– Так точно! – странно ответил Вольховский. Не «Есть!», не «Слушаюсь!», а «Так точно!».
– Бэтээры не на ходу, – сказал Тайга, – со мной пятнадцать человек, мы на Полуденном перевале…
В этот момент бронемашины итальянцев пришли в движение.
– Скаппа, Скаппоне! Дай![5] – заорал Тайга, вдруг вспомнив словечко из кривцовского досье.
И бросился наперерез джипу, вопя уже по-русски:
– Беги, трусливая макаронина! Сиди в своей задрипанной пиццерии, нагуливай брюхо, трави байки! Жри свою паннакотту с профитролями!
Машина затормозила, едва не ударив Романа бампером по ногам.
– Что ты хочешь от меня? – зло крикнул Скаппоне. – Кто ты такой, чтобы меня останавливать?
– На мирный город, – Тайга ткнул пальцем в сторону Плешина, – напали вооруженные люди, намеренно и организованно. И они попытаются скрыться с места преступления – через этот перевал. Помоги перекрыть им путь!
– У меня нет такого приказа. Разговор закончен.
Скаппоне махнул рукой водителю. Тот сдал назад и объехал Романа.
– Капитан! Нэй секоли федэле![6] – крикнул Тайга вслед, и вдруг джип остановился.
Несколько секунд Скаппоне сидел, опустив голову, сгорбившись, будто его ударили в солнечное сплетение. Потом обернулся и укоризненно покачал головой.
Вышел из машины. Оглядел пологие лесные склоны, дорогу, рассекающую луг, зачем-то посмотрел на небо.
– Слишком просторно, – сказал он. – Слишком мало людей. Эту дорогу не перекрыть.
– Вызови своих, – сказал Тайга. – Связь, вроде, появилась. Вызови французов. Вызови всех. Миротворческие силы атакованы. У тебя вполне понятный повод.
* * *
Истекали последние мгновения тишины.
За пятнадцать минут не возвести инженерных сооружений, не построить баррикаду в сто метров длиной. Можно отрыть полуокоп сапёрной лопаткой, но в такой местности толку от него – чуть.
Тайга обошёл позиции всех бойцов, вспоминая подробности предрассветного боя. Фланги не удержать в любом случае, значит, задача – продержаться до подхода подмоги. Скаппоне сказал, полтора часа. Значит, теперь уже час-десять.
Хорошие ребята, подумал он сразу про всех – и про своих, и про итальянцев. Никто не задаёт лишних вопросов: зачем мы здесь и что пытаемся защитить в чужой стране.
Удачно, что есть возможность сделать это? Пожалуй, да!
Удачно… Это слово вдруг вернулось к Роману прохладным ветерком. Удача так благоволила ему в последние дни. Потерялось оружие – и тут же нашлось. Да ещё и с довеском в несколько сотен стволов. Поехали наркоторговцев ловить, а вышли в тыл вооруженной банде…
Тайга верил в удачу, но не доверял случайным стечениям обстоятельств. А то, что рассказал Скаппоне, пока по бэтээру не залепили из гранатомёта, лишь подтверждало: случайностей не бывает. В странном человеке, наблюдавшем за «землемерами» в главном городе французской зоны контроля, нельзя было не узнать Кривцова. Такой же следователь, как Охрименко балерина.
Мысль, что его, майора Тайгу, дёргают за верёвочки, подводя к каким-то решениям, сначала показалась унизительной. Что они хотели, все эти кривцовы? Передать «ничейное» оружие тополинцам? А если бы его, Романа, утром убили в горах, тогда что? Кто отдал бы такое распоряжение? Хотя, наверное, капитана Вольховского и уговаривать не пришлось бы… Кто-нибудь да остался бы за крайнего и, если что, ответил за преступный приказ…
Чисто, не подкопаешься, в три слоя замазано… Сначала можно сказать, что никакого «конфискованного» оружия не было – только то, что вернулось в гарнизон. Его и видел-то один Салан, наверное. Докажут, что было, – так чьё оно? Таких стволов – от Зимбабве до Гондураса… Конфискат – на то и конфискат, на этот вопрос можно просто не отвечать. А кто раздал его гражданским? Майор Тайга по собственному разумению… За что и направлен в звании младшего лейтенанта служить в места, созвучные его фамилии…
Нет, не о том думаешь, Тайга! Ты что, жалеешь, что велел отдать оружие плешинцам? Ни секунды! Так сочти за счастье, что твои внутренние желания «совпали» с интересами твоей страны. А то, что рот у страны заклеен, что не смеет она сказать вслух, чего хочет… Значит, сумей догадаться сам! И ответственность бери на себя.
Пыльные столбы на дороге – внизу, в Горсти, – возвестили о том, что время раздумий истекло. Тридцать? Сорок машин? Остатки «землемерской» банды.
Тайга ободряюще помахал итальянцу, расположившему своих карабинеров в подлеске на противоположном склоне. Тот не ответил – наверное, не увидел.
* * *
Когда Эзра выпустил последний патрон, то понял, что руки перестают его слушаться. Он отставил винтовку, привалился виском к холодному камню мерлона и закрыл глаза.
А потом поднялся, надел очки и долго смотрел с башни, как выбираются из города и отступают, уезжают, бегут крохотные человечки и как другие человечки бегут за ними вслед, и стреляют, и первые падают…
Часовщик аккуратно сложил плед и хотел убрать его в сумку. Но ему снова попался сложенный в несколько раз кусок ткани. Эзра достал его и осторожно развернул. Флаг Тополины средних размеров, из тех, что в ходу у футбольных фанатов, затрепетал в его руках.
Флагшток на башне, пустовавший несколько лет, совсем заржавел. Колёсико, удерживающее тонкий тросик, провернулось со скрипом.
Эзра посмотрел на свои дрожащие пальцы и стал искать, с какой стороны у флага завязки.
* * *
Тайга лежал, уперевшись макушкой в живот итальянца. Вместе с сознанием вернулась боль. Роман попробовал пошевелиться и понял, что руки заломлены за спину и связаны накрепко чуть ли не в локтях.
Не продержались. До последнего казалось, что шансы остаются. И когда одна за другой лопнули как тыквы бронемашины карабинеров. И когда замолчал пулемёт Охрименко, выставленный сильно выше основных позиций для прикрытия фланга.
Дорога из Горсти превратилась в свалку горящего железа, луг и подлесок пестрели крапинами неподвижных тел.
Даже когда не осталось никаких позиций, когда всё тревожно затихло с итальянской стороны, а на этой завязался ближний бой, смертельные пятнашки в пронизанном солнечными лучами утреннем лесу, то всё ещё казалось: отобьёмся!
Не отбились.
– Будь спокоен, – сказал Тайга итальянцу, – они обменяют тебя на… на…
– Хорошая шутка, – сказал Скаппоне. – Расскажу ребятам при случае.
Они лежали в подлеске, на крутом восточном склоне. То тут, то там раздавались одиночные выстрелы – «землемеры» деловито добивали раненых солдат.
– Знаешь, Роман, – негромко сказал итальянец, – произошло что-то странное. Слишком быстро, в один момент, всё изменилось. Были лоскутки, а стало одеяло.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
