замечал, ибо любовь сделала Вселенную излишне доверчивой. Сатана бродил повсюду, пристально наблюдал за жизнью и ее проявлениями, слушал Адама и Еву и делал выводы. А в один прекрасный день он собрал своих подданных.
– Надеюсь, что Другой допустил-таки одну ошибку. Он сотворил Адама и Еву такими же свободными, как и мы.
Воинство Сатаны громко захохотало:
– Разве такое возможно? Разве мало Ему было одного горького урока?
– Насколько я мог понять, Он решил еще раз рискнуть, повторить тот же опыт.
– И он его повторит?
– Коли мне случится осуществить задуманное, Адам и Ева тоже окажутся перед выбором. И уж тут воля моя и хитрость заставят их выбрать нас.
– Но это будет означать поражение Другого! Ведь людей он сотворил себе в утешение, после того как потерял нас.
– Другой с поражением не примирился и готов пойти на крайние меры, дабы смягчить удар. Но мера, к которой он прибегнет, если я правильно угадал, дорого ему обойдется, а может, и будет стоить крови.
– Крови? Да разве у Бога есть кровь?
Но Сатане, даже мятежному, было заповедано открывать кое-какие секреты. Он боялся, что, расскажи он о том, что Бог доверил ему во времена их близости, будет он изничтожен. Так что он не сумел ответить на вопрос своих приближенных, и вопрос этот повис в воздухе.
– Это только так говорится, метафора…
Он опять отправился во Вселенную и юркнул в кожу какой-то змеи, сброшенную ею на опушке леса. Потом словно случайно вышел навстречу Еве и сделал ей комплимент. Ева вздрогнула и остановилась:
– Я и вправду красива?
– Еще бы! И глаза твои сияют счастьем.
– Это правда. Я счастлива. Адам такой хороший, а Господь…
Змея обвилась вокруг серебристого ствола ольхи.
– Господь тоже хороший, знаю-знаю. Только вот ведет Он себя с вами не слишком-то честно.
– Как ты можешь такое говорить? – Ева казалась возмущенной и даже нахмурила брови. – Нет никого лучше Бога – так каждый день твердит мне Адам. Разве не Он открыл нам секрет Мироздания? Разве не сделал нас мерилом любви и движения? По правде говоря, я не знаю, что это значит, но так говорит Адам… Адам знает гораздо больше моего. Он сама мудрость.
– Да, только Адам-то твой простофиля. И знает он то, что Бог ему знать позволяет, а на то, что Бог от него таит, Адам глаза закрывает. – Змея растянулась, и язык ее мягко коснулся Евиной щеки. – У Господа есть одна тайна, – шепнула она. – Вам, детям света, тайна сия неведома, а нам, тварям подземным, давно открыта. Нам-то Господь является совсем в ином обличье. Мы созерцаем Его, когда Он спускается в недра земные – проведать схороненные там сокровища, серебряные да золотые жилы. И тут-то уж Господь неулыбчив. Тут-то Он дает волю своим тревогам и говорит громогласно, словно никто Его там не может услышать. Да вот мы-то, подземные твари, слышим Его, потому что слова Господа подхватываются металлами и доходят до наших нор. Так и проведали мы тайну Господа.
– Открой же, открой ее мне! – взмолилась Ева, не подумав о том, чего просит.
– Нет, ты проговоришься мужу.
– Что ты! Как раз наоборот, ничего я так не желаю, как иметь от него какую-нибудь тайну – что надо от него утаить! Тогда мне будет проще им вертеть, а то он такой гордый и суровый. Ах, поверь, будь у меня в руках какой-нибудь секрет, я бы помыкала Адамом как хотела.
– Но, послушай, наверно, так поступать негоже. Ведь он – Адам. – Голос змеи зазвенел от восхищения.
– А я Ева! Разве не так? Да, я явилась в мир чуть позже, но хуже от того не стала.
– Да уж!
– Только он в этом сомневается. А если бы у меня был свой секрет, от его сомнений не осталось бы и следа. А уж если бы я знала тайну самого Господа!.. Тут я бы нос-то задрала.
Змея притворилась, что колеблется:
– Надо подумать, надо подумать…
И заскользила прочь по ветвям. Ева кинулась было вдогонку, громко звала змею и всполошила сверчков и скорпионов, прервав их послеобеденный сон, так что они спросонья и невпопад запели свои песни.
Назавтра в тот же час Ева была на прежнем месте. Она украсила шею веточками кораллов, а уши – изумрудами. Ева слегка сердилась на Адама, который полагал лучшим украшением цветы. «Ты так говоришь по одной причине – тебе не хочется добывать для меня кораллы и изумруды, а цветы тебе нравятся, потому что они всегда под рукой. Вот я и думаю: разве я не заслуживаю, чтобы муж мой ради меня постарался?»
Змея появилась очень скоро. Она сказала: «Какая ты красивая, Ева!» – и, извиваясь, поползла дальше по тропке. Но Ева, конечно же, ее окликнула. Она принесла молока какого-то растения в тыквенной плошке и пригласила змею разделить с ней завтрак. Сначала они кое о чем поболтали – о том, как идут дела у Евы с Адамом, и Ева принялась рассказывать, рассказывать, пока речь не дошла до интимных подробностей. А так как она вознамерилась вытянуть из змеи секрет Бога, то нарочно разоткровенничалась:
– Прекраснее всего то, что я чувствую и свое наслаждение, и Адамово, а он, по его словам, мое. Словно мы – не два отдельных тела, а одно-единственное.
– Ах, и у меня с моим змеем то же самое.
– Ну да?
– Точно. И все, кого я ни спрашивала, говорят то же, словно сговорившись. Так и должно быть. – Тут змея опять коснулась языком Евиной щеки и прошептала ей на ухо: – Но могло быть и лучше.
– Правда?
– Куда как лучше, если бы Господь не украл у нас часть наслаждения.
– Что ты говоришь!
Змея сделала вид, что готова прикусить себе язык.
– Ой, прости! Я ведь ничего не хотела тебе говорить. И проговорилась! Коснулась-таки секрета Господа.
Ева поднесла ей тыковку и дала напиться. Потом спросила, нравятся ли змее ее кораллы и изумруды, и если нравятся, она готова подарить их ей.
– Я ничего не скажу Адаму, – бросила она, приглаживая волосы. – Тайна останется между нами.
– Ах, она уже стольким известна!
– Я думала, что ее знаешь только ты одна.
– Да нет, ее знают все подземные твари.
– Ну, тогда мне все откроет гадюка. Она уж вон сколько дней вокруг меня вьется – хочет заговорить. Видно, тоже из-за этого самого.
– Брось, гадюка не знает и половины моего. Я-то лучше всех осведомлена. По правде сказать, только мне одной открыта вся тайна Бога от начала до конца. Все очень
