Особенность этих снимков заключалась в том, что на них были изображены трупы, но этого Синтия знать не могла.
— Он взобрался на меня, и дело пошло. От него порядком воняло, и я надеялась, что он скоро кончит. Головой он уткнулся мне прямо в шею, так что я могла немного расслабиться. Достаточно было обычных для такого дела стонов. Я лежала с открытыми глазами. — И снова пауза, чуть длиннее, чем первая, чтобы успеть перевести дыхание. — Не знаю, сколько потребовалось времени для моих зрачков, чтобы привыкли к темноте, но, когда я уже могла что-то различать, на потолке кабины передо мной предстала эта надпись…
Она была написана флуоресцентной краской. Мила видела ее изображение в деле.
Она гласила: «Я тебя убью».
— Я начала кричать… А он, наоборот, рассмеялся. Я попыталась бить ногами, чтобы скинуть его, но он был намного больше меня. Он вынул нож и стал колоть меня. Сначала всадил мне нож в предплечье, потом — в бок, третий удар пришелся на брюшную полость. Я почувствовала, как кровь вытекает наружу, и подумала: «Ну вот, я уже мертва».
— Однако он остановился… Почему?
— Потому что в какой-то момент я сказала ему одну вещь… Это пришло мне на ум совершенно спонтанно, быть может, я тогда была просто в панике, не знаю. Я сказала ему: «Прошу тебя, после моей смерти позаботься о моем сыне. Его зовут Рик, и ему пять лет»… — Синтия горько улыбнулась и покачала головой. — Что вы думаете? Я просила убийцу присмотреть за моим малышом… Не знаю, что на меня нашло, но тогда, должно быть, я думала, что это совершенно нормально. Потому что он лишает меня жизни, и я готова отдать ее, но потом он обязан заплатить мне за это. Это абсурд: я думала, что он будет моим должником!
— Странно и то, что это помогло остановить его ярость.
— Я все равно не смогу простить себе этого. — Синтия Перл проглотила выступившие слезы.
— Вильсон Пикетт, — сказала в этот момент Мила.
— Ах да, я припоминаю его… Я полумертвая лежала в той кабине, а тот тип снова сел за руль. Немного погодя он высадил меня на какой-то парковке. Я не знала, что он собирался делать. Я была слаба и ничего не соображала от потери крови. Еще когда мы ехали, по радио предавали эту проклятую песню… In the Midnight Hour… Потом я потеряла сознание и очнулась уже в больнице: я совсем ничего не помнила. Полицейские допрашивали меня о том, кто нанес мне такие раны, а я не знала, что и ответить. Меня выписали, и я на некоторое время поселилась у подруги. Однажды вечером в теленовостях я услышала известие об аресте Горки. Но даже его изображение ни о чем мне не говорило… Это случилось во вторник после полудня: дома я была одна и слушала радио. И только тогда ко мне вернулась память.
Мила поняла, что агенты из следственной группы прозвали Горку этим именем только после его поимки. Оно было выбрано как напоминание и предупреждение обо всех совершенных им ошибках.
— Он был ужасен, — продолжала Синтия. — Это все равно что увидеть все произошедшее во второй раз. И знаете, что я подумала? Если бы я вспомнила его раньше, быть может, смогла бы помочь еще какой-нибудь девушке спастись от него…
Эти слова были высказаны лишь по случаю. Мила догадалась об этом из ее тона. И вовсе не потому, что Синтии была безразлична судьба этих девушек, а потому, что она установила некое подобие барьера между тем, что произошло с ней самой, и участью, коснувшейся всех остальных. Это был один из способов психологической защиты, чтобы жить дальше: его постигают после обретения жизненного опыта, подобного этому.
И в подтверждение мыслей Милы Синтия добавила:
— Месяц назад я встречалась с родителями Ребекки Спрингер, последней убитой им девушки.
«Но она не была убита, — промелькнуло в голове Милы. — Все было намного хуже: он вынудил ее покончить жизнь самоубийством».
— Мы вместе приняли участие в поминальном молебне в память о жертвах Бенджамина Горки. Вы знаете, они принадлежат к той же самой конгрегации, что и я. Они следили за мной на протяжении всей службы, и я чувствовала себя виноватой.
— В чем? — спросила ее Мила, хотя и сама прекрасно знала ответ.
— Думаю, в том, что осталась в живых.
Мила поблагодарила девушку и направилась к выходу. Она заметила странную молчаливость Синтии, когда та провожала ее до двери. Казалось, она хотела о чем-то спросить, но не знала, с чего начать. Тогда Мила, решив дать ей немного времени на раздумья, попросила разрешения воспользоваться туалетом. Синтия показала дорогу.
