— Поторопись, — сказал Коэн. — По-моему, он вот-вот отправится.
Недобор пожал плечами и осторожно забрался герою за спину.
— О-о? А каким образом он…
* * *
Анк-Морпорк!
Жемчужина всех городов!
Разумеется, это не совсем точное определение — он не был ни круглым, ни блестящим, но даже злейшие враги этого города согласились бы, что если уж сравнивать с чем-нибудь Анк-Морпорк, то только с куском какой-то дряни, покрытым болезнетворными выделениями умирающего моллюска.
В мире есть более крупные города. В мире есть более богатые города. В мире наверняка есть более красивые города. Но ни один город во множественной вселенной не может соперничать с Анк-Морпорком по части запаха.
Великие и Древнейшие, которые знали о вселенных всё и вдыхали запахи Калькутты,!Ксрк-!а и центрального Марспорта, единодушно согласились, что даже эти великолепные образчики назальной поэзии — не более чем частушки в сопоставлении с великолепными одами пахнущего Анк-Морпорка.
Можно говорить о козлах. Можно говорить о чесноке. Можно говорить о Франции. Валяйте. Но если вы не нюхали Анк-Морпорк в жаркую погоду, вы не нюхали ничего.
Горожане гордятся этим запахом. Они выносят стулья на улицу, чтобы насладиться им в погожий денёк. Они надувают щёки, похлопывают себя по груди и оживленно комментируют еле заметные характерные нюансы. Они даже поставили памятник, чтобы увековечить ту тёмную ночь, когда войска одного вражеского государства попытались украдкой войти в город и успели уже забраться на стены, когда — оцените весь ужас! — затычки у них в носах перестали справляться с нагрузкой. Богатые купцы, проведшие много лет за границей, посылают домой за специально закупоренными и запечатанными бутылками местного воздуха, который вызывает у них на глазах слёзы.
Так он действует на людей.
Описать эффект, который запах Анк-Морпорка производит на заезжий нос, можно только одним способом. При помощи аналогии.
Возьмите плед. Осыпьте его конфетти. Осветите разноцветной лампой.
А теперь возьмите хамелеона.
Посадите его на этот плед.
Внимательно посмотрите.
Видите?
Вот почему, когда лавка наконец материализовалась в Анк-Морпорке, Ринсвинд резко выпрямился на стуле и сказал: «Приехали», Бетан побледнела, тогда как Двацветок, совершенно лишённый обоняния, спросил: «Правда? А откуда ты знаешь?»
Это был долгий день. Они перемерили множество стен в целом ряде городов, потому что, согласно объяснениям продавца, магическое поле Диска выкидывало разные фокусы и переворачивало всё вверх тормашками.
Все города были покинуты жителями и находились во власти праздношатающихся банд безумных почитателей левого уха.
— Откуда их столько? — полюбопытствовал Двацветок, улепетывая от очередной толпы.
— Внутри каждого нормального человека сидит безумец, пытающийся выбраться наружу, — ответил продавец. — Лично я так всегда думал. Никто не сходит с ума быстрее, чем абсолютно нормальный человек.
— Это бессмыслица, — сказала Бетан, — а если в этом и есть какой-то смысл, то он мне не нравится.
Звезда превзошла размерами солнце. Этой ночью ночи не предвиделось. У противоположного горизонта солнышко Диска прилагало массу усилий, чтобы зайти нормально. Общее впечатление, производимое красным светом, делало город, и в обычное время не особенно красивый, похожим на картину, нарисованную художником-фанатиком после периода неудач под названием «пора гуталина».
Но это была родина. Ринсвинд вгляделся в пустую улицу и почувствовал себя почти счастливым.
Заклинание на задворках сознания чуть не чокнулось со злости, но Ринсвинд даже не заметил этого. Может, магия и вправду ослабла с приближением звезды, а может, Заклинание сидело у него в голове так долго, что он приобрел нечто вроде психического иммунитета. Одним словом, он обнаружил в себе способности к сопротивлению.
— Мы в доках, — объявил он. — Вы только вдохните этот морской воздух!
— О, — сказала Бетан, прислоняясь к стенке. — Да.
— Это озон, вот что, — объяснил Ринсвинд. — Воздух с характером, не хухры-мухры.
Он сделал глубокий вдох.
Двацветок повернулся к продавцу.
— Что ж, надеюсь, ты найдешь своего чародея. Извини, что мы ничего не купили, но, понимаешь, все мои деньги остались в Сундуке…
Продавец сунул что-то ему в руку.
— Небольшой подарок. На память.
