клиентов, включая отца. Коды TR/CF/LNG — возможно, суммы транзакций или объемы. Завершение консультаций 28 мая 1925, за две недели до смерти. Протокол CT-03. Подписи RH и HF».
На секунду я задумался о возможности просто забрать папку, но быстро отказался от этой идеи. Если документ пропадет, это немедленно привлечет внимание. Лучше оставить все как есть и продолжить расследование другими методами.
Я сделал еще несколько заметок о других именах в списке, обратив внимание, что двоих из них, Томас Питерсон и Гарольд Карлсон, упомянул Риверсом как людей, погибших при подозрительных обстоятельствах после конфликта с Continental Trust.
Мне не хватало ключевого элемента для полного понимания.
Что именно означали эти коды? Какие услуги оказывал Харрисон Continental Trust? И почему это привело к смерти отца Стерлинга?
Записная книжка отца, о которой упоминал Риверс, могла содержать недостающие части головоломки. Нужно найти ее.
Я аккуратно вернул папку точно на то же место в шкафу, запомнив ее расположение. Чтобы при необходимости найти снова. Затем собрал все свои бумаги и направился к выходу, выключив свет.
Поднимаясь по лестнице в основное помещение офиса, я чувствовал, что приблизился к разгадке тайны смерти отца Стерлинга. Свидетельства указывали на то, что это был не несчастный случай, а преднамеренное устранение человека, ставшего опасным для Continental Trust.
И судя по тому, что я узнал, Харрисон и Форбс непосредственно причастны к этому.
Теперь мне нужно решить, что делать с этой информацией. Как обезопасить себя?
Ведь те же люди, избавившиеся от Эдварда Стерлинга и других, вполне могли счесть опасным и меня. Если заподозрят мой интерес к их прошлым делам.
Встреча с Милнером, а теперь эта находка в архиве. Слишком много совпадений для одного дня.
Я чувствовал, что невидимые нити заговора Continental Trust начинают сплетаться вокруг меня. Чтобы выжить, мне нужно действовать еще осторожнее, но при этом решительнее.
Покидая почти опустевший офис «Харрисон Партнеры», я уже обдумывал что делать дальше. Времени становилось все меньше, а загадок все больше.
Вечерний Нью-Йорк погрузился в сумерки. Уличные фонари зажигались один за другим, их желтоватый свет отражался в лужах после недавнего дождя.
Несмотря на усталость, я чувствовал странное возбуждение. Находка в архиве подтверждала мои подозрения. Смерть отца Стерлинга не случайность.
Проходя мимо газетного киоска, я машинально купил вечерний выпуск «New York World». Первая полоса кричала об очередных рекордах на фондовой бирже. Очередной «самый успешный день торгов».
Я решил пройтись пешком до квартиры, несмотря на накрапывающий дождь. Мне нужно собраться с мыслями, а нью-йоркский вечер, с его шумом автомобильных клаксонов, светящимися вывесками магазинов и потоками спешащих людей, создавал идеальный фон для размышлений.
«CT-03», повторял я про себя. Что означал этот код? Какой-то внутренний протокол Continental Trust? Программа финансовых манипуляций? Или, что более тревожно, кодовое обозначение для устранения «проблемных» партнеров?
К тому времени, когда я добрался до дома на 42-й Восточной улице, я полностью промок, но прикинул в голове четкий план действий.
Поднявшись в квартиру, я первым делом снял мокрый плащ и зажег настольную лампу. Затем достал из потайного места зашифрованный дневник и записал все детали сегодняшних находок, пока они свежи в памяти. Особенно тщательно я зафиксировал символы и коды из архивных документов.
Закончив с записями, я приступил к систематическому обыску квартиры. Хотя я уже исследовал ее по прибытии в этот мир, сейчас я знал, что именно искать. Записную книжку отца Стерлинга, о которой упоминал Риверс.
Я начал с очевидных мест. Книжных полок, ящиков стола, шкафов. Затем перешел к более скрытым тайникам.
Проверил каждую книгу на полке, нет ли в ней потайного отделения или вложенных документов. Ощупал подкладку каждого костюма. Заглянул под все ковры.
Я даже простукивал стены, ища полости, и проверял, нет ли незаметных отделений в мебели. Квартира Уильяма Стерлинга достаточно просторная для молодого холостяка, но не настолько большая, чтобы в ней было много укромных уголков.
В шкатулке для запонок я обнаружил старую фотографию. Мужчина и женщина, стоящие перед добротным загородным домом.
Судя по внешнему сходству мужчины с настоящим Уильямом Стерлингом, это его родители. Эдвард Стерлинг выглядел серьезным и основательным, с проницательным взглядом и прямой осанкой человека, привыкшего принимать решения. Его жена, Элизабет, казалась более мягкой, с доброй улыбкой и глазами, полными теплоты.
Продолжив поиски, я обнаружил коробку с письмами на дне большого чемодана в шкафу. Письма аккуратно перевязаны бечевкой и рассортированы по датам.
Большинство из них от матери Уильяма, написанные во время его учебы в Йеле. Обычные материнские послания с рассказами о домашних делах, соседях, погоде.
Но среди них я нашел несколько писем от отца, датированных началом 1925 года. Более формальные, с меньшим количеством семейных деталей, но в них проскальзывали любопытные намеки.
В одном из писем, от февраля 1925 года, Эдвард Стерлинг писал:
«…касательно моих новых деловых партнеров, я начинаю сомневаться в мудрости этого сотрудничества. Некоторые их предложения, хотя и выгодные с финансовой точки зрения, вызывают у меня определенные моральные сомнения. Твой дед всегда говорил: если сделка заставляет тебя просыпаться по ночам, значит, от нее лучше отказаться…»
В другом письме, от апреля того же года:
«…странное ощущение, что за мной наблюдают. Харрисон настаивает, что это обычная предосторожность со стороны инвесторов такого уровня, но мне это кажется чрезмерным. Я попросил Генри сохранить копии всех наших соглашений…»
Генри! То же имя, которое упоминал Риверс. Юрист, который мог хранить доказательства махинаций Continental Trust.
И, наконец, последнее письмо, датированное началом мая:
«…решил прекратить эти отношения. Слишком много несоответствий в их финансовых отчетах. Боюсь, что меня пытались использовать для отмывания значительных сумм через нашу фабрику в Бостоне. Поговорю с Харрисоном в четверг, возможно, он и сам не полностью осведомлен о происходящем…»
Это письмо написано за три недели до «несчастного случая».
Но самой записной книжки нигде нет. Я перепроверил каждый уголок квартиры, даже отодвинул мебель и заглянул под половицы, но безрезультатно.
Вдруг меня осенило. В последнем письме Эдвард Стерлинг упоминал «нашу фабрику в Бостоне».
Если он действительно подозревал, что его текстильное производство используют для отмывания денег, логично предположить, что он хранил доказательства где-то на месте событий. В самом Бостоне.
Я вспомнил, что Риверс упоминал о родном доме Стерлингов. Очевидно, записная книжка, если она существовала, осталась там.
Я подошел к телефону и, проверив время, решил, что еще не слишком поздно для звонка. Риверс оставил мне номер для экстренной связи. Таксофон недалеко от его временного убежища в Бруклине.
После серии гудков
