Всеволод Ольгович, идя в известной мере по стопам Мономаха в деле объединения Руси, все же действовал, руководствуясь корыстными целями, и не пользовался популярностью в различных слоях русского общества, и приравнение Ольговичей к Мономаховичам должно было только усилить и ускорить борьбу между ними.
5. Усобицы в середине XII века и усиление феодальной раздробленности
1 августа 1146 г. Игорь со Святославом въезжают в Киев. К Игорю сейчас же являются делегаты от киевлян, уже готовых к присяге и собравшиеся у Туровой божницы. Делегаты выразили желание горожан перед присягой поговорить с князем. Речь, конечно, должна была идти об известных обязательствах князя по отношению к киевлянам. Пришлось бы недосчитаться и некоторых сподвижников и сторонников Всеволода, короче — разговор предстоял не особенно приятный, а в случае отказа со стороны князя — дело могло окончиться кровопролитием. Игорь не решается ехать к собравшимся киевлянам и посылает к ним Святослава, который предусмотрительно ведет с собой дружину. Вече протекало бурно. Киевляне прежде всего жаловались представителю нового князя на своеволие и грабеж тиуна Всеволода, Ратши, и на вышегородского тиуна Всеволода, Тудора: «Рекоуче Ратша ны погоуби Киев, а Тоудор Вышегород». Вече предложило Святославу присягнуть, «целовать крест», за себя и за брата в том, что они искоренят своеволие, не допустят «обид» киевлянам. Святослав обещал, что не будет насилий и тиуны будут впредь «по вашей воли» и, сойдя с коня, «на том целова хрест к ним оу вечи». Киевляне также сходят с коней и целуют крест в верности Игорю и Святославу. Летопись подробно рисует взаимную присягу князя и веча, фигурально выражаясь, что киевляне присягали «и с детми». Это, конечно, отнюдь не означает, что к присяге приводили в порыве верноподданических чувств и малолетних детей, которых как бы на всякий случай захватили с собой вооруженные всадники-киевляне, вернее, как это увидим, киевские ратники. Так расценивали указанное сообщение летописи Соловьев, Карамзин и некоторые другие. Неправ был и М. Н. Покровский, утверждавший, что, рассматривая киевское вече 1146 г., «под детми» надо подразумевать «меньших», «молодших», т. е. младших членов семьи, а не только главарей патриархальных семей. Летописец просто для полноты представления позволяет себе употребление выражения «и с детми», подобно таким выражениям, как «до последнего солдата», «продадим жен и детей» и т. д.
Святослав с веча «пойма лутшеи муже Кияне» и едет к Игорю, причем Игорь присягает «на вси воли», подтверждая присягу Святослава, и «лучшие мужи» в свою очередь присягают ему. Вече на этом не кончилось. На вечевом сходе принимали участие три группы. Одна — «лучшие мужи», те киевские бояре, которые договорились с Игорем и Святославом, но ждали только удобного момента для того; чтобы изгнать Игоря и посадить на киевской стол кого угодно, но во всяком случае не князя досадившей им в свое время «черниговской партии» Всеволода Ольговича. Эта последняя не только монополизировала в своих руках управление государством, всю реальную силу, оказывая исключительное влияние на князя, но выступала также и солидным конкурентом большинства киевских бояр и купцов в деле захвата земли, в торговых операциях, в распределении доходов, получаемых от дани, поборов, военной добычи, и т. п. Среди нее были и собственно черниговцы и те местные киевские бояре, которым было все равно кому служить, лишь бы получать больше доходов, а так как при Всеволоде Ольговиче грабить и притеснять население, по-видимому, разрешалось сколько угодно, то и служили они ему до поры до времени верно. Но мало того что «черниговская партия» — немногочисленная кучка правителей и грабителей, своевольно управлявших и обогащавшихся всеми методами, — была конкурентом и политическим соперником основной массы киевской знати, она же в глазах широких слоев городского, да и сельского населения была олицетворением произвола, насилия и грабежа, так как, чувствуя кратковременность своего господства, эти «калифы на час» действовали как рыцари большой дороги и старались возможно скорей нажиться, не брезгуя никакими средствами. В силу указанного обстоятельства «черниговцы» не только встретили глухое недовольство «лучших мужей», причем возможно, что депутация к Игорю состояла в доброй своей половине из числа их же самих, но и столкнулись с открытым выступлением народных масс. Народные массы на вече 1146 г. представлены двумя социальными прослойками: вооруженные всадники — «кияне». Это не городские низы в подлинном смысле слова, которые, как правило, не были вооружены и тем более не имели лошадей. На примере восстаний 1068 г. мы видели, что даже не все купечество было вооружено. Многие же купцы, будучи сами вооружены, во всяком случае не имели конных вооруженных слуг. Восстание 1113 г. действительно несколько усилило роль и влияние городских народных масс на вече, но дать им возможность обзавестись лошадьми и