Он юркнул обратно в лавку, колокольчик звякнул, объявление, гласящее «Вазвращайтесь Завтра За Пиявками Ложконосца, Маленькими Кровососами», одиноко брякнулась о дверь, и магазинчик растаял в кирпичах стены, словно его никогда и не было. Двацветок осторожно протянул руку и, не доверяя своим глазам, потрогал стену.
— И что в мешке? — полюбопытствовал Ринсвинд.
Мешок был из толстой оберточной бумаги, с веревочными ручками.
— Если у него вдруг вырастут ноги, я не хочу иметь с ним ничего общего, — заявила Бетан.
Двацветок заглянул в мешок и вытащил его содержимое наружу.
— И всё? — удивился Ринсвинд. — Маленький домик, оклеенный ракушками?
— Очень нужная штука, — начал обороняться Двацветок. — В нём можно хранить сигареты.
— А без них ты просто жить не можешь, да? — спросил Ринсвинд.
— Я предпочла бы бутылочку хорошего масла для загара, — фыркнула Бетан.
— Пошли, — скомандовал Ринсвинд и направился к центру города.
Остальные последовали за ним.
Двацветку пришло в голову, что нужно сказать слова утешения, завести лёгкую тактичную беседу, чтобы не дать Бетан замкнуться в себе и хоть как-то подбодрить её.
— Не беспокойся, — сказал он. — Не исключено, что Коэн ещё жив.
— О, полагаю, он жив-живехонек, — отозвалась она, топая по мощёной мостовой так, словно у неё были личные претензии к каждому булыжнику. — Если бы он постоянно умирал, то не дожил бы до восьмидесяти семи лет. Вот только здесь его нет.
— Как и моего Сундука, — вставил Двацветок. — Хотя это не одно и то же.
— Как ты считаешь, звезда врежется в Диск?
— Нет, — уверенно заявил Двацветок.
— Почему?
— Ринсвинд считает, что этого не случится.
Бетан с изумлением посмотрела на туриста.
— Ну понимаешь, — продолжал тот, — тебе известно, как поступают с водорослями?
Бетан, выросшая на Водоворотных равнинах, слышала о море только в сказках и заочно решила, что оно ей не нравится. Её лицо выразило недоумение.
— Их едят.
— И это тоже. Но в основном их вывешивают за дверь и определяют по ним, когда пойдет дождь.
Бетан уже успела усвоить, что пытаться понять речи Двацветка — бесполезно. Можно лишь бежать рядом с беседой и надеяться запрыгнуть на неё, когда она будет заворачивать за угол.
— Понятно, — сказала она.
— Видишь ли, Ринсвинд такой же.
— Такой же, как водоросли?
— Да. Он боится всего подряд. Но сейчас он не испытывает страха. Звезда — это чуть ли не единственная вещь на моей памяти, которой он не боится. А если уж он её не боится, то и нам беспокоиться не о чем.
— Значит, дождя не будет? — спросила Бетан.
— Ну да. В метафорическом смысле.
— О-о.
Бетан решила не спрашивать, что значит «метафорический». Вдруг это имеет какое-то отношение к водорослям?
Ринсвинд обернулся.
— Подтягивайтесь, — сказал он. — Немножко осталось.
— И куда же мы идем? — поинтересовался Двацветок.
— В Незримый Университет, естественно.
— А это разумно?
— Может, и нет, но я всё равно пойду туда…
Ринсвинд резко умолк, и его лицо исказилось гримасой боли. Он поднес руки к ушам и застонал.
— Что, Заклинание донимает?
— Аг-ха.
— Попробуй что-нибудь спеть про себя.
Ринсвинд поморщился.
— Нет, я избавлюсь от этой заразы, — хрипло заявил он. — Оно отправится обратно в книгу, где ему и место. Я хочу получить свою голову обратно!
— Но тогда… — начал было Двацветок и остановился.
До их слуха донеслись отдаленное пение и топот множества ног.
— Как ты думаешь, это люди со звездами? — спросила Бетан.
Это были они. Головные ряды вывернули из-за угла в сотне ярдов от путешественников — впереди войска гордо реяло потрепанное белое знамя с восьмиконечной звездой.
— Здесь не только люди со звездами, — заметил Двацветок. — Здесь все подряд!
Проходящая мимо толпа подхватила их и увлекла за собой. Только что они стояли на пустынной улице — и вот уже несутся вместе с людским потоком, который увлекает их всё дальше и дальше.
* * *
Мерцающий свет факелов легко скользил по проложенным под Университетом сырым туннелям, по которым гуськом шествовали главы восьми орденов.
— По крайней мере, здесь прохладно, — изрёк один из них.