прижав пальцы к губам, чтобы не завизжать, а на ее лице расплывалась улыбка размером с солнце. У этой стороны было свое место, место, где я была окружена людьми, которые не только хотели меня, но и боролись за мое внимание. Я была веселой тетей, которая смеялась вместе с Дженни над нелепостью того, что Ной натирает в тесто для блинов французский шоколад высшего сорта, потому что не верит в шоколадные чипсы. Я была игривой женой, которая искушала своего мужа до тех пор, пока его челюсть не становилась твердым гранитом, а слова звучали как камни, падающие со склона горы, когда он гнался за мной по лестнице.
Ни то, ни другое не было правдой, но эта часть меня не заботилась об этих деталях. Эта сторона брала обрывки и крохи и цеплялась за них, пока могла. Это было бы притворством, и я буду держаться, пока все не закончится так, как заканчивалось для меня все время.
— Давай я помогу тебе, — сказал Ной, когда я потянулась за одной из небольших коробок.
— Все в порядке. — Как только я это сказала, он схватил с другой стороны, и мы покачали коробку между нами. Это не было бы проблемой, если бы я упаковывала вещи как разумный человек. Но это не так. Я побросала туда все подряд, не заботясь о том, что куда попало и смогу ли я потом что-то найти, и так на полу между нами оказались пять детских сборников сказок, бутылочка пробиотиков, разработанных специально для женского здоровья, и два вибратора.
Мы смотрели на игрушки целую минуту. Они были чрезмерно жилистыми и синими и совершенно лишены какой-либо анатомической точности. У одного из них была пара неровных, асимметричных голов. У другого на стволе были круги и выпуклости, напоминающие осьминога.
Слишком много информации о том, что мне нравилось внутри меня.
В конце концов, Ной прочистил горло.
— Я знаю, что не должен спрашивать об этом, но, — он провел рукой по губам, — как они тебе?
— Я… — Я смотрела куда угодно, только не на пол. Мне не было стыдно, но я была смущена, и это привело в движение что-то внутри меня. Что-то нуждающееся и настойчивое между ног. Что-то, что процветало на неизвестном, незнакомом, неудобном.
— Нормально.
Ной захлопнул за собой дверь.
— Просто нормально? — Он наклонился и поднял оба вибратора. Уставился на них, переворачивая и перебирая настройки. Его уши вспыхнули красным. — Это будет неправильно, если я… — Он сделал паузу, и я поняла, что он с трудом выговаривает слова. — Если попрошу тебя показать мне?
— Ничего плохого, — сказала я, и все мое тело превратилось в горячую, влажную лужицу. — Но я не знаю, как. — Я сглотнула. — Показать тебе, то есть. Я никогда… — Я подняла глаза, безмолвно умоляя его закончить фразу за меня.
— Ничего страшного. — Игрушка завибрировала в его руке. — Я никогда не смотрел.
— Откуда ты знаешь, что хочешь этого?
— Я просто знаю. — Его взгляд потемнел. Я тяжело сглотнула. — Дженни внизу, в загоне для коз. Сейчас время дойки.
Жужжание двухголового вибратора было таким громким. Как ветряная турбина. Как реактивный двигатель.
— Это, наверное, займет час или два. Верно?
— По крайней мере, час. — Его взгляд метался между мной и игрушками.
После бесконечно долгой минуты он двинулся к маленькому письменному столу, прислоненному к стене напротив окна. Взял стул и поставил его спинкой вперед у изножья кровати. Положил вибраторы на одеяло, один из которых все еще жужжал, как очень четкое, очень важное приглашение. Ибо я не могла даже начать размышлять об этом без гранитной ясности этого приглашения. Я не смогла бы делать то, что делала с этими игрушками, пока Ной смотрел, если бы не знала — я верила в это каждой клеточкой своего тела — что он хочет этого без вопросов.
Мужчина опустился на стул и сложил руки на спинке. Склонив голову набок, он спросил:
— Разве ты не хочешь мне что-то показать?
Я смотрела на него не мигая, пока не перестала думать обо всех проблемах этого плана. Затем покопалась в одной из своих сумок, пока не нашла нужный мне предмет. Я протянула ее ему.
— Это тоже.
Ной изучал темно-красную игрушку в форме розы, и борозды замешательства сразу же прочертили его лоб.
— Что это… — Он провел большим пальцем по лепесткам. — Как это…
Прежде чем смогла отговорить себя, я разделась и взяла розу.
— Увидишь.
Он опустил подбородок на предплечья и пристальным взглядом наблюдал, как я забираюсь на кровать. Я не знала, куда себя деть. Большую часть времени я использовала эти игрушки под простынями. Я не задумывалась о позах и перспективах. Мне было все равно, как это выглядит со стороны. Никто не оценивал толщину моих бедер, когда я раздвигала их беспричинно широко, или то, как покачивался мой живот в погоне за оргазмом. Никто не смотрел, и именно по этой причине я могла делать такие вещи.
Внезапно я почувствовала, что не уверена, что смогу выполнять их без уверенности, которая приходит с одиночеством. Знание того, что единственное, что имеет значение, это сделать так, чтобы мне было хорошо.
— Сюда, — сказал он, кивнув в сторону конца кровати. — Возьми подушки с собой. Я хочу видеть твое лицо, пока ты… — Он прочистил горло, но больше ничего не сказал.
Мои бедра задрожали, когда я устроилась на нижней половине кровати, подложив под голову несколько подушек и упираясь босыми ногами в изножье. Я крепко сжимала в руке розовый вибратор и сжимала колени. Это казалось грязным в каком-то странном, новом смысле. Это было не совсем удобно. Неловко и немного тревожно. Если бы я подумала об этом хоть сколько-нибудь долго, я бы убедила себя, что не хочу этого. Что не хотела демонстрировать правильное использование секс-игрушек, пока мой муж смотрит. Не хотела, чтобы он знал, как я трогаю себя, когда остаюсь одна. Если бы я подумала об этом, то смогла бы убедить себя, что не должна хотеть того всепоглощающего возбуждения, которое пронизывало меня, как лихорадка.
Вместо того чтобы думать, я включила розу. Стимулятор издал низкий, булькающий гул. Он конкурировал с урчанием вибратора рядом со мной, и я решила, что шум необходим. Я могла погрузиться в этот звук и позволить ему заглушить все остальное. Пусть он заглушит рыки и вздохи Ноя. И вздох, который сорвался с моих губ, когда я раздвинула ноги и подтолкнула розу к своему клитору.
Свободной рукой я держала себя открытой, пока роза занимала нужное положение. Это требовало некоторой
