плечом, заставив отступить на шаг. На этот раз палка опустилась мне на голову, задев ее по касательной.
Перед глазами все поплыло, и хоть в желудке почти ничего не было, меня едва не вырвало. Я слепо бросился вперед и выбросил руку, угодив мужчине под подбородок. Вонзив ногти в его плоть, ощутил, как она рвется.
Торговец вновь завизжал, беспорядочно размахивая штырем. Я получил удар по спине, потом штырь глухо хлопнул по спрятанной под одеждой книге Маграба. Да как он смел?
Развернувшись, я раскрыл ладонь, представив, что вместо кисти у меня клинок. Вспомнил-таки уроки Витума: фехтовальщик говорил, что меч должен быть продолжением руки. Сделал выпад жестко выпрямленными пальцами и попал торговцу в горло.
Теоретически подобный удар должен был заставить противника задохнуться и на некоторое время вывести его из строя не хуже, чем тычок учебным мечом.
В реальности суставы моих пальцев пронзила острая боль, и я скривился точно так же, как мой враг. Тот лишь сплюнул, однако замер на месте. На его губах повисла ниточка слюны.
У меня появился шанс – воспользоваться им следовало немедленно.
Резко развернувшись, я выскочил в просвет между кусками холстины, через который ночью пробрался в ларек. Мне еще достало сил на бегу вцепиться в тяжелый занавес. Мой вес, ярость и сила инерции сделали свое дело.
Холстина, придавленная сверху ящиками с товаром, натянулась на раме ларька, и все же сооружение устояло. Впрочем, рывок даром не прошел: кибитку перекосило и изнутри послышался треск.
Ящики, сообразил я.
Несколько вощеных полотен упало на землю, и я, отпустив холстину, кинулся прочь едва ли не быстрее, чем бежал от Ашура.
За спиной раздалась такая непристойная брань, что я и по сей день подобной выдать не смогу при всем желании. Люди бросились на помощь торговцу. К счастью, на меня никто из них внимания не обратил.
Я быстро свернул в один из переулков, где, привалившись к стенам, лежало несколько человек. Странные бродяги, напоминающие трупы, нехотя повернули головы в мою сторону, однако подниматься не стали. Я воспринял их молчание как разрешение пройти дальше.
Потом один из них посмотрел мне в лицо, и я едва не замер на месте. Глаза у него были мутные, белесые. Словно смотришь в два вымоченных в молоке шарика ваты.
Человек протянул ко мне руку. Скрюченные пальцы, желтые ногти… Он облизал пересохшие от явного недостатка влаги губы и пробормотал:
– Монета есть?
Я промолчал, оглядываясь через плечо. Вроде бы по узкому переулку никто за мной не следовал, и я вздохнул с облегчением.
Белоглазый поднялся на ноги, придерживаясь за стену:
– Есть у тебя с собой хоть что-нибудь в помощь бедолаге?
Человек устало и криво улыбнулся, обнажив белые, ничем не отличающиеся по цвету от зубов десны. По лицам его приятелей бродили точно такие же улыбки.
Один из них сунул руку за спину и извлек тонкую, блеснувшую в скудном свете полоску. Я тяжело сглотнул и попятился:
– Н-нет, у меня ничего такого… Простите, я…
А не пора ли сбежать отсюда?
Пока я думал, белоглазый положил мне руку на плечо и довольно крепко его сжал, вцепившись в плоть длинными пальцами. Неожиданная сила, заключавшаяся в столь истощенном теле, меня озадачила. Ветхая рубаха висела на его плечах словно на вешалке. Пожалуй, еще несколько дней под забором – и она совсем истлеет.
Волосы белоглазого свисали жидкими вялыми прядями, кожа была нездорового оттенка – местами белого, местами желтоватого.
– Отпусти!
Я попытался вырваться, но гнев иссяк, и силы меня покинули. Нахлынули усталость и обещание новой боли, едва утихшей после побоев торговца.
– Обыщите его, – буркнул белоглазый, обращаясь к товарищам. – Вдруг найдем что-то на продажу, тогда купим еще белой отрады.
О чем это он?..
– Чик-чирик! – донеслось из дальнего конца переулка, и все, кроме меня, обернулись.
Я шевельнуться не мог – белоглазый держал крепко, а пронзительный свист тем временем повторился:
– Чик-чирик!
– Кто идет? – прищурился бродяга, вглядываясь вдаль.
– Человек, у которого есть то, что вам требуется, чик-чирик! Отпустите мальчика, и давайте меняться.
Бродяга распахнул глаза и облизал губы:
– Сколько у тебя с собой?
– Сколько нужно. Отдайте мальчишку и получите порцию счастья. На сегодня ее тебе и твоим друзьям точно хватит. А на завтра будете искать сами. Идет?
Хватка белоглазого слегка ослабла, и я изо всех сил сдавил его запястье, пытаясь высвободиться из захвата.
– Н-нет, – промямлил он.
Подошли другие белоглазые, и в меня вцепилось множество рук. В конце переулка послышались голоса. Похоже, приближаются преследователи, возбужденные моими проделками в ларьке. Судя по всему, мне придется несладко в любом случае.
– За одну порцию белой отрады мы мальчика не продадим, – фыркнул белоглазый. – Есть у тебя еще?
– Ай-ай-ай… Постыдись! Разумеется, вы можете поступить и так, но стоит ли? Три белоглазых птички с маленьким мальчиком в клювике? Люди обратят внимание. Пойдут слухи. Много ли пройдет времени, прежде чем кутри начнут задавать вопросы? А ведь они чаще пользуются своими длинными острыми ножами, а не языком. – Мне показалось, что человек язвительно улыбается. – Итак, сумеете ли вы тогда продать мальчика? Я сильно сомневаюсь. А вот если вы его отпустите, толика белой отрады вам на сегодня точно обеспечена.
Белоглазые переглянулись и зашептались.
– Нам еще держаться полтора дня, Саши. Полтора дня! – почесал щеку один из бродяг.
– Долго… У меня уже глаза пересохли. Этот человек говорит дело. Белую отраду можно получить прямо сейчас, сию минуту…
В его голосе послышались знакомые умоляющие нотки, которые порой эхом отдавались в моей голове, когда мучило чувство голода.
Схвативший меня бродяга наконец обернулся к незнакомцу:
– Выкладывай товар, и мы отдадим мальчика. Только без фокусов, джи-а?
– Договорились. Мальчика вперед, и я тут же передам вам выкуп.
Троица развернула меня лицом к спасителю. Странная внешность. Невозможно яркая и даже чудаковатая. Совершенно лысая голова контрастировала с любовно расчесанными густыми, едва ли не клоунскими бровями и лохматыми, явно нуждавшимися в стрижке усами. Незнакомец провел ладонью по лысине, и на его пальцах блеснули толстые золотые и серебряные кольца.
Судя по одежде, человек был богат. Алая рубашка и штаны в тон, остроносые, расшитые золотой вязью туфли – совершенно чистые, несмотря на уличную грязь. Одежда сидела на нем как влитая, словно специально сшитая по его мерке. Фигурой незнакомец обладал стройной – ни капли лишнего жира, – но не худой и точно не перебивался с хлеба на воду.
Он вытянул вперед руку с зажатым между пальцами флаконом. Внутри плескалась мутная белесая жидкость, походившая на разведенную молоком водичку.
