Сам Дмитрий Алексеевич, огорошенный, отмалчивался. Лишь раз, криво усмехаясь, он сказал Виктору: «Не держался за гриву, а за хвост не удержишься».
Виктору стало стыдно, но он успокаивал себя тем, что успеет проявить принципиальность, когда станет главным инженером. Да, тогда он сможет быть принципиальным; он не будет зажимать даже Лобанова, он создаст ему все условия для работы; вместо Долгина поставит у руководства техотделом молодых инженеров. Тогда Виктору будут нужны действительно знающие, инициативные помощники.
Следовало заручиться поддержкой горкома. Подобрав в качестве предлога несколько важных дел, Виктор поехал на прием к Савину. Разговор сначала шел о текущих вопросах. Относительно торфа секретарь горкома тут же связался с управляющим трестом, договорился и записал в простую клеенчатую тетрадь, когда проверить исполнение. Писал он испорченной вечной ручкой, макая ее в чернильницу, и Виктора интересовало, что это — для «пущей демократичности» или случайно? На большом письменном столе, кроме тетрадки, не было никаких бумаг, только с краю лежала перевернутая вниз заголовком книжка. Она невольно привлекла к себе внимание. «Пришвин», — прочел Виктор на корешке. Это что-то об охоте. Виктор подумал, что у себя на столе надо положить тоже что-нибудь подобное, и тоже неожиданно лирическое, теплое. Это создает известный стиль, какую-то внеслужебную, человеческую близость с посетителями.
Савин захлопнул тетрадь, откинул набок волосы и спросил, как она вообще, жизнь. Собственно, в расчете на этот вопрос и было задумано посещение секретаря горкома Виктором. Он знал живой, любознательный характер Савина и поэтому, расстроенно махнув рукой, долго отнекивался.
— Разрешите мне быть откровенным? — наконец сдался он.
— А чего вы боитесь? — спросил Савин.
— Я не из тех, кто боится, — сказал Виктор, — просто неприятно говорить плохое о себе.
Он нарочно употребил это выражение, чтобы его рассказ о борьбе с главным инженером, о недостатках и работе системы выглядел не жалобой, а криком наболевшей души, собственным горем и бедой.
Он говорил темпераментно, бросал фразы неоконченными, позволял себе сбиваться. Он знал, что Савин любит страстных людей, такой стиль должен ему понравиться. Слушая себя, он сам начинал переживать, в порыве чувств даже встал, стукнул кулаком, но тут же разжал его, потому что кулак у него был маленький и этот жест мог показаться смешным.
Порой Виктор удивлялся себе: с рабочими он умел быть простым, без наигрыша, с посетителями — внушительно твердым, среди детей — мальчишкой, с женщиной — влюбленным (правится ей решительный — пожалуйста, нравится ей робкий — извольте). Ему доставляло удовольствие приспосабливаться к людям, и он не ощущал никакого неудобства от этих превращений.
Словно нехотя, он вынул оттиск статьи и показал отчеркнутое место. Дело не в провале локатора, — частности характеризуют общую политику в области техники со стороны руководства.
Услыхав фамилию Лобанова, Савин улыбнулся, но смолчал. Он внимательно прочел абзац, отчеркнутый красным карандашом, перелистал остальное.
— Журнал еще не вышел? — спросил он. Виктор кивнул. — Где же дарственная надпись авторов?
На какое-то мгновение Виктор смешался, по тут же взял себя в руки и пояснил, что получил оттиск, будучи у Тонкова в институте. При этом он подумал: успел ли Савин заметить его замешательство?
— Ну, а как Лобанов отнесся?
— Лобанов?.. Лобанов еще не знает.
— Чего ж вы… таскаете повсюду с собой, а ему не показали?
Во всем их разговоре только эти слова оставили у Виктора неприятное ощущение. Зато последующее получилось весьма удачно. На вопрос, какого он мнения о Лобанове, Виктор отказался что-нибудь отвечать. «Он мой старый товарищ, и мне неудобно…» Это выглядело очень, очень положительно, даже благородно, и вряд ли после этого можно было думать, что Потапенко специально возит с собою показывать статью.
В общем, Виктор возвращался довольный собой. В машине он полузакрыл глаза и попросил Федю ехать медленнее. Ничего определенного Савин не сказал, но, во всяком случае, он призадумается. Недаром он попросил оставить оттиск.
