2
Едва проступил на востоке мутноватый рассвет, встреченный сторожевым кукареканьем петухов Долгого Моха, как донеслись и нарастающие громоподобные раскаты. Вот уже несколько дней возникают они спозаранку, ослабевают к полудню, стихают к вечеру, а случается, громыхают и по ночам. Там, где-то на западе, идут тяжелые бои. Темная стена дремучего леса пытается поглотить громовые раскаты артиллерии, тяжкие взрывы бомб, но все же они долетают тревожным гулом. Люди испуганно посматривают в ту сторону, тяжело вздыхают. Война уже идет где-то совсем рядом, подбираясь по лесным дорогам к осиротелым селам.
Вскоре в Долгий Мох пришли первые немцы. И Алена Полагута окончательно потеряла покой. Она часто вставала с неуютной постели, подходила к деревянной кровати сыновей и подолгу печально глядела на них.
За этии несколько дней лицо ее заметно осунулось. Горе подвело под глазами полудужья с синеватым оттенком, а на переносице четко обозначилась поперечная морщинка. Она придавала ее лицу строгое выражение, окончательно изгнав наивную непосредственность, что бывает у молодых замужних женщин, когда постепенно утрачивают они мягкие и нежные черты девичества. В сердце Аленки теплилась надежда, что война скоро окончится и Андрей возвратится домой. Эта надежда была, пожалуй, единственной силой, что поддерживала ее в эти мрачные дни невзгод.
По селу ползли разные слухи. Одни говорили, будто Красная Армия высадила десант и, разгромив немцев на Днепре, погнала на запад, другие утверждали, будто немцы за Днепром окружили наши войска и уничтожили их.
Алена больше верила первому слуху. А теперь по селу по-хозяйски разгуливают немцы. Они нагло шныряют по дворам, шарят по погребам, роются в сундуках, забирают все, что им по душе.
Изба Полагуты стояла на окраине села, на отшибе. Небольшой рубленый домишко спрятался в редколесье молодых сосен, где начиналась широкая луговая пойма с оврагом, а дальше лес, - все это не привлекало гитлеровцев, трусливых в одиночку. И все же с первых дней появления немцев Аленка с тревогой ждала их, надежно запрятав в погребце съестные припасы и глиняный узкогорлый сосуд, в котором берегла для мужа водку, настоенную на рябине.
…Аленка простояла несколько минут в задумчивости, прислушиваясь к нарастающему грому артиллерийской канонады. «Вечером надо будет выгнать корову попастись на лугу».
Управившись с хозяйством и уложив ребят, Аленка вышла во двор и стала поджидать бабку Потыличиху. Бабка приходила к ней ночевать, брезгуя, как она говорила, дышать одним воздухом с немецкими офицерами, что поселились в ее хате, Потыличиха всегда приносила кучу разных новостей.
В медленно надвигающихся вечерних сумерках обозначились силуэты трех человек - они шли к дому Аленки. По ковыляющей походке она угадала бабку Потыличиху. А с нею двое мужчин. Один высокий, широкоплечий, как Андрей. И это внешнее сходство заставило сжаться сердце тревогой. А второй - небольшого роста.
Аленка прижала руки к груди и замерла, не спуская глаз с приближающихся людей.
Неизвестные остановились, бесцеремонно глядя на Аленку.
- Не ждала, должно? - сказал мужчина маленького роста. - Здравствуй, красавица! Принимай гостей!…
Аленка растерянно перевела вопрошающий взгляд на бабку Потыличиху. Маленький мужичишка протянул ей руку с короткими, будто обрубленными, пальцами. Аленка ощутила скользкую, влажную ладонь, и чувство гадливости охватило ее.
- Ну вот, будем знакомыми. Я. здешний староста, фамилия моя Скрынников. А это мой помощник, - он кивнул в сторону высокого, широкоплечего мужчины, что пристальным взглядом зверковатых глаз глядел на Аленку.
- Это что, родственница тебе какая аль просто знакомая? - Скрынников показал глазами на бабку.
Алена растерянно молчала.
- Ну, да все одно, - сказал он, не дождавшись ответа. - Придется бабке переселиться к тебе: всю хату ее забираем под немецкую комендатуру.
Аленка пожала плечами. Лицо ее выражало и удивление и немое согласие.
Потом Скрынников многозначительно подмигнул Аленке и, схватив ее руку, энергично пожал, будто желая выразить свое полное расположение к ней.
Оглядываясь по сторонам, мужчины направились к лесу.
- Облаву, сказывают люди, устраивать будут нынче. Наших красноармейцев ловить. Какое-то знамя ищут, - прошамкала Потыличиха. - Глаза бы им в том лесу повыкололи! Иудово племя!… Сам сатана, - перекрестилась бабка, - послал их на нашу погибель.
Аленка испуганно поглядела на лес, и сердце ее сжалось от боли. «А что, как поймают Андрея и убьют?»
