Парламентеры получили 48 часов на принятие условий, представленных Малиновским. На прощание он заявил обоим офицерам, что «надеется на скорую встречу с ними как с друзьями и товарищами по оружию». Гаткевич добавил, что встречу организовал генерал Миклош.
Процитированное мной письмо доказывает, что командующий 2-м Украинским фронтом Родион Малиновский хотел, чтобы венгерская армия повернула оружие против нас, как это сделала румынская армия. Как известно, нам это стоило шестнадцати дивизий. С того времени мы знали, что русские в действительности хотели от Венгрии только одного, — чтобы она перестала быть суверенным государством.[221]
Когда Гаткевич со своим начальником вернулись на венгерские позиции, те были уже эвакуированы. Чтобы попасть в батальон, откуда они отправились в путь к русским, им пришлось пройти по грязи десять километров. После возвращения в Будапешт утром 14 октября они отправились на Замковую Гору. Через два дня на рассвете я пленил полковника фон Уташи; он был в форме, но в туфлях, так как опухшие от трудного марша ступни не помещались в офицерские сапоги. Гаткевич убежал через сады до того, как мы пришли. В письме, отправленном мне, он добавил, что реляцию о миссии он представил венгерскому штабу, а затем допросившему его служащему СД.
Приведенные выше факты и свидетельства не оставляют никаких иллюзий касательно действительных намерений регента Хорти и его правительства. Иную позицию продемонстрировал избранный 4 августа 1944 года президентом Финляндии маршал фон Маннергейм. Он предупредил наше командование и Риббентропа, что, принимая во внимание риск полного уничтожения Советским Союзом, Финляндия не может продолжать войну на нашей стороне. В начале сентября наши войска начали отходить; эвакуация была закончена 14 сентября. Финны подписали договор о перемирии лишь через пять дней.
Я позволю себе только одно замечание. Сегодня к Финляндии Советский Союз относится не хуже, чем к Румынии. Даже наоборот.
20 октября мне сообщили, что Гитлер хочет, чтобы я лично представил отчет о ходе операции «Фауст-патрон». Я взял с собой Адриана фон Фелкерсама, так как знал, что выполню одно из его самых больших мечтаний. Когда я представил его Гитлеру, тот сказал, что хорошо помнит военные подвиги Адриана. Он спрашивал о его смелых вылазках, когда лейтенант Фелкерсам воевал в России с подразделением «Бранденбург». Гитлер точно привел подробности отдельных событий, особенно захвата спецподразделением Фелкерсама нефтяного центра в Майкопе на Кавказе в августе 1942 года, за который тот получил Рыцарский крест. Адриан действительно находился под впечатлением от встречи.
— Это удивительно, — сказал он мне позже. — Он говорил так, словно сам был там вместе с нами!
— Он несомненно был, — ответил я, — только вы его не заметили.
Днем ранее мы направились в ставку Гиммлера, находившуюся в расположенном примерно в 30 километрах восточнее Кентшина Позезджу.[222]
С нами был также Гирг, так как Гиммлер хотел выслушать его мнение насчет Румынии. Русские находились рядом, поэтому рейхсфюрер переезжал. Он пригласил нас на ужин в свой спецпоезд. На Гирга и Фелкерсама Гиммлер произвел плохое впечатление. Мы вернулись в опустевшую ставку. В брошенных бараках среди леса было что-то мрачное… Мы все чувствовали приближающуюся беду.
— Господа, — сказал Фелкерсам, — мы становимся слишком привередливыми. На что мы жалуемся? Безусловно, это место не настраивает на шалости, но с момента отсутствия здесь рейхсфюрера сделалось явно веселее!
Гитлер дал знать генералу Йодлю, что хочет встретиться со мной с глазу на глаз. Сердечный прием, организованный в мою честь, произвел на меня впечатление: «С этого момента вы являетесь оберштурмбаннфюрером войск СС. Я награждаю вас Немецким Золотым крестом. Не благодарите меня! Все награды, о которых вы попросите для ваших солдат, будут им выданы. Пожалуйста, обсудите этот вопрос с моим адъютантом Гюнше. А теперь расскажите мне, как происходили события в Будапеште».
