Стивен побледнел.
— Откуда ты знаешь? — прошептал он, бросив взгляд в сторону спальни, где осталась дочь.
«Не говори, — яростно зашептал дракон. — Не говори!»
Эши вздохнул.
— У меня очень обостренные чувства, — солгал он. — Я ощущаю его запах. — Ложь была незначительной, едва ли Стивен помнил свои занятия с Ларк.
— А у него есть другое применение?
Эши пожал плечами:
— Его используют для окраски волос. Кроме того, добавляют в красящие вещества, чтобы цвет приобрел устойчивость.
Стивен заметно успокоился.
— Значит, мы нашли причину. — Он похлопал Эши по руке. — Розелла прекрасная швея, она шьет одежду для детей. Я сильно встревожился, старина. Но Розелла никогда не причинит детям вред, я уверен.
Эши улыбнулся своему лучшему другу:
— Извини. Только благодаря моей невероятной подозрительности мне удалось уцелеть. Наверное, если я когда-нибудь снова стану нормальным человеком, мне придется заново учиться доверять людям.
— Верно. Пойдем, мои покои рядом.
Когда они оказались в спальне Стивена, Эши подошел к балконной двери и выглянул в окно.
— Крепостная стена заметно пострадала. Суровая зима?
Герцог Наварн оперся о письменный стол.
— Ты слышал о карнавале в честь зимнего солнцестояния?
Эши кивнул, продолжая смотреть в темноту.
— Да. Мне очень жаль, Стивен.
Стивен тяжело вздохнул.
— Тогда тебе известно, что Тристан взял на себя командование армиями?
— Да.
Герцог потер подбородок большим и указательным пальцами.
— Ты намерен взять командование в свои руки? Ведь ты наконец вернулся.
Эши усмехнулся:
— А зачем?
— Потому что именно ты должен объединить Роланд. Ты для этого рожден.
Эши рассмеялся и повернулся к другу.
— Да уж, теперь возникли довольно любопытные возможности, — сказал он. — Как тебе понравится такой вариант: «Король Гвидион Мертвый»? Или «Воскресший»? Или «Восставший из мертвых»? Нет, не думаю, что это возможно. — Он вытащил перчатки из карманов плаща и надел их. — Спасибо за бренди.
— Ты уходишь? — разочарованно спросил Стивен.
Эши кивнул, в последний раз положив руку на плечо друга.
— Я должен. Как и должен был прийти к тебе и рассказать обо всем, что произошло.
— Но я еще не все у тебя спросил! — В глазах Стивена появилось отчаяние. — Когда ты вернешься?
— Когда смогу. К сожалению, ничего определенного. Но знай, Стивен, я всегда помнил о тебе. И я рад, что ты жив и у тебя все хорошо. Придет день, когда наступит мир и мы сможем проводить время вместе, ни от кого не скрываясь.
Герцог улыбнулся:
— Надеюсь, долго ждать не придется. Твой тезка так быстро взрослеет. Тот, в честь кого он назван, мог бы принять участие в его обучении, да и сестры тоже. Он нуждается в тебе, Гвидион. Как и я. С каждым днем мои силы убывают.
Эши рассмеялся и обнял друга.
— Когда все закончится, у нас будет время пожить так, как положено нормальным людям. И мы начнем с того места, на котором наша жизнь прервалась, совершим удивительные подвиги, будем любить замечательных женщин и…
— … по всему Роланду в нашу честь будут возводить памятники, — со смехом закончил Стивен их юношеский девиз. Потом его усмешка превратилась в спокойную улыбку, и их глаза встретились. Как странно: многие их юношеские цели были или достигнуты, или утеряны — чрезвычайно болезненное чувство. — Я согласен сидеть в кладовой — после того как все повара отправятся спать, — есть горбушки черного хлеба и до самого утра разговаривать обо всем, как прежде.
— Я и сам с нетерпением этого жду, — признался Эши. — Мы будем наслаждаться обычными радостями жизни до конца наших дней. В любом случае, скоро мы впадем в детство и тогда сможем прятаться в твоем винном погребе, напиваться до полного помутнения рассудка и рассказывать друг другу истории, слушать которые ни за что не согласится никто другой.
— Договорились. — Лицо Стивена стало серьезным. — Ты знаешь, я всегда готов помочь тебе, Гвидион. Мы находимся на грани войны. Быть может, благодаря твоему возвращению ее удастся предотвратить.
— До встречи, Стивен. — Эши подошел к балконной двери. — Береги себя и своих детей. Скоро мы снова встретимся.
Он открыл дверь и исчез, оставив Стивена смотреть в темное окно, за которым падал снег. А ветер продолжал стучать в двери Хагфорта.
34
Илорк
В темных коридорах Котелка уже погасили часть факелов, когда Гривас постучал в дверь комнаты Совета, находившейся за Большим залом. Акмед сидел, уткнувшись взглядом в большую карту. Грунтор жестом предложил Гривасу войти, а сам вновь повернулся к Акмеду.
Гривас молча ждал, пока Грунтор закончит совещаться со своим королем. Наконец Акмед свернул карту, он был раздражен.
— Да?
Гривас откашлялся.
— Милорд, в башню Гриввена прилетела птица с посланием для вас. Оно выглядит довольно странно.
Услышав это сообщение, Акмед поднял голову, бросил тревожный взгляд на Гриваса и протянул руку, затянутую в перчатку. Гривас вложил в ладонь короля маленький свиток, обернутый в промасленную ткань, и быстро отступил к пляшущим возле большого камина теням.
Акмед и Грунтор переглянулись, затем великан подошел к камину, взял лучину, зажег ее и вернулся к столу. Через мгновение свет лампы уже озарял стол, над которым склонился король. Хмыкнув, он прочитал послание вслух.
«Королю Акмеду Илоркскому.
Ваше величество,
С глубоким прискорбием я узнал от Р. об ужасной болезни, обрушившейся на Ваш народ, и трагической гибели Вашей армии. Посылаю Вам свои соболезнования и готов оказать любую помощь, если Вы нуждаетесь в лекарствах или травах, необходимых для похоронных ритуалов.
Ллаурон, Главный жрец. Гвинвуд».
Король и Грунтор еще раз переглянулись, и великан жестом показал Гривасу, что тот может идти. Гривас поклонился и аккуратно закрыл за собой дверь.
Грунтор снял шлем и почесал макушку тщательно наманикюренными когтями.
— Ну, что скажешь? Какие у тебя мысли?
Акмед поднес записку поближе к огню и еще раз прочитал, наблюдая за тем, как мечется в камине пламя. Наконец он заговорил:
— Я ошибался относительно Ллаурона. — Он швырнул записку в огонь, где она вспыхнула и исчезла в облаке едкого дыма.
Грунтор дождался, пока Акмед поудобней устроится в кресле. Король смотрел в огонь, словно пытался разгадать его тайну.
— Ллаурон не является ф’дором, — сказал Акмед.
— Откуда ты знаешь?
— Рапсодия никогда не сказала бы Ллаурону ничего подобного. Сомневаюсь, что ей вообще известно о его послании. История о болезни и гибели нашей армии — ложь, а Рапсодия никогда не лжет. Я полагаю, что данное сообщение адресовано не только мне, но и ей, в нем содержится какой-то подтекст.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
