этого портфеля.
— Консервативный, но не статичный, — уточнил я. — В этом ключевое отличие.
Официант принес наши заказы. Мой стейк выглядел безупречно, с аппетитной корочкой снаружи и сочной розоватой мякотью внутри.
— Я думаю о некоторой реструктуризации их портфеля, — продолжил я, отрезая кусочек мяса. — Рыночная динамика последних недель вызывает определенные размышления.
— Какого рода? — Джонсон подался вперед, и в его глазах мелькнул интерес.
— Я анализировал секторальные перемещения капитала за последние три цикла и заметил любопытную закономерность, — я отложил вилку и достал из портфеля небольшую диаграмму с волнистыми линиями разных цветов. — Посмотрите сюда. Определенные секторы рынка начинают восходящее движение еще до общего подъема, а другие продолжают расти даже когда основной рынок уже замедляется.
Джонсон внимательно изучил график.
— Секторальная ротация, — понимающе кивнул он. — Этот подход используется давно, но редко с такой математической точностью.
— Именно. Для Гарднеров я предлагаю стратегию активного управления с переключением между секторами в зависимости от фазы цикла. Сейчас, судя по всем признакам, мы находимся в зрелой фазе подъема, где традиционно начинают опережать коммунальные компании и производители товаров первой необходимости.
Вместо обычной диаграммы с распределением активов я развернул перед ним более сложную схему, выглядящую почти как астрономическая карта.
— Вот мой план. Мы создаем динамический портфель с тремя концентрическими кругами. Внешний круг состоит из шести секторальных позиций. Промышленность, транспорт, технологии, коммунальные предприятия, потребительские товары и финансы. Средний круг из шести стабильных компаний-лидеров в этих секторах. А внутренний круг это то, что я называю «тактической основой»: тридцать процентов золото и резервные наличные.
— Весьма оригинальный подход, — Джонсон внимательно изучал схему. — Но как это работает практически?
— Каждые две недели мы анализируем относительную силу каждого сектора и ребалансируем внешний круг, увеличивая долю наиболее сильных и уменьшая долю слабеющих. При этом всегда сохраняется пропорция внешнего, среднего и внутреннего кругов: 40−30–30.
Я показал пальцем на диаграмму.
— А вот эти линии — триггеры автоматических действий. Когда относительная сила сектора падает ниже этой черты, мы автоматически сокращаем позицию наполовину, независимо от общего настроения рынка. А здесь, — я указал на другую линию, — когда два или более сектора одновременно опускаются за эту границу, срабатывает «защитный режим» семьдесят процентов портфеля переводится во внутренний круг, то есть в резервные активы.
Джонсон смотрел на схему с нескрываемым удивлением.
— Это необычно. Фактически, вы предлагаете агрессивно-адаптивную стратегию с автоматическими защитными механизмами. Нечто среднее между спекуляцией и консерватизмом.
— Точно, — я улыбнулся. — На волатильном рынке гибкость важнее жесткого курса. Представьте яхту в штормовом море. Она должна уметь и держать курс, и поворачиваться, чтобы избежать особенно опасных волн.
— А ваши математические модели, — Джонсон осторожно подбирал слова, — они действительно работают с такой точностью?
— На исторических данных — да. Я тестировал эту стратегию на рыночных циклах 1907, 1917 и 1921 годов. Естественно, это не гарантирует будущих результатов, но дает солидную основу для принятия решений.
— И что ваши модели говорят о текущем моменте?
— Они показывают начало перехода от фазы быстрого роста к зрелой фазе. Мы видим ранние признаки перегрева в промышленном и транспортном секторах, но силу в коммунальных предприятиях и товарах повседневного спроса.
Джонсон задумчиво потер подбородок.
— Это звучит убедительно, хотя и расходится с преобладающими на рынке настроениями. Большинство аналитиков до сих пор рекомендуют максимальное вложение в промышленность и радиокомпании.
— Большинство аналитиков следуют за вчерашними лидерами, — ответил я. — Мой подход ориентирован на выявление завтрашних тенденций.
Я взял еще одну диаграмму, показывающую историческое движение отдельных секторов.
— Посмотрите на этот паттерн. За два-три месяца до общерыночной коррекции 1923 года лидеры роста начали отставать, а традиционно скучные коммунальные и потребительские компании неожиданно ускорились. Мы видим схожую картину сейчас.
— Эта стратегия потребует гораздо более активного управления, чем обычный портфель, — заметил Джонсон.
— Именно поэтому я предлагаю строгий математический аппарат для принятия решений, а не эмоциональные оценки, — я свернул диаграммы. — Никаких субъективных суждений. Только числа, тренды и заранее установленные правила.
— Я никогда не видел такого подхода, Стерлинг, — Джонсон выглядел впечатленным. — Это нечто совершенно новое. Почти научное управление инвестициями.
Я позволил себе небольшую улыбку. То, что казалось инновацией в 1928 году, было всего лишь адаптацией стандартных техник тактического распределения активов из моего времени.
— Если позволите, я хотел бы попробовать эту стратегию с портфелем Гарднеров. Размер их капитала идеален для такого пилотного проекта.
Джонсон кивнул, все еще изучая диаграммы.
— Это рискованно, но интригующе рискованно. И самое важное, что с четкими правилами управления этим риском. Я согласен, Стерлинг. Давайте попробуем.
Мы покончили с основным блюдом и Джонсон, понизив голос, перешел к совершенно другой теме:
— Кстати, о внутренних делах фирмы. Вы, наверное, заметили растущее напряжение между Харрисоном и Паттерсоном?
Это неожиданный поворот, но именно то, на что я надеялся. Основная причина, почему я пришел на обед. Джонсон открывал дверь в мир внутрифирменных интриг.
— Заметил некоторые признаки, — осторожно ответил я.
— Это больше чем просто разногласия по поводу рыночной стратегии, — Джонсон наклонился ближе. — Паттерсон лоббирует значительное расширение операций фирмы. Хочет открыть отделения в Бостоне и Филадельфии, нанять вдвое больше брокеров. Харрисон же предпочитает оставаться компактной, элитной компанией.
— А вы на чьей стороне?
Джонсон усмехнулся.
— На стороне здравого смысла, Стерлинг. Стремительное расширение в период рыночной эйфории редко бывает мудрым решением. Но Паттерсон имеет поддержку среди младших партнеров. Они видят, как конкуренты увеличивают долю рынка, и боятся упустить возможности.
Он сделал паузу, словно решая, стоит ли продолжать.
— Кстати, о вас спрашивали.
— Кто? — я постарался, чтобы вопрос прозвучал небрежно.
— Кто-то сверху. — Джонсон неопределенно махнул рукой. — Не Харрисон и не Прескотт. Кто-то еще. Интересовались вашим прогрессом, вашими методами. Я бы сказал, что вы привлекли внимание некоторых влиятельных лиц.
Это могло быть как хорошим, так и тревожным знаком. В зависимости от того, кто именно проявлял интерес.
— Надеюсь, вы дали положительный отзыв, — попытался я пошутить.
— Более чем положительный, — серьезно ответил Джонсон. — Я ценю ваш аналитический подход и то, как вы заботитесь о таких клиентах, как Гарднеры. Большинство считают мелких инвесторов недостойными внимания. Вы нет, и это говорит о вашем характере.
Его искренность застала меня врасплох. В моем
