Мне что, прикажешь всегда носить его тебе в угоду?
— Всегда не всегда, да только нет его у тебя, дворецкий, — возразил Бэс. — Смотри-ка, вот он, — Бэс достал из обшлага ключ, висевший на обрывке цепочки. — Послушай, о властитель, — продолжал он. — Когда я давеча сцепился с этим типом, ключ оказался у меня в левой руке, но тот тогда ничего не заметил, так ключ и попал ко мне вместе с обрывком цепочки. Сравни их и сам суди. К тому же с разбойника слетела маска, я разглядел его лицо и теперь вот признал.
Пероа сложил вместе обрывки цепочки и угадал в них редкое мастерство восточного золотаря. Затем он хлопнул в ладоши, и по сигналу из-за спины у него тотчас же возникли вооруженные охранники из придворной стражи.
— Все сходится, — молвил он. — Дворецкий Идернеса, оказывается, самый заурядный разбойник.
Верзила попробовал было возразить, но не смог, поскольку все говорило против него.
— Итак, о властитель, — спросил Бэс, — какое наказание ожидает разбойников, безжалостно нападающих на добрых путников на улицах Мемфиса, и какую кару просить мне для этого?
— Отрубить правую руку да высечь плетьми, — ответствовал Пероа.
Заслышав такое, дворецкий попытался улизнуть, но Бэс мигом накинулся на него, точно обезьяна на птицу, и вцепился мертвой хваткой.
— Держите разбойника! — велел Пероа слугам. — Да всыпьте ему полсотни розог. А руку ему я сохраню, потому что его ждет дорога.
Слуги повалили верзилу наземь и, когда принесли розги, принялись сечь его, пока на тридцатом ударе он не взмолился о пощаде, сознавшись, что именно он предводительствовал разбойниками, — Пероа тут же велел скрепить его слова письменно. Потом он спросил, зачем ему, посланцу наместника, понадобилось грабить на улицах Мемфиса, и, поскольку тот отказался отвечать, судебному исполнителю было велено пороть его дальше.
После очередных трех ударов верзила сказал:
— О властитель, это был не простой грабеж наживы ради. Я исполнил приказ, потому что вон у того сановника была при себе древняя Белая печать Великого царя, которую он показал кому-то из слуг наместника на берегу канала. Печать эта, о властитель, — священный знак, и она, как говорят, передается по наследству в роду Великого царя дважды в тысячу лет, а поскольку наместник не ведал, как она попала в руки благородного Шабаки, он приказал мне при случае ее заполучить.
— Вместе с жемчужинами, дворецкий?
— Да, о властитель, потому что цена их очень высока, и на них наместник смог бы купить себе сатрапию[354] побольше.
— Отпустите его, — велел Пероа. И верзила поднялся, потираясь и стеная от боли.
— Теперь, дворецкий, — продолжал Пероа, — возвращайся к своему повелителю с благодарным сердцем, ибо ты избежал того, что заслужил с лихвой. Передай, что ему нипочем не выкрасть печать, и, коли он мудр, пусть смирится, а нет, так участь его будет ужаснее твоей, да и всем его слугам скажи то же самое. Глупец, откуда мог ты или твой повелитель знать, что на уме у Великого царя или каково предназначение Печати Печатей здесь, в Египте? Поостерегись, не то все вы дружно угодите в пропасть, а Идернес падет на самое ее дно.
— Поостерегусь, о властитель, — проговорил пристыженный дворецкий, — и, что бы там ни было начертано на печати, я повинуюсь, как и многие другие.
— Ты благоразумен, — ответил Пероа. — Молю, чтобы и наместнику Идернесу достало благоразумия. А теперь убирайся и благодари бога, которому поклоняешься, что сохранил себе жизнь и запястье на правой руке.
Дворецкий и спутники его пали ниц перед Пероа, потом униженно поклонились мне и даже Бэсу, поскольку в глубине души поверили, что нам покровительствуют несокрушимые силы Великого царя, могущие стереть их всех с лица земли, ежели на то будет наша воля. Потом они ушли — дворецкий слегка прихрамывал: от былой его спеси не осталось и следа.
— Вот и отлично, — сказал Пероа чуть погодя, когда мы остались с ним наедине. — Отныне этот плут так напуган, что нагонит страху и на своего повелителя.
— Да уж, — ответил я, — ловко вы все проделали, властитель. Однако нельзя терять времени, поскольку еще до следующей луны все станет известно на Востоке, а там кто его знает, что им придет на ум, — может, и новая печать появится.
— Говоришь, ты похитил Белую печать? — спросил он.
— Нет, властитель, на самом деле ее приобрел Бэс — некоторым образом, — и я ею воспользовался. Может, оно и к лучшему, что вы пока еще не все знаете.
— Может, и так, — ответил он. И мы расстались, потому как у него было много дел.
Пополудни совет собрался снова. Я передал им золото, и с его помощью все было улажено. Через неделю в Мемфис должна была прибыть посуху тысяча вооруженных воинов, а по Нилу — сотня кораблей с экипажами; кроме того, в Верхнем Египте собиралось огромное войско, большей частью под водительством греков, весьма искусных в военном деле. Греческие города в устье Нила также собирались присоединиться к восстанию, о чем объявили некоторые их граждане, потому что они всем сердцем презирали Великого царя и страстно желали высвободиться из-под его ярма.
Что касается меня, то мне поручили командовать личной охраной Пероа, в числе которой было немало греков, а кроме того, я получил чин полководца; что же до Бэса, ему, по моей просьбе, были дарованы привилегии почетного гражданина, и он принял их с улыбкой — он, который у себя на родине был царем.
Наконец, после того как все приготовления были завершены, я вышел в дворцовый сад отдохнуть перед дорогой в пустыню, где должен был встретиться с моим двоюродным дедом, святым Танофером. Я был один — Бэс пошел за лошадьми, на которых нам предстояло отправиться в путь, — и, усевшись под пальмой, принялся размышлять о великом приключении, на поиски которого мы пустились с легким сердцем: ведь я так любил приключения.
