Их враги захватили громадные стада и косяки лошадей еще до этого, у села Мельтеково, жгли их «жита и дворы», громили их «всю жизнь» у Любеча, грабили княжее «Игорево сельцо», громадные богатые княжие вотчины с челядью, скотом, запасами, накопленными сокровищами и т. д., разбросанные повсюду в Северской земле. Северские князья — едва ли не богатейшие в своей среде, ибо каждый раз летописец с удивлением констатирует громадные размеры их движимого и недвижимого имущества. Стремление к сохранению самостоятельности заставляет города Северской земли энергично сопротивляться нападению Давидовичей и Изяслава. Путивль и Новгород-Северск, покинутые своим князем, сдаются только тогда, когда была исчерпана возможность дальнейшего сопротивления и только после того, как им присягает князь и именно не Давидович, а сам Изяслав, что, по мнению П. Голубовского, объясняется отдаленностью Киева и вероятной эфемерностью его господства.[919]
Под натиском сил союзников Святослав Ольгович вынужден был отступить. Лесные дебри земли вятичей стали служить пристанищем для северского князя. И впервые в летописи с этого момента начинают упоминаться города вятичей. В эти годы в вятичскую землю впервые, собственно, проникают столь сильные княжие дружины. Самостоятельность вятичей была подорвана походами Мономаха, когда была уничтожена местная верхушка. Вместе с Ходотой и его сыном исчезает вятичская варварская племенная знать, по-видимому, уже феодализирующегося порядка. В середине XII в. «вятичи» летописи — слабо дифференцированная масса общинников. О вятичских князьях и боярах мы почти не имеем указаний, если не считать вятичским боярином московского боярина Кучку. С вятичами князья совершенно не считаются, их земля становится ареной ожесточенной борьбы, подвергается в результате длительных военных действий разорению и опустошению, но сами вятичи в этой драме, знаменовавшей собой окончательную ликвидацию их былой самостоятельности, играют роль безмолвных статистов. Очевидно, поход Мономаха «на вятичи», экспедиции рязанских, северских и ростовских князей в окраинные земли вятичей привели либо к разгрому вятичской верхушки в той ее части, которая пробовала сопротивляться, либо к ее ассимиляции в среде дружинного боярства окрестных феодальных городов. Вятич к тому времени и в тех именно районах, которые становятся ареной межкняжеской усобицы, выступает уже главным образом просто как смерд или горожанин, который не в состоянии бороться с массовым проникновением в его некогда непроходимую лесную страну княжеских дружинников. Эти последние в своей борьбе совершенно не обращают внимания на исконных хозяев края, используя их города в качестве своих опорных пунктов в войне с врагом, таким же чужим в вятичской земле, как и они сами. На страницах летописи мелькают вятичские города: Дедославль, Карачев, Остер, Колтеск, Лобыньск, Москва, Неринск, Брянск, Мценск, Облов (Оболвь), Воробейна, Девягорск, Козельск и др.
Все же по отношению к вятичам политика Святослава отличалась от политики Изяслава. Если Изяслав шел к Карачеву, грабя на своем пути и вызывая этим ненависть вятичей, то Святослав, избрав вятичскую землю в качестве своего убежища, действовал гораздо осторожнее, желая привлечь к себе симпатии населения, впервые столкнувшегося с такими многочисленными и сильными княжескими дружинами, к которым они всегда, естественно, чувствовали недоверие и ненависть. Зная, что только сила может удержать вятичей от борьбы с непрошенными гостями и в то же время не рассчитывая на свою военную силу, Святослав, обеспечивая себе тыл, решил установить более или менее нормальные отношения с вятичами. Это ему, как мы увидим дальше, в известной мере удалось.
Святослав наносит короткие удары и уходит все дальше и дальше в глубь вятичской земли. В Остре покидает его Иван Берладник, князь-ландскнехт, получивший от Святослава «за службу» 12 гривен золота и 200 гривен серебра. Давидовичи в это время становятся хозяевами удела Святослава, а Изяслав Мстиславич — удела Игоря, после чего киевский князь прекращает преследование Ольговича.
