Аттик Флавий усмехнулся. Заговорил он только секунд через двадцать.
— Подозреваю, что на большинство моих возражений я знаю ваши ответы заранее. Это ведь решение. Вы не обсуждаете со мной, а ставите в известность. Да?
— Да.
— Других вариантов вы даже не рассматриваете?
— Не рассматриваю. Я начну их рассматривать, если вы или умрете, или бесповоротно откажетесь. Давить на вас бесполезно. Но хочу напомнить: вы поклялись служить империи на любой должности, какой она потребует. На любой.
Аттик Флавий вздохнул.
— Удивительно, — сказал он. — Никогда не думал, что попаду в подобное положение. Наверное, миллионы людей были бы готовы положить жизнь за то, что вы меня сейчас уговариваете принять.
— Так потому я и предлагаю вам, а не им... Ваша кандидатура идеальна. Пусть новой Византией правит династия Флавиев. Это хороший знак.
— А как вы представляете себе передачу власти?
— Через усыновление. Вашего преемника мы выберем вместе, если я буду жив... а если нет, то вам придется самому. Дальше, возможно, власть опять станет наследственной... и, возможно, это и не страшно. Все же какой-никакой стабилизатор. Хотя я бы не загадывал так далеко.
— А меня вы тоже собираетесь усыновить?
Велизарий улыбнулся.
— Нет. Учитывая, что вы на пятнадцать лет старше меня, это было бы как-то уж очень не по традиции. Я сделаю это простым декретом. Мало кто знает — но по закону такое право у императора есть. Им ни разу со времен Константина Двенадцатого не пользовались. Потому и забыли...
— М-да, — сказал Флавий. — И сколько лет вы от меня хотите?
— Вам еще нет пятидесяти. Так что как минимум лет десять. Потом можете уходить. Если во вкус не войдете...
Флавий ухмыльнулся, показав зубы.
— А вы оставите рядом со мной людей, которые будут следить, чтобы я не слишком "входил во вкус"?
Велизарий тоже улыбнулся.
— Возможно. Посмотрим, как повернется... Вы меня поначалу привлекли, в том числе, как раз полным отсутствием карьерных амбиций. Иначе бы строили свою службу совсем по-другому. А служите вы все-таки уже тридцать лет... Но бывают и чудеса, конечно. Увидим.
— Увидим, — сказал Флавий. — Значит, вот почему вы здесь. А не там.
Велизарий пожал плечами.
— Я не военный специалист. Чему-то, конечно, учился, но не больше. Вряд ли я смогу им помочь — тем, кто сейчас на Пандемосе. И кроме того... Да, вы правы. Послевоенную судьбу империи будут решать совсем не эти люди.
— Очаровательно, — сказал Флавий. — Значит, они — просто ваши инструменты. Для тяжелой, мерзкой, но необходимой работы.
Велизарий еще раз пожал плечами.
— Я глубоко уважаю этих людей, — сказал он. — И Рейхенау, и Уайта... и многих, кого по именам не знаю, конечно же. Если они выполнят свою задачу — это будет невероятно важно для нашего будущего. Неоценимо. Но славы им не достанется.
— Логистика трещит по швам, — сказал адмирал Стратиотик. — Мало того, что выросло наше количество, так мы еще получили технику трех разных производителей с несовместимыми коммуникациями. Инженеры сейчас по горло заняты созданием переходников. Знаю, что мы с этим разберемся, но на нервы действует сильно.
— Как насчет того, чтобы просто предоставить каждому флоту автономность по снабжению? — этот вопрос задал адмирал Музалон, командующий линкорами.
Стратиотик вздохнул.
— Такой вариант снизит нашу управляемость при любом сбое. Резко снизит. Я могу показать вам интендантские раскладки... Не беспокойтесь. Еще сутки, и мы закончим.
— Спасибо, — сказал Рейхенау. — Мне хотелось бы послушать разведку. Что есть у наших противников?
— У них почти не осталось крупных кораблей, — сказал контр-адмирал Маевский. — Но противокосмическая оборона Токугавы очень сильна. Возможно, она самая сильная в мире. Придется повозиться.
Все притихли. На экране зажглась объемная карта Токугавы с обозначенными секторами огня и силовыми щитами. Красные, желтые, синие пересекающиеся линии, эллипсы, конуса...
— Господа, давайте будем бодрее, — сказал адмирал Макензен. — Думаю, что мы сейчас располагаем самым сильным флотом за всю историю.
— Это так, — согласился Рейхенау. — Но взломать оборону Токугавы будет все равно непросто. И особенно непросто будет сделать это без серьезных потерь. Господа, не забывайте: после того, что случилось, позволить себе большие потери мы не можем.
