и с которыми его знакомят Юлия Кристева и Цветан Тодоров, у литературного структурализма большее будущее, чем у социологической семиологии. Однако нужно немного вернуться назад и вспомнить непростые отношения Барта с Клодом Леви-Строссом, поскольку с биографической точки зрения они имеют решающее значение для понимания, по какой траектории двигался Барт вместе с структурализмом и внутри него. Эти отношения – едва ли не первое разочарование на его пути в эти годы.
В 1960 году Барт просит Леви-Стросса о встрече в надежде, что тот согласится стать научным руководителем его диссертации о моде. Некоторое время назад Барт оставил лексикологию Маторе и по совету Греймаса решил продолжить его работу с темой моды, которой тот посвятил диссертацию. Мы видели, что встреча с Мартине не имела продолжения, и Барт обратился к антропологии, решив, что его идеи о мифе могут заинтересовать Леви-Стросса. Он пишет ему в начале 1960 года, и Леви-Стросс, ответивший, что будет счастлив с ним побеседовать, назначает ему встречу у себя 16 января в 18 часов[609]. Это одновременно и разочаровывающая встреча – Леви-Стросс откажется стать его научным руководителем, – и решающая, по меньшей мере по двум причинам: на ней Леви-Стросс посоветовал Барту прочесть «Морфологию волшебной сказки» Владимира Проппа[610] и она направляет в совершенно новое русло его исследования моды. Почему Леви-Стросс отказался руководить диссертацией, доподлинно не известно. В любом случае Франсуа Досс ошибается, когда пишет, что «отказ был вызван тем, что проект охватывал слишком узкую область, потому что с точки зрения Леви-Стросса работа Барта касалась не моды в целом, а лишь ее описаний. Барт же считал, что в этой сфере за пределами описаний нет ничего значимого»[611]. На самом деле произошло обратное: Барт пришел к нему с идеей работы об одежде, и это Леви-Стросс подсказал ему ограничиться дискурсом о моде, что изменило направление исследований Барта и стало важным этапом в формировании его структуралистского метода. Барт много раз возвращался к этому повороту: «Поначалу я подумал разработать серьезную социосемиологию Одежды, всей Одежды (я даже начал кое-какие опросы); затем после замечания Леви-Стросса, сделанного в частном порядке, я решил сделать корпус более однородным и заниматься только описаниями одежды (в журналах мод)»[612]. Как мы видим, Барт сразу же ухватился за замечание Леви-Стросса, начав систематически просматривать журналы Elle и Jardin des modes, и скорее всего отказ Леви-Стросса имел иные причины. У Леви-Стросса были научные разногласия с Бартом касательно двух главных понятий – мифа и структуры. Хотя в их первую встречу напрямую ничего высказано не было, нетрудно предположить, что расширенное понимание мифа у Барта, его социологическое и идеологическое измерение (идеология была для Леви-Стросса только частью общественного факта), популярность «Мифологий» невольно вызвали недоверие у того, кто как раз в этот момент готовил свой большой компендиум «Мифологик», первый том которого выйдет в издательстве Plon в 1964 году. Даже если они сходятся в осуждении медиатизированных рассказов ученых (лекции «Познание мира» для Леви-Стросса, репортажи Paris-Match для Барта), маскирующих работу истории, даже если определение мифа как метаязыка, данное в «Мифе сегодня», перекликается с определением, предложенным в «Структурной антропологии», все же в анализе Барта слишком много места отводится социологическим и стилистическим фактам, значение которых Леви-Стросс в данный момент преуменьшает. Вполне вероятно, что к научной дистанции добавляется и символическое соперничество. Со времен успеха «Печальных тропиков» в 1955 году Леви-Стросс вынашивает планы написать литературное произведение, а не только научные труды. То, что Ролану Барту удается занимать оба этих поля, литературное и научное, кажется ему своего рода угрозой или высокомерием, что подтверждает дальнейшая история их взаимоотношений.
Второе разногласие касается понятия структуры: хотя они оба ссылаются на лингвистический узус, они приписывают ему совершенно разные функции. Если Леви-Стросс «всегда отдает предпочтение в наблюдаемых данных их принадлежности системе, актуальному состоянию этой системы (а не ее генеалогии) и ее внутренней связности»[613], неизменно утверждая приоритет индуктивного метода, то Барта больше интересуют вариации (значение которых в «Системе моды» подчеркивается через понятие шифтера, взятое у Якобсона) и отличие, которое они могут принести с собой: позднее во фрагменте «Ролана Барта о Ролане Барте» под названием «Шифтер как утопия» он будет восхвалять это как «зыбкость отличия». Можно с уверенностью сказать, что их научные проекты, горизонтом которых является структура, различаются. Леви-Стросс работает исходя из множества вариантов одного и того же мифа, с целью ослабить различия, он ищет универсалии, тогда как Барта интересуют знаки и коды, присутствующие в дискурсе. Первый верит в могущество науки, а второй всегда сохраняет в своей работе игровой аспект и внимание к языку, производящему неопределенность и отличие, перевороты и противоречия. Венсан Дебэн хорошо резюмировал это различие в понимании термина «структура»: у Барта она является способом организации означивания, тогда как для Леви-Стросса это совокупность правил, позволяющая переходить от одной данности к другой.
Различие в замысле: разоблачение у Барта, восстановление условий для символического мышления у Леви-Стросса. Различие в методе: демонтаж нагромождения значений у Барта, изучение правил трансформации у Леви-Стросса. Наконец, различие в объекте: изучение конкретного высказывания у первого – «Сарразин», «Голдфингер» или каталог мод; изучение различных вариантов одной и той же истории, оторванных от их языковых оснований, у второго[614].
Кроме того, этот научный проект имеет для Леви-Стросса академические последствия. В течение всей своей карьеры он не стесняется преуменьшать значение чужих влияний (в частности, Мосса и Дюркгейма) и без колебаний ликвидирует своих соперников-современников. У него еще будут конфликты, порой еще более серьезные, с Фуко, с Деррида, в результате которых он полностью зачистит структуралистское поле[615].
С самого начала Леви-Стросс устанавливает с Бартом неравноправные отношения. Он записывает его в модные структуралисты, а не в серьезные ученые. Как он позднее признается Дидье Эрибону: «Я никогда не чувствовал, что он мне близок, и его последующее развитие подтвердило это чувство. Поздний Барт во всем противоречил раннему, который, по моему убеждению, шел против своей природы»[616]. Он не дает воли своим чувствам, потому что Барт полезен для его признания: он посвятил Леви-Строссу две статьи в престижных журналах. Первая, самая важная, «Социология и социологика» вышла в 1962 году в совершенно новом журнале Information sur les sciences sociales и будет перепечатана в сборнике, посвященном Леви-Строссу и вышедшем в серии «Идеи» издательства Gallimard в 1979 году. Барт рассказывает о «Неприрученной мысли» и «Тотемизме сегодня», задаваясь вопросом о возможном приложении структурного анализа к объектам современного общества. Вторая статья – «Гуманитарные
