Радека, который около двух месяцев изводил своих следователей.) Известно много случаев, когда даже самые жестокие пытки не могли вырвать у подследственных лживые признания. А тут еще не только признавали свою вину, но и выдавали реальных или мнимых (как некоторые считают) соучастников.
Вспомним факт, о котором мы уже упоминали: находясь под следствием, Тухачевский написал обширную докладную записку, посвященную возможной будущей войне. Если у него достало физических и моральных сил для такого сочинения, то почему бы он перед следователями оказался таким слабым и робким, что по их указке давал ложные показания на себя и на своих друзей и знакомых?
Трудно считать всех, кто давал признательные показания, такими жалкими и подлейшими доносителями на ни в чем не повинных людей. С одной стороны, некоторые заговорщики, не потерявшие еще окончательно совесть, узнав, что их заговор раскрыт, с некоторым даже облегчением могли давать показания, подсознательно понимая, чувствуя, что их заговор преступный. С другой стороны, многие антисталинцы (военные и гражданские лица) были из числа «раскаявшихся», притворно отказавшихся от своих оппозиционных убеждений. В действительности они продолжали находиться в скрытой оппозиции сталинскому курсу. Такая двурушническая позиция тоже не способствовала крепости их духа.
…6 июля 1936 года был арестован комдив Д.А. Шмидт, один из соратников В.М. Примакова по Гражданской войне в составе Червонных казаков. «Член партии с 1915 года Дмитрий Шмидт, – пишет Конквист, – был сыном бедного еврейского священника». Он быстро стал командиром бригады. Не без умиления и сладострастия описывает Конквист случай анекдотический. «Рассказывали, что, прибыв в Москву во время съезда 1927 года, на котором было объявлено исключение троцкистов, он встретил Сталина, выходившего из Кремля. Шмидт в своей черной черкеске с наборным серебряным поясом и в своей папахе набекрень подошел к Сталину и полушутя-полусерьезно стал осыпать его ругательствами самого солдатского образца. Oн закончил жестом, имитирующим выхватывание сабли, и пригрозил Сталину, что в один прекрасный день отрубит ему уши. Сталин побледнел и сжал губы, но ничего не сказал, инцидент истолковали как скверную шутку…»
Такая вот байка о том, как сын еврейского сапожника посрамил сына грузинского сапожника. Классический пример воздействия на наивного читателя с помощью простого приема: сначала мимолетное «рассказывали» (кто, где, когда?), а затем мелкие детали, вызывающие иллюзию достоверности (черкеска, пояс, папаха набекрень) и общая история, похожая на ложь. Почему? Да потому, что к тому году Сталин был уже 5 лет Генеральным секретарем партии, а Дмитрий Шмидт был раскаявшимся троцкистом, который отказался от своих взглядов и поклялся в верности генеральной линии партии. Кстати, заметим, что, когда вооруженный человек угрожает безоружному, это производит скверное впечатление.
Кем и для чего был придуман этот анекдот? Догадаться нетрудно: теми, кто ненавидит Сталина и хотел бы доказать, что он приказал арестовать доблестного Шмидта после того, как 9 лет таил на него личную обиду. Вот какой злобный и коварный тиран!
Однако этот доблестный Шмидт вскоре после ареста стал давать показания о заговоре военных против Сталина, и следующим за ним арестованным стал В.М. Примаков, который тоже вскоре дал признательные показания.
Шмидта арестовали в Киеве в отсутствие его начальника Якира, который отдыхал в Чехословакии, в Карловых Варах. Ягода, едва Шмидта привезли в Москву, сообщил об этом Гамарнику, чего он, в принципе, не обязан был делать. Видимо, этим сообщением Ягода хотел показать, что вынужден был арестовать человека из окружения Гамарника и Якира, ибо обстоятельства следствия вышли из-под его, Ягоды, контроля, и теперь этим делом занимаются Ежов и преданный ему Агранов.
Чем же все-таки можно объяснить удивительно быстрое признание своей вины и последующую выдачу сообщников со стороны арестованных генералов и маршалов?
Они могли понимать и чувствовать, что правда и народ не на их стороне, что действительно замышлялось преступное деяние. Но главное, на наш взгляд, – это предъявляемые им документы, свидетельства, показания арестованных ранее, донесения секретных агентов. Получалось, что следствию почти все уже известно (вспомним, как об этом говорил на суде Радек). Оставалось подтвердить материалы следствия.
Тухачевский, Гамарник, Якир уже заранее ощущали, а затем и ясно понимали, что они находятся на подозрении, за ними наблюдают и могут в скором времени арестовать. Такое состояние неопределенности, постоянной угрозы деморализует человека, подавляет его психику.
После ареста Д. Шмдта в августе 1936 года один из обвиняемых на процессе «объединенного троцкистско-зиновьевского блока» И.И. Дрейце сообщил, что среди военных существует оппозиционная группа, и назвал причастных к ней комкоров В.М. Примакова и В.К. Путну. Они были арестованы.
Ниточки «Клубка» потянулись к высшему военному руководству Красной Армии после того, как арестованный 11 февраля 1937 года Енукидзе стал давать показания. Ровно через месяц был взят под стражу комкор И.И. Гарькавый – командующий Уральским военным округом, родственник Якира и близкий друг Гамарника. Якир срочно вылетел самолетом Москву и стал добиваться приема у Ежова.
Реакция Гамарника была еще более панической. Тем более что 13 марта, через день после ареста Гарькавого, его назначили на малозначимую должность уполномоченного Наркомата обороны при Совнаркоме РСФСР. Это назначение Яна Борисовича при его очень высоком положении в партии и армии должно было навести на самые тяжелые мысли.
Несладко пришлось и Ягоде, когда в том же марте арестовали комдива Н.К. Кручинкина – начальника Главного управления пограничных и внутренних войск НКВД. Именно в этих войсках, по воспоминаниям старых чекистов, была особая спецчасть, состав которой подобрал лично Ягода. Судя по всему, она подготавливалась для того, чтобы в нужный момент арестовать Сталина и его ближайших соратников.
Однако мучиться сомнениями Ягоде долго не пришлось: 29 марта настал и его черед.
Показания Дрейцера, о которых сказано выше, были не единственной зацепкой в этом деле. По крайней мере, еще одно веское показание было получено примерно тогда же или несколько ранее от И.И. Рейнгольда, участника левой оппозиции, политработника и сторонника Троцкого. Первоначально он занимал крупный пост, потом был исключен из партии, а после «покаяния» вновь оказался восстановлен на руководящей работе. Рейнгольд сообщил не только о создании объединенного блока левых и правых оппозиционеров, который раскинул свою сеть по всей стране и проник во многие государственные учреждения. По его словам, тайная троцкистская организация существовала в РККА; ее возглавляли комкоры Примаков и Путна. Так что эти два военачальника оказались на прицеле у следователей – сразу с двух сторон.
После ареста Ягоды «Клубок» стал разворачиваться все быстрей и быстрей. В апреле 1937-го были арестованы М.М. Ольшанский (заместитель начальника автобронетанкового управления РККА), Г.Н. Кутателадзе (командир 9-го стрелкового корпуса Московского военного округа), К.В. Паукер (бывший
