француженки. Зал при каждом культовом имени оживлялся.
Одно было понятно: в головах у девчонок сплошная каша. Эх, заставить бы их конспектировать ленинские работы, тогда бы не подходили так легкомысленно к историческому процессу, который не прощает верхоглядства и легкомысленного порхания мысли. Побузили, напугали обывателя. И что? Пшик! Крупный капитал даже не ойкнул. Шарик лопнул. И выходит, что никакая это не была революция. Выродились французы. Утратили дух 1793 года. Вот тогда они были на высоте. Гильотина работала без передышки.
Не нашлось среди них Робеспьера и Марата. И что толку с этих пигалиц, которые сейчас бессвязно бормочут?
Когда-то всё заканчивается, не спрашивая нашего желания, не считаясь с нашими ожиданиями. Нам, допустим, хочется, чтобы это длилось и длилось, а оно раз и всё! И этот праздник науки тоже закончился. В холле теперь не было прежней толкучки. Бесследно исчез негр, изумлявший всех своей белоснежно улыбкой и черной кожей с фиолетовым отливом. Из комнат выносили раскладушки и отправляли их туда, откуда они появились лежать мертвым грузом до следующего года.
Новые друзья и подруги обменивались адресами и телефонами и обещали постоянно писать и звонить. Конечно, были и влюбленности, которые могли со временем перерасти в нечто большее, а могли погаснуть на расстоянии, что обычно и случается.
В коридорах и холле общежития, на лесных тропках и полянках, тут и там можно было увидеть влюбленные парочки, которые нежно смотрели друг на друга и держали ладошки. Наверно, чтобы впитать в себя надолго, если не навечно, тепло любимого человека. Может, кто-то даже клялся в вечной любви и верил, что именно так и будет. Нет ничего приятнее, чем верить своим клятвам, если особенно они вызывают умиление у других.
Костя исчез как-то незаметно. Никто даже и понял, что он уже уехал. Наверно, забрал свои вещички, когда никого не было в комнате. И правильно! Долгие проводы — лишние слезы. Но всё-таки мог бы на прощанье хотя бы ручкой помахать и сказать пару ласковых. Рыдать, конечно, никто бы не стал. но всё-таки похлопали бы друг другу по спине.
Саша по нескольку раз пожал каждому руку, сказал каждому что-то приятное, как настоящий джентльмен. Адреса и телефоны у него уже были записаны там же, где и анекдоты и самые разные полезные сведения, например, имена и фамилии симпатичных девчонок.
Несколько раз пригласил всех в гости на солнечный юг, где рукой подать до ласкового теплого моря.
Посетовал, что всё как-то быстро, смято, неожиданно. Толком и не распробовал сибирской жизни. Как снег на голову, что даже вот не отметили по-человечески расставание, не посидели как положено за столом до глубокой полуночи, не наболтались от души, до небес расхваливал Академгородок, его жителей, университет, где ему все понравилось, и люди, и как встречали, и такой накал научных страстей.
По традиции посидели перед дорогой. Саша поднялся, подхватил портфель и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Не слышно. Как будто не хотел стуком разрушить настроения.
Первая время после расставания в душе всегда какая-то пустота. Пусть даже вы знали этого человека всего лишь несколько дней. Как будто кто-то вынул часть души. Не хотелось читать, тем более конспектировать классиков марксизма-ленинизма, которым, может быть, и не знакомо было это чувство, поскольку все их помыслы были нацелены на мировую революцию. Грустно. Но нашелся Сократ, который предложил:
— Это… может быть, сбросимся? Я бы сгонял. Одна нога здесь, другая уже там у витрины.
Трясут карманы, вытряхивают мелочь. Набралось на три огнетушителя портвейна и даже на несколько плавленых сырков. Да они же почти рокфеллеры, не хватает пары десятков миллионов долларов. Великолепно! Инициатор сгреб драгоценный металл и унесся. Что для молодого человека в предвкушении пробежать несколько сот метров? Ожидание не было таким уж долгим. Вскоре бутылки выстроились на столе, обещая скорую легкость и болтовню до глубокой полночи, когда каждый становится Цицероном и философом, пока еще неведомым миру.
К этому богатству еще бы и сковородочку жареной картошечки! Был бы полный рай! С другой стороны, от портвейна на голодный желудок больше пользы, то есть охмеления. Шибанет сильней! А это какая-никакая экономия денег. За те же деньги, а кайфа больше!
Игорь взял в свою крепкую руку темную бутылку с толстым стеклом. Внимательно посмотрел на бутылку. Присели к столу. Кто-то радостно потирал руки, кто-то хихикал как блаженный. Но понять их можно было. Студенты рады любой радости!
Игорь поднес бутылку ко рту и укусил пробку, то есть подцепил ее клыком. Пробка отлетела. Чтобы так по-гусарски открывать пробки, нужна долгая практика. Новичок бы намучился с пробкой. Живительная влага забулькала в стаканы.
— Ну, за нас! — произнес Комиссаров. — Чтобы у нас все было и нам бы за это ничего не было.
— За науку!
— За дружбу студентов всего Союза и всего мира! Когда мы вместе, мы сила. И никакой враг не одолеет нас!
Дверь медленно скрипнула и стала приотворяться. Так неторопливо, вызывающе. Хоть и скрипнула дверь тихо, но все услышали этот скрип и дружно, как по команде, повернулись к дверям, не выпуская стаканы из рук. После тоста они должны быть опорожнены. Растяпы! Двери-то позабыли закрыть. А если комендантша? Вот будет визгу, нравоучений, угроз написать докладную и выгнать к чертовой матери.
Еще лучше, если Адольф Иванович.
Но это была не комендантша и даже не Адольф Иванович, который был высококультурным человеком и, как говорили про него злые языки, даже перед тем, как зайти в туалет, стучался. Хотя что тут такого. Привычка, как говорится, вторая наша натура.
Сначала показался крепкий, загорелый на сибирском солнце нос, а потом и всё лицо, на котором играла ехидная улыбка, а улыбки другого качества на этом лице бывали редко.
— Вон как, господа, пьем-с? Причем, по-настоящему, по-взрослому, как мужики на лесоповале.
Это был Петров.
Студенты любят давать обещание, но не всегда их выполняют. Понять студентов можно. Как сложилась судьба Саши неизвестно. Но казачьей энциклопедии нет до сих пор. А может быть, она все-таки есть, только в Сибири этого не знают?
28
ФЕНОМЕНАЛЬНАЯ ЛЮБОВЬ БЫВАЕТ
Что же это получается? Нехорошо получается! А где же девушки? Девушек почти нет.
Конечно, девушки везде. А если взять филологов, то тут девичий рассадник с редкими вкраплениями чего-то серого и невзрачного, которое только портит яркую картину. Вот здесь почему-то девушек нет. Нет, они есть, но как-то так мимоходом, мельком, почти безличные, как однодневки-мотыльки, а яркие махаоны, от которых нельзя глаз оторвать. Не
