нащупала таблетки. Высыпала их на ладонь — получилась целая горсть. «Ну!..» — приказала она себе, но рука словно окаменела. Алена заставила себя подумать о постороннем: «Анемоны… зеленая кофта…» Судорожно запихала таблетки в рот и, давясь, стала глотать. Скрипнула дверь, и придвинутый к ней стул поехал по мокрому полу. «Хромоножка, что ей надо?» — подумала Алена.
Фрося бросилась к ней:
— Выплюнь! Сейчас же!
Алена попыталась оттолкнуть Фросю, но та с силой разжала ей рот и стала вынимать размокшие от слюны таблетки снотворного. Алена лишь кашляла и давилась.
— Ими не отравишься. Они очень слабые, — сказала Фрося, и Алена ошарашенно вытаращила глаза.
— Как ты догадалась, что я хотела… отравиться?
— Почувствовала. Я хорошо все чувствую.
— Ну, ты даешь! Никому не трепись, ладно?! — Алена собрала рассыпанные таблетки и выбросила в окно. — Значит, они слабые? Интересно, что со мною было бы, если бы я их проглотила?
Алена села на стул и усадила напротив Фросю.
— Проспала бы двое суток, а потом тошнило бы.
— Откуда ты знаешь?
— Я пробовала.
— Что ты говоришь! — Алена возбужденно придвинулась вместе со стулом к Фросе. — Из-за любви?
— Из-за тоски.
— А, это бывает, — сказала Алена как человек, подозревающий о существовании того, чего он сам ни разу не испытывал. — Ладно, спасибо за помощь. Ты действительно держись ко мне поближе, а то киснешь тут одна.
Фрося осторожно взяла ее за руку.
— Я давно мечтала дружить с тобой.
Алена отстранилась.
— Дружить?
— Наверное, это глупо?
— Но ведь это у детей так бывает: «Давай подружимся!», взялись за руки и побежали.
— Вот видишь…
Фрося выпустила руку Алены и оправила на худых коленях платье.
— Мы же почти не знаем друг друга. Мы так редко разговариваем.
— Я гордилась, когда ты просто обращала на меня внимание, — сказала Фрося.
— Глупенькая, нашла чем гордиться!
— Нет, нет! Ты сама не знаешь, какая ты! Я тобой восхищалась! Ты такая общительная, у тебя столько друзей, тебя все так любят!
Алена стиснула зубы и зажмурилась от боли.
— Молчи, молчи!
Фрося испуганно смолкла.
Алена еще долго не открывала глаз, как бы пережидая боль.
— Что с тобой? — спросила Фрося.
— Любят… меня все любят, — Алена расхохоталась. — Меня ненавидят, а не любят! Я кляча, я корова, я старая лошадь! Рассказать, почему мне понадобилось глотать эти таблетки?! Один парень, его зовут Никита… ты с ним ехала в машине… У него такие круглые очки. Добролюбовские.
— И еще у него почерневший ноготь, как будто он ударил по нему молотком, — добавила Фрося. — Знаю, о ком ты.
— Разве у него такой ноготь? Не замечала.
— Конечно, на мизинце.
— А ты не ошибаешься?! — возбужденно спросила Алена. — Господи, какая я дура! Какая дура! У него черный ноготь! Уродливый черный ноготь! Он вообще урод! Я его презираю!
— Успокойся, — Фрося обняла ее за плечи.
— А я спокойна, я совершенно… — Алена затряслась от беззвучных слез. — Он ей Тургенева… ей…
— Вот и пускай, — сказала Фрося.
— Да, пускай, — повторила Алена, не понимая, с чем она соглашается.
VI
В той дружбе, которая возникла между Аленой и Фросей, Алене принадлежала главная роль, и она словно нарочно испытывала, где кончается граница покорности Фроси. К ее удивлению, эта граница отодвигалась все дальше и дальше: терпение Фроси, ее покладистость и бескорыстное желание помочь были поистине беспредельными. Она служила Алене как паж. Валяясь на диване, Алена просила подать теплый плед — Фрося подавала, просила принести и подложить под ноги подушку — подкладывала. Перед экзаменом Алена засадила Фросю писать шпаргалки, и результат превзошел все ожидания: переписанные бисерным почерком (без лупы не прочтешь!), Фросины шпаргалки были произведением искусства. «Мать, ты второй князь Мышкин!» — воскликнула Алена, и Фрося неожиданно ответила ей в тон цитатой: «Смиренный игумен Пафнутий руку приложил».
Знакомя Фросю с капитанами, Алена рассчитывала позабавить своих друзей, не более, но, к ее удивлению, они восприняли Фросю всерьез, и Алена ощутила несколько уколов ревности. Она стала приглядываться к Фросе и изучать ее, как изучают соперниц. В самом деле, многие суждения Фроси были на редкость точны и умны, и, убедившись в этом на собственном опыте, Алена перестала ревновать к ней тех, чьи мнения доносились со стороны. Фрося работала в библиотеке и поэтому много читала, прекрасно разбиралась в музыке и знала о таких вещах, о которых Алена и слыхом не слыхала. Например, о теории стресса Ганса Селье, считающего, что запасы жизненной энергии в человеке ограниченны и перерасход ее ведет к различным нарушениям в организме и даже — к смерти. С этих пор Алена стала особенно беречь свою жизненную энергию, а на Фросю смотреть как на существо необыкновенное, странное и нездешнее. Однажды Фрося рассказала ей, что долгое время не могла ничего есть — любая пища вызывала отвращение, и Алене почудился в этом глубокий смысл. Она всем говорила: «Представляете, не могла есть! Ей казалось, что все отравлено ядом!» Постепенно их роли переменились, и Алена сама стала восхищаться Фросей. Она рассказывала о ней знакомым тихим и чуть отстраненным голосом, словно намекая на что-то таинственное и нездешнее: «Это такая девочка! Такая девочка!» Она больше не завидовала Фросе — завидовать было смешно. Фрося обезоруживала своей добротой и кротостью. Сама Алена была не слишком чистоплотна, и Фрося, не умевшая сидеть сложа руки, часто подметала у нее, вытирала пыль и всячески следила за чистотой. «Она святая», — умильно произносила Алена, и хроменькая Фрося заслонила собою всех. Ни на шаг не отпуская подругу, Алена целыми днями гуляла с ней по лесу, качалась в гамаке и сидела на лавочке. Однажды она заговорила о Лизе.
— Как ты считаешь, она нарочно? — спросила Алена, избегая называть имя Лизы и лишь значительным выражением лица и поднятых бровей подчеркивая, что имеет в виду ее. — Нарочно старалась обратить на себя его внимание? — она давала понять, что он — это Никита.
Фрося каблуком выдавливала в земле ямку.
— Не надо о них.
— Ты ставишь их вместе? По-твоему, у них возможен роман? А знаешь, я бы этого хотела.
— Я знаю, — сказала Фрося.
Алена оттолкнулась ногами и стала раскачиваться в гамаке.
— Если Лиза это сделала нарочно, пусть обожжет крылышки. Терпеть не могу, когда твоя же подруга старается увести у тебя парня. Я бы так не поступила, — Алена ставила себя на место Лизы там, где сама же приписывала ей недостатки, которые могли бы оттенить ее собственные достоинства.
Фрося молчала, прислушиваясь к скрипу гамака.
— Ты не согласна? — спросила Алена.
— По-моему, не надо желать другому того, чего не желаешь себе.
— Где ты это
