Даже если все хорошо, и Эн не ошибается, то все равно идеальной точности не достичь. Макс может оказаться в двадцати метрах от вертолета и не заметить его. Допустим, скала будет закрывать, или стебли дровяка — на таких глубинах он, возможно, как баобаб разрастается.
Эн, будто прочитав его нерадостные мысли, уточнил:
— Максим? Все в порядке? На тебе лица нет.
— Я почти уверен, что ничего у нас не получится. О чем вы вообще думали?! Все поставили на карту — почему-то решили, что я смогу достать этот проклятый ящик!..
— Не сомневайся в себе — у тебя все получится, — уверенно заявил Эн. — Ты же сам говорил, что до вертолета достанешь. Не начинай дергаться в последний момент.
— Я не дергаюсь. Я не обещал достать — я говорил, что шанс есть. А может и нет… Но не это главное — боюсь, что вообще его не найду. На такой глубине и освещенность плохая, и мысли путаются, и растеряться легко…
— Не бойся. Хотя глубина и большая, но это не означает, что там полный мрак — будет немногим темнее, чем на пяти метрах. В тропических морях вода очень чистая — муть не будет мешать. Просто оглянись по сторонам, когда доберешься до дна. Вертолет ты ни с чем не перепутаешь — он обязательно будет рядом. Ты, возможно, прямиком на него угодишь — смотри, не поцарапайся.
Дина, напряженно прислушиваясь к разговору, решила добавить трагизма и чуть не плача проговорила:
— Туда Максим нырнет с грузом, а назад как выберется? У него ведь не будет воздушного шара, про который он рассказывал.
— Можно привязать к нему несколько пустых бутылок, — предложил Муса. — И два груза дать: большой и малый. Большой на дне сразу бросит, а малый уже когда все закончит. Бутылки его наверх потянут.
Макс предложение не одобрил:
— Нет. Они только мешать будут, да и быстро с ними не поднимешься. Мне ничего не должно мешать — на таких глубинах это опасно. И чтобы быстро подняться, их понадобится, наверное, не меньше сотни. Нет Муса — лишнее это.
Дина не сдавалась:
— У нас в Липе есть мальчик, который отлично ныряет. Он собирает королевские мидии на глубине пятнадцать метров. Глубже даже он не может. Один раз попытался, тоже с грузом, и не добрался до поверхности — потерял сознание. Хорошо, что с товарищами был — смогли до него достать и вытащить. Еле откачали. А Максима вы гораздо дальше хотите послать — он там просто умрет!
Никто не нашелся с ответом, так что Максу пришлось в очередной раз прервать дыхательную гимнастику. Выпустив сквозь стиснутые зубы отработанный воздух, от сделал пару глубоких вдохов и как можно спокойнее начал рассказывать:
— В начале двадцатого века итальянский военный корабль зацепился якорем за камни на дне. Несмотря на все усилия, освободить его не получилось — глубина была семьдесят семь метров, а водолазная техника тех времен слишком примитивной. Когда погиб один из ныряльщиков, капитану порекомендовали местного рыбака. Звали его Яргос и про него говорили, что он умеет нырять на сто метров. Он пообещал достать до якоря. Ему не поверили, но и отказываться от услуг не стали. Перед погружением Яргос прошел медосмотр, после чего врач потребовал отстранить его от работ. Но безуспешно — разрешение было дано. В итоге Яргос совершил три погружения, сумел найти якорь и привязать к нему дополнительный канат, после чего его смогли вытащить. По сути он сделал то, что должен сделать я — уйти на дно с грузом, выполнить поиск, совершить простую работу, подняться. Рост у Яргоса был немногим выше среднего, объем грудной клетки тоже не сильно отличался от заурядного, а еще у него при медосмотре обнаружили эмфизему легких — из-за этого врач и потребовал отстранить его от работы. Я по всем параметрам лучше: если рост, в принципе, серьезной роли не играет, то объем грудной клетки важен, а он у меня гораздо серьезнее. Я ничем не болен, в отличие от него. Когда увлекался фридайвингом меня один раз испытывали в барокамере при давлении в три атмосферы, и я легко это перенес. Именно тогда мне сказали, что я создан для глубины, и об одном сожалею — так и не решил заняться всерьез. Интересовался, но поверхностно. Кстати — нынешние запредельные рекорды фридайверы начали устанавливать когда возродили способы таких людей, как Яргос и те же ныряльщицы за жемчугом. Ладно — отвлекся. Что мы имеем? Больной грек, не знакомый с современными методиками рекордных погружений, легко работал на семидесяти семи. И я — молодой и здоровый, с врожденными задатками фридайвера, отличный пловец с большими спортивными перспективами. Яргос сделал это за копеечное вознаграждение и разрешение рыбачить с помощью взрывчатки. А я… Думаю не надо вспоминать то, из-за чего я на это иду — за такую награду Яргос, наверное, жить бы согласился возле того якоря.
— Ради Леры? — тихо уточнила Дина.
— И ради нее в том числе. На меня сейчас столько всего давит, что я и на пятьдесят согласен пойти — оно того стоит. И еще — я новичок во фридайвинге, и это плюс. Парадокс, но у тех, кто тренировался всерьез, постепенно, начиная с малых глубин и далее по нарастающей, в организме происходят изменения из-за которых при всплытии возрастает риск потери сознания. Это называется блэкаут. Со мной, конечно, это тоже может произойти, но тут уж на вас вся надежда. При поднятии наиболее опасны последние метры. Вот, — Макс поднял корзину плотного плетения, обмазанную липучкой, бросил Мусе. — Отрежь у нее дно, потом сядь у кормы, погрузи немного в воду и смотри вниз через нее вниз. Очень облегчает наблюдение. Когда увидишь меня, следи в оба. Если перестану двигаться, сразу ныряйте и вытаскивайте. Откачать, надеюсь, сможете… если достанете.
— Попробуем, — неуверенно ответил Муса.
Дина не успокоилась:
— А если ты потеряешь сознание на дне?! Тогда что?! Никто до тебя не достанет! Мы тебя даже не увидим там!
— Риск блэкаута на большой глубине минимален. Он резко возрастает при понижении давления, потому и опасны последние метры. Как правило фридайверы отрубаются на отметке около пяти метров, или даже на самой поверхности. При этом они не понимают, что с ними происходит — просто неожиданно отключаются. А на дне вырубиться трудно — разве что ухитришься просидеть там очень долго, до полной выработки кислорода. Но это вряд ли — я до предела тянуть не собираюсь. Да и неожиданно это не случится — процесс можно контролировать. Так что ловите меня — очень может быть, что без вас не выберусь.
— И еще я слышала, что водолазы погибают, если быстро поднимаются с большой глубины.
— Да — это называется декомпрессия. Она может вызвать кессонную болезнь. Но это болезнь водолазов — ныряльщикам она не грозит. У них свое заболевание — таравана, но за один раз я ее не заработаю при всем желании. Можно еще получить баротравму — к примеру разрыв барабанных перепонок. Но я знаю, как этого избежать, и если не растеряюсь, то уши не пострадают. Все Дина — хватит! Это надо сделать! Просто надо! Не надо меня лишний раз грузить — и без тебя тошно! Тема закрыта! У вас все готово?!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