Несмотря на уход половцев, последний не ослабел. Юрий Долгорукий оказывает ему поддержку, а Давидовичи не в силах справиться сами со Святославом. Когда они попробовали поймать его руками самих вятичей и на вече в Дедославле старались убедить вятичей в том, что Святослав — их враг, последние резонно заметили, что им все равно, кто их князь — Давидович или Ольгович.[920] Им, конечно, было все равно, кто будет собирать дань, кабалить и захватывать их земли. Через год «мирная» политика Святослава по отношению к вятичам дала свои результаты, и когда он занял Дедославль, по-видимому, центральный город вятичской земли, то посадники Давидовичей, посаженные ими в других городах, опасаясь выступлений вятичей, поспешили сами скрыться.[921] Пока Святослав отсиживался в земле вятичей, Юрий завоевывает у Новгорода Новый Торг и поселения по Мете, нанося этим удар союзнику Изяслава Мстиславича. Вслед за этим Святослав предпринимает поход на второго союзника киевского князя — князя смоленского Ростислава Мстиславича и по дороге на р. Протве громит голядь, по-видимому, литовское племя, оторванное от других литовских племен и представляющее собой своеобразную этнографическую загадку. На совещании в Москве в 1147 г. Святослав и его сын Олег получают подарки от Юрия, и начинается отвоевывание вятичской земли. Посадники Давидовичей бегут из вятичских городов. На помощь Святославу подходят половцы-токсобичи под начальством Судимира Кучебича и Горена, суздальская рать Глеба Юрьевича и бродники. Подробнее о бродниках мы остановимся ниже, а пока лишь отметим их участие вместе с половцами в борьбе князей между собой на стороне Ольговичей.
Давидовичи решают действовать на два фронта: они обещают Святославу поддержку и просят мира, рассчитывая захватить Киев, а Изяслава призывают к борьбе со Святославом. Киевское вече 1147 г. в ответ на призыв Изяслава выступить против Юрия отвечает отказом, помня времена возвышения Киева при Мономахе. Боярская верхушка Киева не хотела поднять руку на «Мономахово племя» и предлагала князю не доверять «Ольговичам», под которыми надо подразумевать, кстати сказать, не Ольговичей, а Давидовичей.[922] Изяслав набирает дружину из «охочих» киевлян и идет навстречу Святославу. Посланный в Чернигов боярин Улеб доносит об измене Давидовичей, и Давидовичи, под нажимом Изяслава, признались в ней. Изяслав мобилизует свои силы. Собранное князем киевское вече, и это единственный случай, когда в Киеве вече собирает князь, обеспокоенное переходом Чернигова в лагерь врагов, волнуется. Жертвой его стал Игорь Ольгович, принявший уже в то время схиму. Игорь был убит.
Вскоре же развернулась борьба за Посемье, так как Курск с Посемьем отказались воевать с Мономаховичами и приняли посадников Глеба Юрьевича, обезопасив себя таким образом от расправы Изяслава. Последний действует в Переяславльской земле, тяготевшей к Юрию Долгорукому, берет Попашь, затем подходит к Чернигову и начинает «воевать» Черниговскую землю. Так как горожане энергично сопротивлялись, киевский князь решил напугать население своей жесткостью. Изяслав разорял города и опустошал целые области. Так, например, во Всеволоже, взятом с боя и разрушенном, собралось население трех ранее уже захваченных Изяславом городов. Спасаясь от погрома, бегут к Чернигову жители Бохмача, Белой Вежи, Уненежа, но по дороге их захватывают в плен дружинники Изяслава. Особенно энергично сопротивлялся Глебль, и это принудило Изяслава снять осаду города и отступить в Киев.
