Проводив ее взглядом, я заказала кофе, переглянувшись с официанткой и виновато пожав плечами. У Билли стресс, она измучена. Она уже ничего не хочет. Бедная… Я взглянула на бумажку с телефонными номерами, которую по-прежнему держала в руке. Ладно, я сделаю, что от меня требуется. Ради Билли. Я вытащила телефон и набрала номер Кристофа.
Я знала, где он сейчас, так как всю предыдущую неделю разыскивала его. Кристоф строил вторую яхту для шейха Ахмеда в Дубае. По предварительным оценкам, стоимость яхты превышала тринадцать с половиной миллионов фунтов, за нее Кристофу причиталось двадцать процентов комиссионных. Плюс навар от всех поставщиков и производителей крепежных и прочих деталей, применяющихся в яхтостроении. Плюс проценты за первую яхту стоимостью пять миллионов фунтов — ту самую, на которой его сфотографировали рядом с богатым клиентом для журнала «Алан!» — дубайской версии «Хелло!». Кристоф был до смешного скуп, а Билли смешна своим стремлением выгородить его.
К телефону никто не подошел, а может, мой номер значился в черном списке, поэтому я позвонила по другому номеру, лондонскому.
— Алло!
— Это миссис Таррно?
— Да, — последовал настороженный ответ.
— Говорит Тесса Кинг, крестная Коры.
— Здрасьте. Кристофа нет. Ему что-нибудь передать?
— Я в больнице. Кора больна.
— Опять?
— То есть?
— Э-э, ну-у…
Я перебила ее:
— У Коры пневмония. Врачи сначала думали, что менингит.
Вторая жена Кристофа не ответила.
— Алло, вы слышите?
— С ней все будет хорошо?
— Да. — Я хотела заявить об этом твердо, но голос собеседницы звучал неприветливо, и мой сорвался. — Извините… Думаю, Кристоф должен знать… — Я опять осеклась. От стресса и старания сдержать слезы адски ныли челюсти.
— Сочувствую. Скажите, что я должна сделать?
Я подобралась.
— Можно мне узнать номер Кристофера?
Она долго молчала.
— Поверьте, будь моя воля, я бы вам не звонила.
— Нет, просто… впрочем, неважно.
— Что такое?
— Билли так уже делала.
— Как «так»?
— Говорила нам, то есть моему мужу, что Кора больна.
— Она постоянно болеет. — Я не слишком преувеличила.
— Но не так часто и сильно, как Билли уверяла нас… то есть Кристофа.
— Я вас не понимаю. Я в больнице, у Коры пневмония, еще недавно врачи считали положение очень серьезным. Вот Билли и решила, что Кристофу следует об этом знать.
Неудивительно, что Билли не хотелось звонить самой.
— Хорошо. Извините. Он в Дубае, в «Бурж-Аль-Арабе». Номера я не знаю, он всегда звонит мне сам. Но Кристоф точно там.
— Спасибо.
— К вам он не приедет — слишком много раз она поднимала ложную тревогу, — предупредила жена Кристофа. — Честно говоря, он не вернулся бы даже ради родных дочерей.
Я не стала поправлять ее оговорку по Фрейду и напоминать, что Кора тоже приходится Кристофу родной дочерью. И не спросила, что она называет «ложной тревогой». Тебе он поверит.
Международная справочная служба сообщила мне номер отеля. Об этой достопримечательности Дубая я знала только то, что вычитала в «Алан!». За ночь в нем надо было выложить тысячу долларов. Еще знала, что здание отеля прозвали «тараканником», поскольку в определенном ракурсе оно напоминало мерзкое насекомое, хотя прозвище могло относиться и к неисчислимым толпам постояльцев. Подходящее жилье для такого гнуса, как Кристоф.
— «Бурж-Аль-Араб».
— Будьте любезны, соедините с мистером Таррно. — Я приготовилась к ожиданию.
— Алло! — раздался знакомый голос.
— Кристоф, это Тесса. Хочу сообщить, что Кора в больнице с пневмонией. — На этот раз я не плакала. Голос звучал ровно.
— Откуда у тебя этот номер?
— Но ей уже лучше, спасибо, что поинтересовался.
— Так это правда?
— Разумеется.
— Состояние стабильное?
— Да, — ответила я, заранее зная, что сейчас услышу. Боже, как мне хотелось привлечь этого мерзавца к суду! Даже если ради этого пришлось бы поменять сферу деятельности.
— Я не приеду.
— А я и не прошу. Просто сообщаю, что твоя дочь больна. Все подробности знает твоя жена. Всего хорошего.
Он не заслуживал даже презрения.
Напрасно я поссорилась с Билли. Это моя ошибка, а она не виновата. До меня не сразу дошло, почему именно я должна звонить Кристофу. Я по-прежнему считала звонок напрасным, но могла и ошибаться. Как-никак, а Кристоф — отец Коры. Пусть он и дрянной отец, даже я признавала, что он имеет на девочку права. Ох, зря я расстроила Билли, она и без того измучена и не в состоянии рассуждать здраво. Мало ей забот, так она еще будет нервничать из-за нашего спора, сидя у больничной кровати дочери.
Я зашла в кофейню, заказала для Билли латте, прихватила коричневый сахар и длинную ложечку и отправилась мириться. Как и полагается взрослому человеку. У входа в детское отделение я нажала кнопку селектора.
— Я ищу Билли Таррно, она здесь у дочери Коры.
— Можно узнать ваше имя?.. Извините, мне только что сообщили: она… — Издалека что-то неразборчиво произнесли. — Ее здесь нет.
— Понятно. А можно мне проведать Кору?
— Вы родственница?
— Что, простите?
— Вы ей родственница?
После длинной паузы я ответила:
— Крестная мать.
— Согласно больничным правилам, — раздался ответ сестры, — в палатах могут находиться только родственники.
Селектор отключился. Я стояла в пустом коридоре. Только родственники. Если меня не пускают к Коре, кого же пустят ко мне?
Я медленно дошла пешком до Кингс-роуд и на одиннадцатом автобусе добралась до Виктории. В прежние времена я бы первым делом позвонила Бену и всю дорогу рассказывала ему о нашем споре. Передала бы слово в слово, зато избавилась от необходимости размышлять. Мне стало бы легче, и я даже задуматься не успела бы, почему так страдала. «Интересно, — думала я, проходя мимо ярко освещенных витрин, — с каких пор Бен служит мне костылем?» Бен утешил бы меня, заверил, что больнее всего мы раним самых близких, что я все-таки родственница. Возможно, даже упрекнул бы меня за неделикатность, а я воспрянула бы духом и поставила себе отличную оценку за великодушие. Я перевела взгляд на парочки, в обнимку бредущие по тротуару. На самом деле Бен своими утешениями обманывал меня, а я предпочитала верить в эту ложь во спасение. Я уставилась на телефон, отчаянно скучая по Бену. Мне страшно недоставало его опеки. Спрятав телефон, я вышла из автобуса на своей остановке. Не стану ему звонить, об этом не может быть и речи, ведь я заключила пакт с Богом. От этой мысли стало еще тоскливее: я поняла, что хочу поговорить только с Беном. Домой не тянуло.