Мы сидели в небольшом помещении в его бункере, где было трудно дышать. Он показался мне сейчас более спокойным, чем в предыдущий раз, дрожь его левой руки прекратилась. Он слушал, не перебивая. Фюрера очень развеселил рассказ про появление эрцгерцога Йозефа в мундире императорско-королевской армии. Когда я попросил разрешения уйти, он задержал меня. Затем он подробно рассказал мне о плане операции, называемой сегодня наступлением в Арденнах:
«Задание, которое я поручаю вам сейчас, возможно, является самым важным в вашей военной биографии. Во время наступления, план которого я вам представил, — совершенно секретный, мне, наверное, не стоит об этом напоминать — вы должны будете со своими спецподразделениями овладеть одним или несколькими мостами через реку Мёз, находящимися между Намюром и Льежем. Ваши люди, переодетые в английские и американские мундиры, проникнут в тыл противника, а затем будут сражаться в немецких мундирах. Я узнал, что американцы применили такую уловку под Ахеном. Кроме того, несколько ваших подразделений, переодетых в форму противника, должны действовать в его тылу и по мере возможности внести замешательство в работу штабов и ввести в заблуждение вражеские части. Я знаю, что для подготовки операции мало времени, но мне также известно, что вы сделаете все, что в ваших силах. Все детали, пожалуйста, согласуйте с генералом Йодлем. И еще один момент. Я не хочу, чтобы вы лично переходили линию фронта. Во время наступления будет необходимо ваше присутствие на фронте. Если же вы получите ранение или попадете в плен, это будет означать поражение. Дорогой Скорцени, я полностью доверяю вам. Впрочем, вскоре мы увидимся снова».
Когда мне опять довелось увидеть Гитлера, он лежал больной гриппом в кровати, поэтому я коротко доложил ему о встрече с генералом Йодлем. Именно таким образом мне было поручено выполнение операции «Гриф», название которой происходит от сказочного зверя — полуорла, полульва.[223]
Глава шестая
«Гриф»
Арденны, политическое наступление — Цели операции «Гриф» и мнение сэра Безила Лиддела Харта — Ошибка ОКВ и «предсказание» — Наступление вязнет — Я бросаю в акцию восемь специальных групп и 150-ю танковую бригаду; безуспешно атакую Мальмеди — Роковое событие на перекрестке в Баугнез — Полковник Уиллис М. Эверетт: десять лет в борьбе за правду — Трагедия в Мальмеди — Телеграмма маршала Монтгомери: «На этот раз мы не можем совершить посадку на суда в Дюнкерке» — Черчилль призывает Сталина на помощь — Охота на «переодетых нацистов» — Задержка и допрос Брэдли — Половина армии США ищет Скорцени — Генерал Эйзенхауэр, заключенный в своей квартире — Облава в «Кафе де ля Пайке» — Двойник Эйзенхауэра, или Потерянные иллюзии — «Гриф» в качестве предмета для изучения на лекциях для американских офицеров — Комментарии Гитлера — Игра Сталина.
Осенью 1943 года верховный командующий войсками союзников на европейском театре военных действий генерал Дуайт Эйзенхауэр побился об заклад на пять фунтов стерлингов с генералом Монтгомери, что Германия капитулирует до Рождества 1944 года.
15 декабря этого же года произведенный в маршалы Монтгомери написал Эйзенхауэру (информация последнего), что праздники он проведет в Англии, и сообщал генералу адрес, по которому ему необходимо было выслать выигрыш. 16 декабря, во время игры в гольф, он узнал, что утром мы начали наступление на границе Люксембурга, между Моншау и Эхтернах.
Наступление в Арденнах постоянно называют наступлением Рундштедта. Однако фельдмаршал, которому в то время было уже без малого семьдесят лет, ставший (после самоубийств фельдмаршалов фон Клюге и Роммеля) опять верховным командующим на оперативном районе «Запад», в действительности получил этот план от Гитлера.
Рундштедт, не понимавший политических целей планируемого наступления, был сторонником ограниченной акции в районе Ахена с целью освобождения этого города. Однако дело было в другом.
Монтгомери и Эйзенхауэр, несмотря на видимость сердечных отношений, не любили друг друга. В книге «My three years with Eisenhower»[224] адъютант верховного командующего союзными войсками командор Гарри Батчер сообщает, что 1 декабря 1944 года Монтгомери отправил американскому генералу письмо, критиковавшее стратегические и тактические концепции последнего; он «по-дружески» предлагал ему, чтобы тот как можно быстрее подал в отставку.
Несмотря на то, что Гитлеру не были известны эти подробности, он был уверен, что отношения между западными союзниками плохие, а Черчилль — как впоследствии и Монтгомери — заметил, что Рузвельт упирается при действиях, которые могли бы помочь Сталину. Некоторые американские генералы, например, Джордж Пэттон, не понимали позиции Эйзенхауэра.
