внешнем мире, где Джонатан Коул был известным актером, которому надо было ходить в темных очках и бейсболке, чтобы не ослепнуть от постоянных вспышек фотоаппаратов.
– Я люблю тебя, – просто сказала я, чтобы не усложнять все еще больше.
– Я тоже тебя люблю, – он притянул мое лицо к себе и поцеловал жадно, напористо.
А потом были серость улицы, фотографы и злые, выбивающие из колеи вопросы. До сих пор я вспоминала то, с каким терпением и выдержкой Джонатан старался не реагировать на пакости, которые кричали ему в лицо о фильмах, его фигуре, одежде, женщинах. Он шел впереди, а мы семенили за ним с Лиз, держась за руки.
В VIP-зоне я поймала его взгляд.
– Все хорошо, – сказал он, но я чувствовала, что ему не по себе, чувствовала, что он переживает насчет того, что я подумаю. Что я смогу от него отказаться?!
– Нет, Джонатан, это не хорошо. Это…
– Всего лишь фотографы. Им нужна сенсация.
Мы стояли на расстоянии друг от друга, не давая повода для сплетен и сообщений в Твиттере, но и так кто-то все равно смог сделать фото, и они разошлись по Сети. Об этом я уже узнала, когда приземлилась в Домодедове, ощущая пустоту и отсутствие в моей жизни чего-то, что раскрашивает ее в яркие цвета.
Серая, дождливая Москва, как всегда, бурлила энергией, даже в три часа после полуночи. Такси неслось сквозь темноту, которая бросала в окна яркие огни и вывески, мешая дремать на заднем сиденье. На Нагатинской меня ждали пустая квартира и телефонный звонок от Тома. Войдя в квартиру, я села на диван, вздохнула и, нажав на кнопку, услышала его нетерпеливый голос.
– Привет, любимая.
Меня передернуло.
– Привет, Том, – сухо ответила я.
– Я скучал.
– Да… – зевнула я, не зная, что ответить на это, потому что я точно не скучала, тем более сейчас, глубокой ночью, хотя у него, возможно, был день, но считать разницу мне не хотелось.
– Твой телефон был недоступен несколько дней, – сразу с претензией.
– Я забыла его у Лиззи и не смогла забрать, она куда-то уезжала, – начала оправдываться я. – Она привезла мне его, когда провожала в аэропорт.
Говорить заготовленную ложь оказалось легко, хотя чувства внутри оставались гадкие от того, что нет возможности сказать все как есть. Но я действительно считала, что порвать с ним по телефону за несколько тысяч километров друг от друга выглядело унизительно и несправедливо.
– Настя, ты совсем не умеешь лгать! – повысил голос он. – Что произошло? Ты хотела поговорить, а потом твой телефон не отвечал?
Я молчала, думая, что ответить, но ничего умного в голову не приходило. В Лондоне, когда мы с Лиз придумывали, что сказать, все казалось не таким наигранным.
– Я потеряла свой телефон, – попыталась я еще раз.
– Правду! – настаивал он, и в его голосе чувствовалась сталь.
– Том, кое-что случилось, ты прав. – Я перевела дыхание. – Но я хочу поговорить с тобой лично.
В стену постучали, кажется, я разбудила Тамару Петровну, которая меня и не ждала уже, наверное, хотя я обещала вернуться.
– Что случилось? – тут же спросил Страуд.
– Я
