– Хелм, а какая доля граждан среди туземцев?
– Почти 10 процентов, насколько я помню.
– Да, как-то так. А теперь скажи, какая в этих 10 процентах половозрастная структура?
На этот раз флит-капитан INDEMI задумался, и только потом ответил:
– Ясно к чему ты клонишь. В основном это тинэйджеры, и девушек в разы больше, чем юношей. Эффект «солдатских подружек», известный со времен колониальных войн.
– Я не клоню, а констатирую социальный факт.
– Ясно, Корвин. И что ты предлагаешь делать с этим фактом?
– Я не предлагаю, а делаю. Мы социально ограбили Папуа – Новую Ирландию.
– Не совсем понятно.
– Поясняю: от Косраэ до Новой Ирландии 800 миль на зюйд-вест, и мы без проблем перевезли к себе целую деревню позитивных первобытных меланезийцев.
– Без проблем? – переспросил фон Зейл, – С чего это они так легко согласились?
– А они уже были мигранты, – пояснил Корвин, – ты, конечно, помнишь, что в ноябре прошлого года ООН передало индонезийским батакам-мусульманам группу островов Солонгай-Лоренгау, и туземцы, естественно, сбежали от такого счастья на сто миль к востоку, на острова Новой Ирландии. Там у них у всех имеются дальние родичи, и со временем беженцы бы освоились, но мы предложили лучший вариант. Нам пришлось прокатить туземных олдерменов туда-сюда на самолете, чтобы они увидели: Косраэ не безводный плоский атолл, а гористый остров с озерами, реками и джунглями. И – ОК.
– Непростой проект, – очень серьезно сказал фон Зейл, – первобытные олдермены, это въедливые субъекты, они, вероятно, вымотали тебе километр нервов. E-oe?
– E-o, – подтвердил штаб-капитан, – но, результат того стоил, можешь поверить.
– А что получилось?
– Ну, Хелм, это трудно рассказать. Прилетим – сам увидишь.
…
2 сентября. Вечер. Восточный берег острова Косраэ.
Флит-капитан Хелм фон Зейл познакомился с олдерменами «позитивных первобытных меланезийцев» сразу после приводнения «Апельсиновоза» у причала фермы Саммерс. Упомянутые олдермены (два дядьки и четыре тетки в возрасте около 50 лет, одетые в набедренные повязки из яркой ткани), как выяснилось, ждали Корвина для «важного разговора про фестиваль». И к разговору они перешли немедленно, как только Корвин выполнил ритуал представления им «своего друга Хелма».
– Это хорошо, – отреагировал один (видимо, главный) меланезийский дядька, – Ты друг нашего ariki Корвина, значит, ты наш друг тоже. Ты хочешь есть?
– Благодарю, я бы поел немного позже, – вежливо ответил фон Зейл.
– Значит позже, – заключил дядька, и переключился на Корвина, – слушай, ariki, то, что задумали германские люди, это опасно. Они молодые, и не понимают.
– Я очень внимательно слушаю тебя, Мааолуенга, – ответил штаб-капитан и присел на корточки рядом с пожилым меланезийцем.
– Да, слушай, – произнес тот, и указал ладонью на восток, где на бархатно-черном небе перемигивались звезды, – Когда там будет луч солнца, германские люди начнут делать семейный fare для своих родичей. А когда там солнце исчезнет…
(пожилой меланезиец сделал паузу, и повернул указующую ладонь на запад)
… – Дом должен быть готов. Это обычай, и ты так говорил, ariki. А значит, если fare не будет готов, то получится плохая примета. Что тогда будем делать?
– Скажи, Мааолуенга, почему ты подумал, что fare не будет готов? – спросил Корвин.
– Потому, что они задумали очень большой fare. Пятнадцать шагов так и вот так тоже.
– Пятнадцать на пятнадцать шагов? – переспросил Корвин.
– Да, ariki. Пятнадцать шагов так и вот так тоже, – повторил Мааолуенга, и остальные олдермены заговорили все разом, подтверждая его слова. Тем временем, второй пилот, мичман Буги Эксум Зомби, пришвартовал «Апельсиновоз» и присоединился к теме.
– Слушайте, это не такой большой fare. К тому же, германцы, по ходу, все подготовили заранее, и осталось только собрать, как из кубиков.
– Ты такой умный, Буги, – проворчала одна из теток, – сколько домов ты построил?
– Слушай, Нохоихоно, ты же знаешь, я не строитель, а летчик.
– Тогда о чем ты говоришь? – вроде бы резонно заметила она.
– Ладно, – проворчал Буги, – я молчу. Пусть кэп Корвин скажет.
– Ariki сам решит, когда и что сказать, – произнесла Нохоихоно.
Второй пилот молча кивнул (признав, что последнее слово осталось за теткой), потом сбросил свою гавайку и шорты, нырнул с причала, и поплыл в сторону группы лодок, дрейфующих в ста метрах от берега. Судя по фигурам, передвигающимся там в свете фонариков, с лодок рыбачили юниоры (то ли меланезийцы, то ли филиппинцы).
– Хороший мальчик, но много суетится, – заключила другая тетка, и очень аккуратно сложила одежду второго пилота в плетеную корзину рядом с циновками.
– Так! – решительно объявил Корвин, – Я знаю такой метод быстро строить. Для этого используются специальные машины. Скажи, Мааолуенга, ты видел там машины?
– Да, ariki, около площадки есть четыре машины с вот такими разными штуками, – тут дядька-меланезиец принялся руками изображать конфигурацию навесных агрегатов, установленных на строительной технике. Корвин терпеливо дождался, пока эта очень выразительная пантомима завершится, и кивнул.
– Да, Мааолуенга, это те машины, которые нужны. Можно больше не беспокоиться.
– Хорошо, ariki, – сказал тот, и по его знаку вся компания олдерменов встала с места и двинулась в сторону поселка, состоящего из своеобразных бамбуковых домиков.
Флит-капитан фон Зейл проводил их взглядом, и тихо произнес:
– Интересные персонажи. Как ты научился так здорово с ними ладить?
– Не знаю, – Корвин улыбнулся, – вероятно, тут дело в том, что они мне симпатичны, и поэтому я примерно чувствую, чего они от меня ждут.
– У тебя талант, – заметил фон Зейл, – а они это ценят и называют тебя «ariki».
– Да, и переубеждать их бесполезно. Ну, пойдем, я тебя познакомлю с экипажем.
– С экипажем, в смысле с семьей?
– Да, Хелм, типа того. Но, по ряду причин, у нас дома принято называть это экипажем.
…
Fare Саммерс был похож то ли на форт-факторию пионеров Дикого Запада, то ли на флибустьерский форт времен эпического капитана Блада в Карибском бассейне. При внимательном взгляде становилось ясно, что этот ансамбль довольно разнородных 2-3 этажных сооружений не сразу был так задуман, а приобрел форму замкнутого контура благодаря многошаговой спонтанной процедуре пристроек и достроек. И вот теперь в застроенном периметре участка остались только три проема ворот: один – со стороны причала, другой – со стороны дороги, третий – со стороны заводи на ручье. А в самом загроможденном внутреннем углу периметра был навес-кухня. Там, в свете синевато-призрачного пламени мощной спиртовки, совершалось что-то в стиле Шекспира.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
