Разбитые в бою и терроризированные расправой Володимирка горожане на время отказались от борьбы, — правда, как это мы увидим ниже, выжидая лишь удобного случая, чтобы выступить снова. Интересно отметить, что и второе восстание горожан связано было с звенигородскими Ростиславичами: на этот раз на престол пригласили сына Ивана — Ростислава. Объяснение этого явления, равно как и дальнейшей деятельности Ивана Ростиславича, лежит в том, что как отец, так и сын связали свою политическую карьеру с движением народных масс, используя их в своих целях. Постараемся это показать.
Очутившись на Дунае, Иван Ростиславич не сразу отправился к Всеволоду в Киев. Некоторое время он оставался на Дунае. За это говорит то обстоятельство, что когда в 1146 г. политическая карьера изгнанника развернулась не в Галиче, а в Приднепровье, он уже носил прозвище «Берладник».
Низовья Дуная и Днестра были покрыты русскими поселениями. В Воскресенской летописи мы находим список русских городов по Днестру и Дунаю:
«А от имени градом всем Русским далним и ближним… На Дунае Видицов с седми стен каменных, Мдин, об ону страну Дуная Трънов, ту лежит святая Пятница; а по Дунаю Дрествин, Дичин, Килиа, на устье Дуная Новое Село, Аколятря, на море Карна, Каварна. А на сей стране Дуная: на усть Днестра над морем Белгород, Чернъ, Аскый Торг, на Пруте реце Романов Торг, на Молдаве Немечь, в горах Корочюнов Камень, Сочава, Сереть, Баня, Нечюн, Коломыя, Городок на Черемоше, на Днестре Хотен».[895]
К этому списку русских городов следует добавить Берладь (современный Бирлат), Малый Галич (Галац) и Текучий.
Сведения Воскресенской летописи о русских городах по Дунаю и Днестру в известной части подтверждаются греческими источниками. В сборнике документов, изданных Миклошичем и Миллером («Acto Patr. Const.»), есть список (№ 52) городов по Дунаю, не принадлежащих болгарам. Документ датируется началом XIV в. Среди этих неболгарских городов Дуная значатся Карна (Κρανεα), Каварна (Καρναβα, Cavarna), Килия (Κελλια), Аколятря (Γαλιαγρα) и Дрествин (Δρισρα).[896]
Пять неболгарских городов в русском и греческом источниках совпадают, и это дает возможность утверждать, что еще в начале XIV в. они были действительно русскими.
Перечисленные города, расположенные далеко от основных феодальных центров Галичского княжества (княжеских резиденций, стольных городов), были в значительной мере самоуправляющимися городскими общинами, возглавляемыми городской знатью, лишь номинально подвластными галицкому князю.
Русское население появилось на Дунае отнюдь не вследствие княжеской колонизации, а занимало этот край с древнейших времен.
Топонимический материал, подвергавшийся изучению рядом исследователей, свидетельствует о древнейшем населении низовьев Дуная и части Трансильвании. Это довенгерское и дорумынское население было русским.[897]
Следы политической жизни русского населения Трансильвании восходят к XIII в., и в жалованной грамоте храмовникам венгерского короля Белы, датируемой 1247 годом, упоминается «terra de Zewrino» и «kenesatus» (князья) de tota Zewrini Иван и Фаркаш (Волк) и воевода Лиртиой.[898] Эта «Северская земля», расположенная по Дунаю у границ Трансильвании, управлялась русскими князьями. И даже в XIX в. Надеждин обратил внимание на четыре русских села, надолго приковавшие к себе внимание исследователей.[899] На Дунае русские появляются очень давно. Стоит вспомнить хотя бы уличей и тиверцев. Уже по свидетельству Льва Диакона, в составе воинов Святослава были женщины. Очевидно, это были не киевлянки, пришедшие со святославовой ратью, а те самые русские «девы» по Дунаю, о которых говорит «Слово о полку Игореве». Речь идет, очевидно, о русских поселениях на Дунае. В 1043 г. Владимир Ярославич с Вышатой беспрепятственно доходят до Дуная, проходя, очевидно, по русским землям.[900] По Константину Багрянородному, Дичин был обычной стоянкой русских, направлявшихся в Византию.[901] Анна Комнин сообщает, что в 80-х годах XI в. на нижнем Дунае сидели самостоятельные князья. В числе их она называет некоего Всеслава, правившего в Вичине. В эту область незадолго пришло «скифское, племя» из-за Дуная, поселившееся здесь с разрешения местных князей. Задунайское «скифское племя» было земледельческим и, по мнению Васильевского и Кулаковского, это были не кто иные, как русские.[902] Всеслав и другие князья, равно как и население, принявшее переселенцев-русских, — сами были тоже русскими.