И, как бы подтверждая ее мысли, Потыличиха сказала:
- Вчерась Мария принесла своего мужика из лесу. Побитый весь… Да ты помнишь ли Гришку, что в первой лесорубной бригаде был? Чубатый такой, Вороной кличка ему…
И Аленка уставилась на Потыличиху, полуоткрыв от неожиданности рот.
- Говорил он, что на Днепре много мужиков из Долгого вместе с ним бились. Страсть сколько положил их немец!… А были все же и такие, что прорвались и дальше отступили…
Потыличиха тяжело вздохнула, в уголках ее рта залегли суровые складки, глаза потускнели.
Аленка бросилась к ней, обхватила за плечи.
- Про Андрея что сказывал Гришка? Он-то небось его знает… - Она испытующе смотрела на бабку, выпрашивая и одновременно боясь ответа.
- Не буду врать, девонька, не сказывал он про твоего. Да и как спросишь? К ним в хату народу со всего села насунулось, всяк про своих норовит разузнать. А Гришка совсем плох, еле языком ворочал, и кровью его рвало.
- Останься, бабушка, голубонька, с детками, я к нему сбегаю. Может, видал где Андрея моего? Чует мое сердце: близко он где-то, - задыхаясь, заторопилась Аленка.
Бабка обняла ее по-матерински нежно, шершавой ладонью погладила голову.
- Куда ты, милая, пойдешь? Помер он, помер…
В глазах Аленки застыл ужас. Они будто остекленели, стали вдруг холодными и неподвижными.
Бабка спохватилась, что сказала не то, всплеснула руками:
- Ах, господи-то, да не твой помер, а Гришка! Гришка, - повторила она еще раз для большей убедительности. - Какая же ты, право, бестолковая да суматошная! Чего тебе заранее убиваться? Детишек беречь надо, а их дело такое, мужское. Мой как в германскую пошел, так и по сей день поминай, как звали.
Но эти слова, видно, были последней каплей, переполнившей чашу страданий. Побелев, Аленка, как подрубленное молодое деревце, упала на землю и забилась в отчаянных рыданиях.
3
Чуть свет Аленку разбудила Потыличиха.
- Какую я тебе весть принесла, родимая! Дед твой Кондрат объявился в нашей округе. Сказывают, в лесной сторожке его видели. Вот чудо-то! Как с неба свалился. Столько годов в родной деревне не был и вот объявился.
Аленку охватило волнение. Она вспомнила, что после смерти отца несколько лет жила у деда, пока не появился молодой красивый лесоруб Андрей Полагута. Нахлынули воспоминания.
Вечером она отправилась к деду. Увидев, кинулась к нему, как бывало, обвила шею руками, расцеловала и, ощутив на своих щеках щекочущую бороду деда, ее лесной запах, как-то успокоилась. Показалось ей вдруг, что дед вот-вот скажет: «Садись, внучка, медком угощаться». И полезет в чулан, достанет пузатый горлач янтарного меду. Поставит перед ней и посмеется, стараясь подражать ее тоненькому девичьему голосу: «А где моя большая ложка?» И тут же спрячет обе руки за спину: «В какой - отгадай». В одной руке деда малюсенькая деревянная ложечка, которую он вырезал для Аленки, когда ей было года три, в другой - большая деревянная палехской работы: ее подарил деду отец Аленки.
Но сейчас дед, сурово нахмурив брови, выслушал горький рассказ Аленки, не перебивая ни одним вопросом. Тяжелые складки дедова лба то расходились, то суживались гармошкой, и Аленка угадала: дед что-то обдумывает. И когда она замолкла, он заговорил быстро, не глядя на нее из-под косматых бровей:
- Уходить тебе надо…
- Уходить? - удивилась она. - Куда ж это, дедуся? Ведь-повсюду немец. А дети, а дом?… А вдруг Андрей вернется?…
- Уходить надобно, внучка, - настойчиво повторил дед. - Зверем лютует немец.
- Нет, деду, никуда я не пойду, - заявила она и решительно поднялась.
- Пойдешь… Горе заставит, - убежденно сказал дед.- Есть у меня старый приятель, в хуторке неподалеку живет. Бот и подавайся туда с ребятишками. Переждешь, пока наши войска вернутся.
- Никуда я не пойду… Родной угол бросать, идти по миру? Не пойду!
Взволнованная таким непредвиденным разговором, возвращалась Аленка от деда. Шла она быстро, иной раз без тропинок, а когда огляделась, поняла, что сбилась с дороги.
Сгущались сумерки. Деревья глухо и тревожно шептались, словно им было близко горе Аленки. «Куда же я попала? - подумала она. - Да ведь тут где-то близко Марьина балка!» Там, по рассказам стариков, крестьянский парень Семен Безов в порыве ревности задушил, красавицу Марью - дочь сельского священника, когда узнал о ее помолвке с сыном лавочника. Многие жители окрестных сел считали: коли пойти в овраг - неминуемо постигнет несчастье. Но Аленка не верила в эту легенду; в детстве она не раз бывала в этом овраге: там было много лесной ягоды.
