1869 году, был издан Сеймовый устав, который был признан незыблемым основным законом, подлежащим изменению или отмене лишь по согласному решению Монарха и Сейма. Совершенно бесспорно также, что монетный закон 1877 года был признан общим сеймовым законом, а закон о воинской повинности в главных своих статьях – даже законом основным.
Я бы не хотел утаить ни одного из доводов, которые говорят в пользу финляндской точки зрения, я не возьму на себя неприглядной для правительства обязанности выискивать отдельные слова, выражения, опорочивающие эти акты: нельзя исторический спор ставить в зависимость от адвокатской ловкости ораторов и ловить на слове исторических деятелей, давно уже сошедших в могилу. (Голос в центре: это правильно.) Задача правительства иная: правительство считает, что Финляндия пользуется широкой местной автономией, что Финляндии дарована провинциальная конституция, но правительство вполне убеждено, что те предметы, которые обнимают всю империю, или те финляндские законы, которые затрагивают интересы России, выходят за пределы компетенции финляндского Сейма. Всякое другое понимание завело бы нас в исторический тупик. (Голоса в центре: правильно.)
Ведь для всех, я думаю, господа, ясно, что нормы законодательные, правовые нормы и отношения не окаменевают, но изменяются, развиваются вслед за развитием жизни народной. Точно так же должны были измениться взаимоотношения России и Финляндии. Должна же быть какая-нибудь конечная инстанция, какая-нибудь верховная, суверенная, на юридическом языке, власть, которая бы эти вопросы решала, решала бы вопросы об изменении норм взаимоотношений Финляндии и России, которая решала бы и общие для них вопросы. Мы ведь видим, что право административного законодательства Монархов не покрывает этих вопросов. Мы видим, как мало удачны попытки финляндского Сейма решать эти вопросы захватным правом.
Предоставление же Сейму решения принципиального вопроса об общегосударственном законодательстве было бы равносильно предоставлению ему прав, которые член Государственной думы Милюков назвал учредительными, по вопросу, который касается всей России. Это было бы незаконно по отношению к России. Это не соответствовало бы существу провинциальной финляндской конституции. Я скажу более, такого права самоопределения не имеют даже составные части сложных государств.
Нам возразят, да уже возражали, что в том учреждении в Германии, которое решает вопросы об изменении отдельных конституций, имеют право голоса все союзные государства. Но я думаю, что в настоящее время никто ещё не признаёт Финляндию государством, союзным с Россией. Английский Colonial Legislation Validity Act безусловно признаёт силу за решениями колониальных парламентов только тогда, когда они не противоречат законодательным актам британского Парламента. Но если державная власть в деле общеимперского законодательства не принадлежит и не может принадлежать финляндскому Сейму, то кому же она принадлежит по праву?
До настоящего времени её бесспорно осуществляли русские Монархи, то есть единственная общая законодательная для Финляндии и для России власть. Ввиду неопределённости финляндских законов, ввиду туманности даже самого понятия основных финляндских законов, ввиду неясности границ между местным и общеимперским законодательством, Монархи наши безразлично осуществляли эту власть и путём имперских повелений, и в порядке административного законодательства, и в порядке сеймового законодательства, которое, как вы видели, иногда даже вторгается в область законодательства чисто русского. Но что совершенно ясно, совершенно бесспорно, это то, что сами наши Государи сознавали, что они, и они одни, властны и правомочны выполнять общеимперское законодательство в пределах Великого княжества Финляндского.
Александр Первый, даровав Финляндии конституцию и потребовав от земских чинов в Борго их мнения по разным вопросам, запечатлев в Фридрихсгамском мирном договоре державные права России, тщательно и добросовестно охранял финляндскую автономию, но, вместе с тем, в тех делах, которые касались и России, он чувствовал себя совершенно свободным от всяких ограничений и действовал совершенно патриархально. Разрешив финляндцам управляться в своих границах на основании старинных шведских законов, Александр Первый во всех своих манифестах, даже самых льготных, всё же признавал Финляндию частью, и притом подчинённой частью, русского государства, России. Он даже, как вы знаете, не счёл необходимым, утверждая эти законы, сделать оговорку о том, что они имеют силу только в той мере, в какой они не противоречат русским Основным законам, настолько он признавал их провинциальный характер.
Ведь в этих законах, которые, по ст. 57 Формы правления, должны быть понимаемы буквально, не только запрещается назначать генерал-губернаторов, но вопреки единственному фундаментальному закону того времени о престолонаследии требуется, как тут уже упоминали, от Монарха лютеранское вероисповедание, невыезд его из пределов Финляндии и т. д. Если признать, что Император Александр Первый отказался за Россию от державных или учредительных прав, то надо признать, что немедленно же после утверждения шведских законов он начал их нарушать! Но в его время, по крайней мере, в этом его никто не обвинял* в эту эпоху все признавали Великое княжество Финляндское русской провинцией. Это заявлялось и на сейме в Борго, это вы можете найти во всех исторических и юридических учебниках того времени.
Известный финляндский учёный Нервандер называет Финляндию Тиролем России. Двадцать лет пребывавший вице-председателем Сената барон Гартман открыто заявлял, что Форма правления потеряла свою силу, что необходимо возможно широкое распространение в Финляндии русского языка. Министр статс-секретарь граф Ребиндер мечтал о сближении устава Гельсингфорского университета с уставами других русских университетов. В те времена, до 50-х годов, в торжественных случаях в университете пелся русский народный гимн; Императора и консистория университетская, и студенты встречали адресами, написанными на русском языке.
Вот, господа, в какой финляндской атмосфере действовали и законодательствовали Император Александр Первый и Император Николай Павлович. Я не знаю, надлежит ли перечислять вам тот объёмистый перечень законов, которые при Императоре Александре Первом были изданы в имперском порядке? Их тут перечислял один из предыдущих ораторов. Нельзя же длительную практику принимать как исключение. Известно, что Император Александр Первый в том же 1810 году, в котором он издал один из льготных своих манифестов, на который тут уже ссылались, указом своим приказал перечислить в ресурсы государственного казначейства остатки по смете новой Финляндии. Вам известно, что он присоединил старую Финляндию к новой Финляндии, что он назначил генерал-губернатора вопреки параграфу 33 Формы правления.
Особенно интересны те суждения, которые высказывались в Государственном совете по поводу этих актов. В той записке, которая была представлена в Государственный совет, говорилось буквально следующее, и в то время это никого не смущало.
Если обе сии провинции – то есть старая и новая Финляндия – ныне равно принадлежат Империи и той же и единой покорены верховной власти, то не может быть никакого основания различать их ни в имени, ни в жребии, ни в образе управления, и подобно тому, как из двух прежних разновременных завоеваний