Атталиота говорит о множестве городов по Дунаю, а население их называет «многоязычным». Он же сообщает о том, что города эти имеют пешее (типичное для русских на Дунае со времен Святослава) войско.[903]
Князья нижнедунайских городов были независимы от Византии и временами, случалось, даже облагали ее данью. Так, например, князь Татуш в 1074 г. совершил в союзе с печенегами удачный поход на Византию, а в 1088 г., во время похода Алексея Комнина, Татуш, сидевший в Дристре, вместе с половцами выступил против Алексея. Татуш — славянин. За это говорит то, что Византия направляет к нему посла, родом иллирийца, т. е. славянина. Но он не болгарин, так как Анна Комнин отличает его и его «племя» от болгар, именуемых ею «манихейцами» (богумилами).
По мнению Кулаковского, Татуш, Всеслав и их племена — это те скифы-пришельцы, о которых говорит Анна Комнин.[904] Еще в начале XII в. на Дунае хозяйничают русские. В 1116 г. Мономах посылает на Дунай Ивана Войтишича, который сажает по городам княжеских посадников. Для этого князю не пришлось воевать, следовательно, низовья Дуная были русскими. Русские сидели к востоку от Дристры, так как в 1116 г. Вячеслав и Фома Ратиборович не смогли назначить посадника в Дристру, подвластную Византии.[905] Во второй половине XII в. русские княжества еще удерживаются на Дунае. Так, например, в 1162 г. Византия дает Васильку и Мстиславу Юрьевичам четыре города и волость на Дунае.[906] Мы не ставим своей задачей проследить дальнейшую судьбу русского населения на Дунае, но нельзя не отметить, что и в XIII и в XIVb. русские по-прежнему еще играют известную роль. Никита Акоминат говорит о бродниках;[907] сын убитого Асеня І, Асень II, бежит в «русскую землю» и возвращается оттуда с русскими беглецами (своего рода бродниками, берладликами, «галицкими выгонцами»); в конце XIII в. в северной Болгарии княжит русский князь Яков-Святослав, приславщий в 1262 г. в Киев Номоканон, где он писал о своем русском происхождении. В 1328 г. русский воевода Иван отстаивает от греков Филиппополь, находясь на службе у болгарского царя.[908] В XI–XII вв. русское население нижнего Дуная было еще многочисленным и связанным с остальной Русью, и прежде всего с Галицкой, хотя связи эти не были прочными.
Дашкевич предполагает, что низовья Дуная и Днестра носили название «Берлади», а, следовательно, их русское население называлось «берладниками», а сам город Берладь был лишь главным центром берладской земли.[909] Это предположение достаточно убедительно.
Земли по нижнему Дунаю и Днестру были заселены берладниками, быть может, частично составлявшими и городское население Дунайского понизовья. Это было смешанное по этническому своему составу, но в основе своей русское население, занимавшееся земледелием, охотой, рыбной ловлей, промыслами, часто выходившее для торговли и набегов на своих челнах в море. Полуоседлые земледельцы и промысловики, постоянно готовые к нападению и отпору врага — половцев, болгар, волохов, византийцев, и поэтому опытные воины, берладники были своеобразной «вольницей», населявшей и охранявшей юго-западные окраины древней Руси. Берладники, как и аналогичные им бродники,[910] выбирали своих старшин (старейшин), носивших у бродников название «старост» и «воевод». Среди берладников Иван Ростиславич выступает скорее не как полновластный государь, а как предводитель, ограниченный в своих правах традиционными порядками этой «вольницы». Такое положение не могло импонировать Ивану Ростиславичу, и он уходит в Киев.
Политическая биография Ивана Ростиславича за это время очень красочна. Он выступает союзником Святослава Ольговича, служит ему в качестве наемного воина и получает от него 12 гривен золота и 200 гривен серебра.[911] Затем Берладник изменяет Святославу и переходит на сторону Ростислава Смоленского.[912] На некоторое время Иван Ростиславич сходит с политической арены — закованный в кандалы Юрием Долгоруким, он сидел в заключении в Суздале. В 1157 г. Юрий Долгорукий собирался перевести его в Киев и выдать своему зятю Ярославу Осмомыслу. Видно опасный претендент на княжий стол, воинственный и популярный в народных массах Иван Ростиславич не давал покоя Осмомыслу. Галицкий князь отправил к тестю за Берладником целую дружину во главе с князем Святополком и Кснятином Серославичем. Участь Берладника была, казалось, решена. Но митрополит и игумны напомнили Юрию о его крестном целовании Ивану Ростиславичу (по какому поводу оно было дано, летопись не сообщает), которое он собирался нарушить, упрекнули Долгорукого в том, что он не только не верен своей клятве, но и издевается над своим пленником («держиши в толице нужи») и хочет «выдати на убивство». Под давлением духовенства Юрий вынужден был отказаться от своего плана, и Берладник в оковах снова был отправлен в Суздаль. По дороге в Суздаль дружинники Изяслава Давидовича Черниговского отбивают Ивана Ростиславича и уводят его в Чернигов. Изяславу Давидовичу Берладник был нужен как пугало и орудие в его руках в борьбе против усиливающегося Ярослава Осмомысла.