— Мой авианосец, точнее его люфтгруппа, может сбивать беспилотники и мелкие атакующие корабли, — сказал Вин Уайт. — Думаю, что удержать для вас полусферу мы сможем. Только график согласовать надо.
— Спасибо, — сказал Рейхенау. — В возможностях авианосца я не сомневаюсь. Но главных проблем это не решает. Давайте начистоту, господа. Кто считает, что на Токугаве нам нужно высаживаться?
Собравшиеся молчали.
— Судя по всему, никто, — сказал Стратиотик. Он был очень мрачен.
— Судя по всему, да, — повторил Музалон. — А особенно судя по тому, что вы даже не пригласили на это совещание представителей наземных сил.
— Пригласить их недолго, — возразил Рейхенау. — А нужно ли?
— Не нужно, — сказал Вин Уайт. Все посмотрели на него.
Вин встал.
— При данных ограничениях... В общем, позвольте мне сказать то, что никто из вас не решается сказать первым. Никакой высадки на Токугаву не будет. Будет обстрел планеты с высокой орбиты. С самой большой дистанции, на которой затухание интенсивности гразеров еще пренебрежимо мало. Рассчитать ее вы можете и сами. Это — единственный способ свести к минимуму потери. Наши потери.
Адмиралы молчали. Рейхенау прекрасно представлял, что сейчас творится у них в головах. Они понимают, что Уайт прав, и понимают, что эта правота — чудовищна. Огонь с линейных кораблей по поверхности планеты. Средство, которое не применялось в этой войне еще никогда. Оно не использовалось даже как угроза. Все понимали, что если уж захватывать планету — то вместе с населением и инфраструктурой.
То есть не все, как выяснилось...
Рейхенау собрался. Сейчас предстояло сказать самое неприятное.
— Итак, у нас есть шесть линкоров, четыре линейных крейсера и два суперлинкора. Господа артиллеристы, мне нужны расчеты. Что мы можем сделать с этой силой? И... — он поискал глазами Вина Уайта, — мне надо точно знать, какую территорию предстоит накрыть. Войдите в контакт с разведкой, пожалуйста. Потому что вы правы. Нам придется бить по Токугаве с большого расстояния, чтобы уберечь корабли и людей... Своих людей. Господа, вы, наверное, помните, что когда мы готовили прошлое наступление на Токугаву... неудачное... тогда именно я спросил Ангела: допускает ли он возможность удара тяжелых кораблей по планете. И он ответил, что в крайнем случае — допускает. Так вот, этот случай настал. У кого есть предварительные прикидки?
— Имея двенадцать кораблей основного класса, мы можем почти все, — сказал Музалон. — Такой мощности с избытком хватит, чтобы пробить планетную кору и нарушить конвективные потоки в мантии.
— Наша цель не так уж велика, — сказал Вин Уайт. — Вся структура Ледяной зоны на Токугаве умещается на ее Полярном континенте, который размером где-то с земную Австралию.
Рейхенау кивнул.
— Меня больше всего беспокоит навигация, — сказал он. — Потому что армада получается очень большая, и корабли — очень разнородные. А выйти к цели все должны сразу.
— Мы можем поделиться навигационными программами, — сказал адмирал Бертон, командующий альянсовской частью флота (все повернулись к нему). — Правда, они не рассчитаны на ваши ординаторы, так что потребуют доводки. Но это решаемо.
— Спасибо, — сказал Рейхенау. — Кстати, я думаю, что ваши линкоры придется использовать в прикрытии. Для работы по основным целям хватит и наших. Вы ведь не возражаете?
— Нет, конечно, — сказал Бертон.
— Чудесно... С новыми кораблями и квантовой поддержкой у нас, может быть, что-то и получится. — Рейхенау оглядел участников совещания. — Я очень надеюсь, что это усилие — последнее. Даже не надеюсь. Верю. Давайте проведем этот бой так, чтобы потом других боев больше не понадобилось.
— Вот так все и случилось, — сказал Георгий. — Я даже не знаю, чего в этом больше. То ли столкновения амбиций, то ли обычной глупости. — Он провел по лицу рукой. — Если бы на моем месте был другой командующий...
— Было бы то же самое, — мягко сказала Мира Бериславич.
Георгий помотал головой.
— Нет. Не обязательно. И не любой другой.
Он встал и подошел к окну. Был вечер; сосны на склоне будто светились.
— Я жалею, что приехал сюда. Это слабость. Но... Мне кажется, в мире для меня не осталось другого места. Только флот. А для флота я теперь бесполезен. Я думаю... — он не закончил фразу.
