прочла? — Алена затормозила ногами.
— В одной книжке.
— Знаешь, эти книжки… В них никогда не опишешь всего, что случается с человеком, — решительно произнесла Алена и стала снова раскачиваться в гамаке.
Из-за угла дома к ним вышел Лева Борисоглебский, державший на руках пригревшуюся Жульку.
— Привыкла ко мне, шельма. Не рычит больше, — сказал он, целуя собаку в морду: брезгливый по отношению к чужим людям, он был абсолютно лишен брезгливости к животным.
— Жулька ко всем привыкает. Ее однажды хотели украсть, а она даже не залаяла, — сказала Алена.
Лева опустился на складной стульчик Митрофана Гавриловича.
— А где старик? Мы с ним вчера недоговорили о Литвинове и Лиге наций.
— Дед на собрании дачного кооператива. А чем занимаются мальчики? Им не скучно?
Лева выпустил Жульку.
— Мика Марье Антоновне грядки вскапывает, совсем умаялся, бедняга…
— А Никита? — интонацией голоса Алена как бы убеждала Леву не отделять этот вопрос от предыдущего.
— Сидит один на балконе. Думает.
— Это на него Тургенев подействовал. Мрачный писатель, — Алена взглядом добавила что-то к сказанному. — Никогда не стала бы читать.
— А многим нравится, — Лева едва заметно улыбнулся, показывая, что понял смысл ее слов.
— Что ж, у каждого свой вкус, — Алена ответила Леве такой же улыбкой и встала с гамака. — Пойду взгляну на несчастного.
Она отправилась на балкон к Никите, а Лева и Фрося остались вдвоем. Лева пересел в гамак и стал раскачиваться, разглядывая солнечные пятна на стволе дуба.
— Фрося, а вы Тургенева любите? — спросил он, и они заговорили о книгах.
Никита ощущал все признаки того состояния, с которого начиналась влюбленность. Голос Лизы он бессознательно в ы д е л я л из других голосов, выделял ее походку, цвет ее платья, легкий запах ее духов, по утрам он просыпался счастливым, и это неопровержимо доказывало, что он влюбился. Точно так же сцепляются вместе летающие в воздухе пылинки, образуя случайный узор, и для Никиты таким же случайным, новым и необъяснимым было его чувство. Он не понимал, откуда оно бралось, и, следуя ему, тщетно пытался сохранить равновесие между этим новым чувством к Лизе и всеми остальными, привычными чувствами. Все привычное раздражало его, и в те минуты, когда он думал о Лизе, ему были неприятны мысли об Алене, о капитанах, об Алексее Степановиче. Обо всем этом он забывал и, выделяя голос Лизы, так же выделял и мысли о ней из всех других мыслей.
Никита даже не удивился, что Алена так быстро успокоилась после их ссоры и ничем не напоминала о ней, обращаясь с ним так же непринужденно, как и с его друзьями. Эта непринужденность подчас вызывала в нем недоверие, но у Никиты не было никакого желания вникать в его причины, поэтому он предпочитал п о в е р и т ь, что Алена попросту смирилась с неизбежной переменой в их отношениях.
Когда Алена поднялась к нему на балкон, Никита спросил:
— Что, успокоилась?
— Я не только успокоилась. Я готова тебе помочь, — сказала она с деланной наивностью и легкомыслием, которые в ее положении лишь подчеркивали серьезность сказанного.
— В чем помочь, радость моя?
— Например, устроить тебе свидание с Лизой, — сказала она капризно, словно это была ее прихоть, лишь случайно совпадавшая с тем, чего он страстно желал.
— А тебе-то что за корысть? Или у тебя, как у всех закоренелых грешников, возник порыв альтруизма?
— Не так уж много я грешила, — Алена скромно опустила глаза. — Да и тебя это не должно волновать. По-моему, ты не расслышал. Я предлагаю тебе свидание с Лизой.
— Где? — спросил он глухим голосом.
— У нее, естественно. Мы ведь спим в одной комнате.
— И она согласится?
— Все будет зависеть от моего старания.
— Постарайся! — воскликнул он с грубоватым нетерпением, хотя и понимал, что следовало применить самую тонкую аргументацию.
— Постараюсь. Я же сама тебе предложила, — вздохнула Алена.
Неопределенной интонацией голоса она все же давала ему повод для неуверенности.
— А, понимаю. Ты мне мстишь и готовишь ловушку. Радость моя, но ведь и я тоже кусаюсь.
— Меня ты уже не укусишь. У меня теперь слоновья кожа.
— Поздравляю. Значит, все же месть? И ты уверена в успехе? А ты не допускаешь, что я, может быть, сам влюблен в Лизу? Вдруг из нас получится добродетельная семейная пара?
— Из вас?! Ой, держите меня! Мне дурно! — Алена беззвучно смеялась. — Да ты не можешь любить, дорогуша! Ты никогда никого не полюбишь! Тебе не дано! Поэтому делай свое дело, и не будем пудрить друг другу мозги!
Никита побледнел.
— Уйди отсюда!
— Между прочим, ты у меня в гостях. Не забывай.
— Уйди…
— Хорошо, хорошо, — удовлетворенно согласилась Алена, словно ей было предложено что-то веселое и приятное. — Завтра в час. Не перепутай, — сказала она и беспечно вышла.
Вечером они укладывались спать, и Алена близоруко щурилась, читая книгу и посматривая на Лизу, которая только что разделась и потянулась за ночной рубашкой.
— Между прочим, тобою интересуются, — сказала Алена, переворачивая страницу.
— Кто? — спросила Лиза без всякого любопытства.
— Машков, естественно.
В комнате было душно, и Алена выпростала из-под одеяла руки.
— Почему он должен мною интересоваться!
Лиза сердилась, не попадая в рукава ночной рубашки: ей не хотелось оставаться обнаженной перед подругой.
— Уж это тебе видней.
Алена задержала на ней слишком долгий взгляд, и Лиза с упреком сказала:
— Отвернись, пожалуйста.
— Ты что, стесняешься?
— Отвернись, мне неприятно.
Алена тяжело перевернулась на другой бок.
— Уж это тебе видней, — повторила она, как бы подчеркивая, что и в первый раз ее слова не заключали в себе ничего предосудительного. — Вон у тебя фигурка… как у «Весны» Боттичелли!
— Перестань. Мне не нужна твоя фальшивая лесть.
Лиза легла и замолкла.
— Пам-па-ра-рам, — Алена безразлично что-то напевала. — Ладно. Я знаю, отчего ты сердишься. Прости меня. Прости, что я тогда произнесла это слово.
— Какое слово?
— «Отцепись».
— Хорошо, прощаю, — сказала Лиза и улыбнулась.
Алена проворно вскочила с кровати, перебежала к Лизе и присела на краешек ее постели.
— Он тобою действительно увлечен, по-моему, даже всерьез, — жарко зашептала она. — Все время о тебе спрашивает. Когда я однажды попробовала пошутить: мол, тургеневская девушка и все такое, он чуть не взбесился. «Что ты понимаешь! Это же стиль «ретро»! Возвращение к тому, что было тридцать лет назад!»
— О ком ты? — спросила Лиза.
Алена подозрительно взглянула на подругу.
— Ты что, притворяешься! Я говорю о Машкове.
— Зачем ты мне о нем говоришь?
— Это же такая личность!
— Мне он безразличен. Давай спать.
— Может быть, тебя смущает, что у нас с ним… — с балкона подуло ветром, и Алена поджала под себя озябшие ноги. — Словом, между