оружием — оно не могло. Очевидно, в «киянах» в данном случае следует видеть городскую «рать», выставленную местной городской знатью, знатью не княжеской, не дружинной, т. е., прежде всего, купечеством. В этой социальной прослойке, несомненно, могли участвовать и средние слои, вооруженные за свой счет — мелкое купечество, богатые ремесленники — и, наконец, за спиной «воев»-«киян» на вече в Киеве у Туровой божницы стояли толпы собственно «черного люда», «простой чади», состоявшей главным образом из ремесленников, сегодня еще свободных или полусвободных, а завтра уже закабаленных, закрепощенных или порабощенных людей, часть которых, из поколения в поколения все меньшая и меньшая, снова становилась свободной, бо́льшая же — так и оставалась зависимой. Обе указанные группы, «кияне» и «простая чадь», имели все основания быть недовольными тысяцким, мечниками и тиунами Всеволода Ольговича, которые, по их выражению, «погубили» Киев и Вышгород. Результат деятельности Ратши и Тудора сказался. Пока «лучшие мужи» договаривались с Игорем, «кияне», собравшиеся на вече у Туровой божницы, решили сами расправиться с ненавистным тысяцким Ратшей, тиунами и мечниками. Речь идет, конечно, не о тех «киянах» из «лучших мужей», которые только что «целовали крест». Активную роль в восстании играли те, кто не сходил с коней и не целовал креста, и с кем ни Игорь, ни Святослав не считали нужным «рядиться», договариваться, а именно «простая чадь». Она-то вместе с «воями»-«киянами», и то, по-видимому, не всеми, разгромила двор тысяцкого Ратши и разобрала его имущество. Той же участи подверглись мечники Всеволода. Грозное восстание «черного люда» заставило Игоря и Святослава заключить союз с известной частью киевской верхушки, союз, как мы увидим дальше, кратковременный. Игорь и Святослав почувствовали под собой более твердую почву «и посла к ним Игорь брата своего Святослава с дружиною и едва оутиши».[886] Восстание было подавлено.
Но не прочно было княжение Игоря, несмотря на все старания более энергичного Святослава. Киевская боярская верхушка стремилась посадить на княжий стол своего ставленника и вела переговоры с переяславльским князем Изяславом Мстиславичем. На вопрос Игоря, верен ли он ему, Изяслав отвечал молчанием и задержал посла Игоря. Посланцам же киевских бояр Изяслав ответил согласием и двинулся на Киев. Переправившись через Днепр у Заруба, Изяслав поднимает черных клобуков Поросья, с которыми Ольговичи обращались, по свидетельству Татищева, как победители с побежденными, собирая дань, грабя и захватывая полон. К нему присоединились также и жители укрепленных городов Поросья, белгородцы и василевцы.[887] Игорь вынужден был заключить союз с Владимиром и Изяславом Давидовичем. Но этого было мало. Надо было озаботиться о союзниках в самом Киеве. Он пытался приблизить к себе киевских бояр и укрепить свой престиж среди них. Игорь призывает Лазаря Саковского, Василия Полочанина, Мирослава Хилича, Улеба и Ивана Войтишича, которым подтверждает их оставление на старых должностях, а Улебу дает «держать тысячу», т. е. назначает его тысяцким. Но было уже поздно. Хитрые бояре прекрасно учли, кто из соперников сильней, и перешли на сторону Изяслава Мстиславича. Они организовали заговор в Киеве, а Изяслава уведомили, чтобы он поспешил скорей к Киеву, пока не подошли Давидовичи, обещая в бою обратиться в бегство. Заговорщикам удалось осуществить свой план. Во время битвы у Олеговой могилы на сторону Изяслава Мстиславича перешли бояре, а Улеб и Иван Войтищич, по уговору, бежали к Жидовским воротам. Ольговичи были разбиты. Игоря, завязнувшего в болоте, взяли в плен и, заковав в кандалы, посадили в монастырь св. Иоанна в Переяславле. Святослав, сын Всеволода Ольговича, спрятался в Ирининском монастыре в Киеве, где его и схватили, а Святослав Ольгович с боем отступал до самого устья Десны и ушел от преследователей в Чернигов.[888] Изяслав вступил в Киев, где его встретили бояре, купцы и духовенство. Он арестовал оставшихся верными Ольговичам бояр: Даниила Великого, Юрия Прокопьевича, Ивора Юрьевича, внука Мирослава, «и инех много», отпущенных затем за выкуп, а Святослава Всеволодовича «поча водити подле ся».[889] Села, скот и имущество в домах и монастырях, принадлежащих Всеволоду, Игорю и их дружинникам, были разграблены. По меткому определению П. Голубовского, «это было только начало борьбы, и неизвестно еще, кто одержал бы в ней верх при прочном союзе князей всей Северской земли». И далее, с нашей точки зрения совершенно правильно, он отмечает, что причина неудачи Всеволода лежит в том, что его централизаторские стремления сталкивались с удельными тенденциями Игоря и Святослава, и непрерывные трения между ними и Всеволодом не способствовали единству Ольговичей. Они мешали Всеволоду, и в то же время подчинить себе их полностью, как самостоятельных князей, он все же не мог. Только под конец княжения Всеволод подчинил себе братьев и то не окончательно.