Комнатка была очень тесной.
Пара колготок сушилась на душевой. И даже там стояли фарфоровые фигурки, и все было в розовом цвете. Мила склонилась над умывальником, чтобы сполоснуть лицо. Она была слишком усталой и измотанной. Девушка заблаговременно купила дезинфицирующее средство и все необходимое для нанесения очередной раны. Ей нужно было почтить память пятой девочки. Мила откладывала эту процедуру, но все же решилась на нее в этот вечер.
Эта боль была ей необходима.
Вытирая руки и лицо салфеткой, она заметила на полочке бутылку с жидкостью для полоскания рта. Цвет жидкости был слишком темный. Мила понюхала ее: это оказалось виски. Значит, у Синтии Перл тоже был свой секрет. Плохая привычка, оставшаяся от прошлой жизни. Девушка-полицейский, запершись в этой крохотной ванной, задумчиво сидела на крышке унитаза и, позволив себе отхлебнуть из бутылки пару глотков, рассеянно смотрела на кафельную плитку. И даже если Синтия Перл сильно изменилась в лучшую сторону, она не могла обойтись без того, чтобы не побаловать темную сторону своей души.
«Такова человеческая природа, — подумала Мила. — А мой секрет еще более давний…»
Когда она была готова уйти окончательно, Синтия, стоя на пороге квартиры, отважилась спросить, не могут ли они встретиться, чтобы сходить вместе в кино или по магазинам. Мила поняла, что у той была отчаянная потребность в дружеском общении, и не смогла отказать ей в этой маленькой иллюзии.
Из желания угодить девушке Мила записала номер ее телефона на свой мобильный, хотя знала, что им никогда больше не встретиться.
Через двадцать минут Мила подъехала к центральному зданию федеральной полиции.
У входа она увидела большое количество офицеров в гражданском с визитками на груди. Одновременно в здание входили несколько полицейских патрулей: похоже, что их кто-то вызвал.
Должно быть, произошло какое-то событие.
Мила поднялась по лестнице, чтобы не терять времени, стоя в очереди перед лифтом. Она быстро добралась до третьего этажа, где после обнаружения в Бюро пятого трупа теперь размещалась их штаб-квартира.
— Моска всех собирает, — услышала девушка слова детектива, разговаривавшего по телефону.
Мила направилась прямо в зал, где должно было состояться совещание. Перед входом скопилась толпа полицейских, пытавшихся занять места. Кто-то великодушно пропустил ее вперед.
В одном из последних рядов Мила отыскала свободное местечко. Впереди нее, чуть в стороне, уже сидели Борис и Стерн. Последний заметил появление девушки и кивнул. Мила издали попыталась рассказать ему о том, как прошла ее встреча с Синтией, но он дал ей понять, что они обо всем поговорят позднее.
Резкий звук, вырвавшийся из динамика, прервал на мгновение шум в зале: один из техников готовил микрофон на сцене и постучал по нему, чтобы удостовериться в его работе.
Для того чтобы поставить дополнительные стулья, были сдвинуты в сторону и блестящая доска, и автомат по продаже кофе. Тем не менее этого оказалось недостаточно, и некоторые полицейские уже выстраивались вдоль стен.
«Это неспроста», — сразу же сообразила Мила, представляя себе нечто грандиозное. А между тем она не видела еще ни Горана, ни Роке. Девушка предположила, что они вместе с Моской, закрывшись в каком-нибудь кабинете, согласовывают версию, выставляемую на суд публики.
Ожидание было очень томительным. Наконец в дверях появился старший инспектор: он вошел в зал, но на сцену подниматься не стал. Роке уселся в первом ряду, в кресле, оставленном для него одним услужливым детективом. Его лицо ничего не выражало. Со стороны он казался совершенно спокойным: закинув ногу на ногу, он, как и все, стал ждать.
Горан и Моска пришли вместе. Стоявшие в дверях полицейские расступились, и оба стремительным шагом направились к сцене. Криминолог прислонился к письменному столу, стоявшему у стены, а капитан снял микрофон со стойки и, высвободив провод, объявил:
— Господа, прошу минуту внимания…
Настала тишина.
— Хорошо… Итак… Мы собрали вас для того, чтобы сделать одно важное сообщение. — Моска говорил во множественном числе, но именно к нему одному было приковано все внимание. — Это касается обнаруженного в Бюро трупа девочки. К сожалению, как мы и предполагали, картина преступления абсолютно чиста. Но от этого типа ничего иного мы и не ожидали. Никаких отпечатков пальцев, никаких телесных жидкостей, никаких посторонних следов…