Несомненно, Виктор в целом произвел выгодное впечатление. Во время разговора у Виктора вертелась фраза: «Если министерство и впрямь отзовет Дмитрия Алексеевича, то, пока будут подыскивать нового главного инженера, я надеюсь провести кое-что из задуманных мероприятий». Хорошо, что он так и не произнес эту фразу, она могла показаться чересчур навязчивой. Очевидно, все же у Савина возникли кое-какие сомнения, иначе зачем бы он спрашивал об отношении парторганизации к выступлениям Потапенко? Да, быть избранным в партком совершенно необходимо. Это первоочередная задача.
Виктор вдруг улыбнулся.
— Федя, а ты ЗИС-110 водить сможешь? — спросил он. ЗИС-110 был у главного инженера. Шоферы — народ болтливый и сообразительный. Если Потапенко, выйдя из горкома, спрашивает про ЗИС, значит, быть ему главным инженером, и сегодня же об этом станет известно всему Управлению. Ну и отлично: как говорится, идея, овладевшая массами, — это сила.
Виктор не ошибся, секретарь горкома был любопытен и в тот же день вызвал к себе Лобанова.
Когда Лобанов вошел, Савин стоял у окна и ел яблоко.
— Десять минут уж наблюдаю за этой особой, — сказал он здороваясь. — Упорный характер.
Внизу, в садике, освещенном фонарем, взбиралась на снежную горку четырехлетняя лыжница. На середине горы лыжа у нее соскочила с ноги и покатилась вниз. Девочка попятилась, потеряла равновесие, упала, съехала вниз на животе, подобрала лыжи, надела и снова начала взбираться вверх.
— Четвертый раз! — с досадой вздохнул Савин.
Рабочий день в горкоме кончился. Савин сел на диван, как бы подчеркивая неофициальность их разговора.
— Первым делом признавайтесь, почему вы тогда на городском совещании сбежали от меня?
Мальчишески курносое лицо Савина с закинутой набок челкой, с яблочной крошкой на губе располагало к доверию и было полно откровенного, бесхитростною любопытства.
— Да стоило мне тогда помедлить, — сказал Андрей, — я был бы теперь самым несчастным человеком. А сейчас… — он засмеялся и покраснел.
Савин, не улыбаясь, кивнул:
— Я все-таки подглядел тогда. Рыжие волосы!..
Отчеркнутое место в статье Тонкова и Григорьева Лобанов перечитал несколько раз. Позабыв о Савине, он скомкал оттиск, швырнул на стол и сел, упираясь локтями в широко расставленные колени, положив голову на руки. Толков — понятно: он способен на любое, но Григорьев? И как они смеют так обобщать! Допустим даже, что с той специальной схемой, которую Андрей дал Григорьеву, ничего не получилось, при чем здесь локатор? Ведь все последние испытания, проведенные самим Андреем, дали хорошие результаты. Понятно, они хотят окружить локатор недоверием… Но Григорьев? Не может быть, чтобы он участвовал в этой подлости.
— Поговорите с ним.
— Нет Григорьева в городе, — сердито ответил Андрей. — Уехал в какую-то командировку.
И вдруг рассмеялся. Оказывается, до этого он, сам не замечая, несколько минут рассуждал вслух о Тонкове и Григорьеве.
— Одно из двух, — хмуро глядя в его улыбающееся лицо, сказал Савин, — или вы здорово, уверены в своем локаторе, или излишне беспечно настроены.
Уверен-то он уверен, но, пожалуй, правда и то, что эта статья, в сущности, как-то мало затронула его. Все-таки он очень изменился за последний год. Непрестанная борьба основательно его закалила. А кроме того, то удивительно счастливое состояние, в котором он находился со дня объяснения с Мариной, делало его нечувствительным ко всякой беде, какая-то неистощимая уверенность в своих силах окрылила его.
«Обойдется, — думал он. — Какое это имеет значение? Локатор работает и будет работать. Приедет Григорьев, все выяснится. Разве в этом главное?»
Савин покачал головой.
— Советую вам смотреть глубже, — сказал он, как бы угадывая мысли Андрея. — Эта статья в ловких руках превращается в рычаг скверного рода.
Андрей посерьезнел, взглянул на новенький оттиск и впервые подумал о том, каким образом могла эта статья попасть сюда, в горком партии? Чья рука услужливо подчеркнула место, касающееся локатора?
— Помните, я вам предлагал устроить обсуждение работы? — спросил Савин.
— Я считаю: немедленно надо провести самую широкую дискуссию.
Они договорились о подробностях. Записывая себе в тетрадь, Савин вдруг спросил:
— Скажите, может Потапенко быть главным инженером? Андрей удивленно уставился на него:
— Потапенко?
— Ну да, что вы удивляетесь?
— Нет, не может.
— Почему?
Андрей наморщил лоб:
— Да… потому, что он слишком стремится занять это место.