На помощь Изяславу приходит Ростислав Смоленский. Он берет Любеч, где была «вся жизнь» черниговских князей. Этот поход ставил своей целью подрыв хозяйственной базы союзников. Глеб с Посемья предпринимает поход в Переяславльскую землю. Здесь он захватывает Остерский городок и, получив сообщение от боярина Жирослава о том, что переяславцы ждут его и откроют ему ворота, подходит к Переяславлю. Но группа бояр — сторонников Глеба Юрьевича — была, очевидно, недостаточно сильна, и переяславльский князь Мстислав Изяславич отбивает нападение Глеба. Северские князья не могли помочь осажденному в Остерском городке Глебу, и он вынужден был заключить мир с Изяславом.
Тяготение Глеба к Переяславлю вызвано стремлением князей подготовить почву для дальнейшего наступления на Киев с целью захвата киевского стола. В этом отношении Переяславльское княжество было очень удобно. Курск с Посемьем, в свою очередь, представлял собой связующее звено между Суздалем и Переяславлем, попавшее, кстати сказать, в то время также в руки суздальского Глеба Юрьевича.
Глеб чувствует себя в этой коалиции князей на особом положении. Прекрасно понимая, что без поддержки его и его отца, Юрия Владимировича Долгорукова, Святослав не смог бы долго сопротивляться, он действует совершенно самостоятельно, не считаясь с интересами своих союзников. Из Курска Глеб предпринимает походы против половцев, исконных союзников северских князей, с ханами которых последние были вдобавок и в родственных отношениях. Конечно, нельзя думать, что Глеб был противником всех половецких племен и колен, так как в суздальских ратях мы видим и половцев и союзное им население половецких степей — бродников. Останавливает на себе внимание также и факт тяготения городов Северской земли, в частности Курска с Посемьем, к суздальскому князю. Летописец прямо говорит о том, что Курск отказался бороться с «Мономаховым племенем», но зато обещал полную поддержку киевскому князю в войне с Ольговичами.[923] По-видимому, как предположил еще Татищев, подобная позиция Курска объясняется его попыткой избежать расправы со стороны киевского князя, с одной стороны, и суздальского, с другой. Киевские князья, как бы считали в порядке вещей, что у многих городов на «Мономахово племя» не поднимаются руки. Так было в Киеве, и объяснение этому явлению было уже нами дано выше, так ответили князю, по примеру киевлян, и в Курске. Прямо отказать Изяславу в поддержке Курск не решался. Такой уклончивый ответ в одно и то же время не мог вызвать репрессий со стороны киевского князя и страховал, в случае успешных действий Глеба Юрьевича, от расправы и со стороны последнего, тем более, что Курск с Посемьем давно «тянули» к потомкам Всеволода Ярославича, и курские феодалы-дружинники считали себя все же вассалами князей из рода «суздальских Мономаховичей», а Святослав Ольгович, разбитый и скрывающийся в земле вятичей, был не страшен. К тому же Курск, быть может, в это время даже прямо тяготел к нему, но опасался упоминать имя Святослава Ольговича в разговоре с Изяславом, чтобы не вызвать с его стороны военных действий. Переговоры курян с князем, закончившиеся в пользу первых, заставляют сделать вывод о большой политической роли в Курске чрезвычайно сильного местного феодального элемента, что подтверждается «Словом о полку Игореве». Куряне, благодаря особенностям местоположения своего города на пограничье с половецкой степью, так же, как и жители других пограничных городов, «сведоми къмети», опытные воины, прекрасная конница, не боящаяся ни трудов, ни опасностей. Здесь не только складывается воинственное «земское» боярство (по-видимому, это были главным образом мелкие феодалы), но и собственно городское население — купечество, ремесленники — было вооружено. Такой «вооруженный народ» имел достаточно сил для ведения войны без поддержки княжеской дружины, и этим объясняется его политическая роль. На окраинах Руси местные городские дружины были наиболее сильны, и здесь они выступали часто как решающий фактор.
