для него слова.
– Если бы мы просто улетели, я бы не смогла спать некоторое время, а потом, вспоминая о Траймонго, испытывала бы неимоверную тяжесть, – сказала Кира и мягко прикоснулась к руке мужа. – Но теперь, зная, что мы можем попытаться, я не представляю, как буду жить, если мы не попытаемся.
– Дорогая…
– И если ты вдруг подумал отправить меня в убежище, то нет. Я пойду с тобой, Помпилио. Или вместе, или никак.
– Или вместе, или никак, – подтвердил дер Даген Тур и поцеловал жене руку. После чего повернулся к капитану: – Базза, мне нужна связь с Феодорой.
– Я немедленно распоряжусь, мессер.
– Я сообщу сенатору, что под действием гравитационных полей спутника астероид слегка поменял направление движения и есть вероятность, что столкновение не состоится. – Эту фразу Помпилио произнёс для Галилея.
– Спасибо, мессер. – Квадрига склонил голову.
– Ты – мой астролог, – твёрдо сказал дер Даген Тур. – Я знаю, что у тебя получится.
* * *
«Я слышал, как адира Кира спросила у мессера: «Она поверила?» На что мессер ответил: «Сначала Феодора решила, что я пытаюсь её успокоить, затем сообразила, что это глупо, догадалась, что я что-то придумал, и спросила, опасно ли это?» Адира Кира улыбнулась: «Она не дура». Мессер чуть сжал руку супруги: «Она тебе понравится».
Разговор состоялся после большого совещания, на котором мессер и капитан изложили план спасения Траймонго. Всё просто: вероятность успеха выражается не в цифрах, а в буквах, составляющих имя: Галилей. Мессер не сказал об этом прямо, но, когда Бедокур поинтересовался, чья это идея, не стал скрывать автора. Других вопросов не возникло: все понимали, что из Северного Бисера в Южный нас занесло не просто так. И ещё все поняли, что у Галилея есть план и мессер готов рискнуть жизнью. Нужны ещё уточнения? А зачем? Мы боялись? Да, всем было страшно, включая мессера. Но обстоятельства сложились так, что мы можем спасти почти полмиллиарда человек, а значит, страх нужно засунуть себе в …»
Из дневника Андреаса О. Мерсы alh.d.
«Энди, иногда ты так сильно напоминаешь меня…»
Из дневника Оливера А. Мерсы alh.d.
Эпилог
в котором перед Занди открываются перспективы, Феодора запирается изнутри, Галилей делает то, что должен, а Помпилио не хочет лишних вопросов
– Это самое прекрасное, что я видел в жизни, – прошептал Занди.
– Твоя жизнь только начинается, – рассмеялся Бабарский. – И тебе предстоит увидеть очень много красоты: рукотворной и созданной природой, удивляющей и завораживающей, и ты, поверь, часто будешь повторять: «Это самое прекрасное, что я видел в жизни»… И будешь верить в свои слова до тех пор, пока тебя не поразит нечто новое. Я знаю, Занди, так будет.
– Надеюсь.
– Не сомневаюсь.
– Но эту красоту я не забуду.
Потому что всюду, в какую сторону ни посмотри, расстилался безбрежный и очень спокойный, очень тихий океан. Даже два океана: цвета морской волны снизу и цвета безоблачного неба сверху, сливающиеся в горизонте так, что разглядеть его линию не было никакой возможности. Ни облачка, ни клочка земли, ничто не мешало двум океанам лениво наслаждаться друг другом, кроме цеппеля – в небе и его чёрной тени на воде. «Пытливый амуш» был повсюду.
На взгляд Бабарского, в сплетении двух стихий не было ничего особенно чарующего, но он прекрасно понимал, какие эмоции испытывает переживающий первое воздушное путешествие Занди, и поддержал юношу.
– Подобные картины остаются в памяти навсегда.
– Да. – Занди помолчал, потом обернулся и посмотрел суперкарго в глаза: – Из-за меня ты чуть не погиб. А твой друг получил две пули.
– Растеряться может каждый, – пожал плечами Бабарский. – Ты растерялся всего один раз, оказавшись в очень непростой ситуации, поэтому я считаю, что ты показал себя достойно.
– Насколько достойно?
– Что ты имеешь в виду?
– Я смогу служить на «Амуше»?
– Кем?
Занди осёкся.
– Служить на «Пытливом амуше» – честь для любого цепаря, служить на «Пытливом амуше» офицером – ещё большая честь. Я надеюсь, что ты вернёшься, но для этого тебе нужно многому научиться и понять, кем ты хочешь вернуться. С другой стороны, мессер сказал, что способности у тебя есть и при должном усердии ты сможешь нагнать сверстников. А если как следует постараешься, то обгонишь их.
– Он так сказал? – Юноша вспомнил не очень длинный разговор с плотным лысым человеком, тем самым, который хладнокровно перебил всех напавших на яхту наёмников. Занди сильно волновался, решил, что показал себя не с самой лучшей стороны, и вот, пожалуйста, – оказалось, что дер Даген Тур разглядел его способности.
– Мессер сказал, что поможет тебе с учёбой, так что теперь всё зависит только от тебя. – ИХ похлопал юношу по плечу. – Не упусти свой шанс.
– Не упущу, – пообещал Занди – и себе, и Бабарскому. – Не упущу.
И посмотрел вниз, на волны, и веря, и не веря, что летит на огромном корабле пришельцев.
* * *
– Теодор, ты не представляешь, что мне довелось пережить. На этой планете растёт прекрасный кофе, но они совершенно не умеют его варить. В этом смысле они полнейшие дикари, едва освоившие заострённую палку. – Помпилио принял от слуги кружку с ароматным напитком, втянул аромат и улыбнулся. – Ты не представляешь, что мне довелось пережить.
– Мне очень жаль, мессер.
– Да, Теодор, теперь всем очень жаль, а я страдал. – Дер Даген Тур сделал глоток. – Великолепно.
– Благодарю, мессер.
– Ты видел, в чём мне приходилось тут ходить?
– Это ужасно, мессер.
– Надеюсь, ты это сжёг?
– Увы, мессер, капитан не дозволяет разводить на борту открытый огонь.
– Тогда выброси это, Теодор, верни туда, где это появилось.
– Немедленно займусь, мессер.
– И они без всякого стеснения называют это одеждой, – сообщил Помпилио, прихлёбывая кофе. – Иногда у меня складывалось ощущение, что я оказался в стране слепцов.
Дер Даген Тур вздохнул и посмотрел на левую сторону мостика. Восстановить все выбитые окна цепари не смогли, заменили только часть, а остальные проёмы зашили металлическими листами – идти по Пустоте с настежь открытыми окнами не рекомендовалось, да и ветер… Листы свою роль играли, однако выглядели чужеродно, чем привлекали внимание Помпилио.
– Нужно было покрасить их во что-нибудь весёленькое. – Ещё один глоток кофе. – Базза, у меня складывается ощущение, что вы растеряли чувство прекрасного.
– Вполне возможно, мессер, – не стал спорить капитан.
– Только не говорите, что вам было чем заняться помимо покраски мостика.
– Гм…
– Теодор, впервые за последние дни я чувствую себя по-настоящему выбритым, – произнёс Помпилио, отдавая слуге кружку и покидая кресло, в котором пребывал всё это время.
– Благодарю, мессер, теперь я могу заняться
