Они вошли в полутемную, с низким потолком и неоштукатуренными стенами, комнату.
Возле стола стоял толстый небритый мужчина, тот самый, что подходил к мальчику на почте. В руках у него был ботинок.
Он вгляделся в мальчика, лицо его побледнело, глаза расширились. Он бросил ботинок на стол и глухо сказал что-то на том же языке.
Пабло подошел к нему и начал говорить что-то. Он оглянулся на мальчика и пояснил.
— Это мы по-итальянски. Мы итальянцы.
Джузеппе слушал его, тяжело дыша и глядя на мальчика.
Пабло говорил долго. На кровати, справа у стены, рядом с мальчиком зашевелилась какая-то темная груда. Он испуганно отодвинулся.
— Не бойся, — сказал Пабло оборачиваясь. — Это Мария. Она снимает здесь угол. Она пришла с работы и спит. Тут еще пять человек живет. Они придут к ночи.
Он снова принялся говорить что-то Джузеппе. Тот слушал его молча. Лицо у него было печальное. Он кивал головой, отчего у него тряслись обвисшие щеки.
Пабло повернулся к мальчику.
— Всё в порядке. Он отдает деньги.
— Пойдемте, — сказал Джузеппе. — Он подошел к мальчику. — Ты прости нас. — Он развел руками. — Видишь, как мы живем. — Он помолчал. — Некоторые думают, что я толстый, а я больной. Ну, пойдемте.
— А деньги, мистер? — Мальчик покраснел.
— Деньги? — Джузеппе заторопился. — Конечно, конечно. — Он вытащил из кармана три пятидолларовые бумажки. — Вот тут, видишь, пятнадцать. А еще пять надо просить у сборщика. Я ему заплатил в счет долга.
— Ну, идемте, — сказал Пабло. — Идемте скорее.
Когда они выходили в коридор, женщина, всё время молча лежавшая лицом к стене на постели, что-то сказала по-итальянски. Джузеппе ответил ей.
— Она говорит, — объяснил Пабло мальчику, — что сборщик не отдаст пяти долларов. А Джузеппе надеется, что отдаст.
Сборщик жил в первом этаже. Дверь выходила прямо во двор.
При первом взгляде на этого человека сразу было видно, что он не из тех, кто отдает обратно уже полученные деньги. Он был высок, худ, мрачен и молчалив.
Пабло и Джузеппе заговорили по-итальянски. Пабло жестикулировал. Клок черных седеющих волос прыгал у него на лбу. Сборщик слушал их не перебивая; он без всякого выражения на лице смотрел на мальчика.
Когда Пабло кончил свои объяснения и Джузеппе подтвердил их, кивнув головой и прижав толстую руку к груди, сборщик сказал одно короткое слово и повернулся к своей двери.
Пабло загородил ему дорогу. Он не говорил, а кричал. Он потрясал руками, поднимал их к небу и показывал на мальчика.
Сборщик молча отодвинул Пабло в сторону и пошел к себе. Дверь хлопнула.
— Нет, — сказал Пабло. — Это не такой человек. Он не отдает.
— Он неплохой человек, — мягко сказал Джузеппе. — Если он не от дал, он не может. — Он объяснил мальчику: — Ты не думай, что он плохой. Если он не будет собирать деньги, его выгонит хозяин.
Они стояли втроем молча. Мальчик прислонился к стене. Он почти уже не мог стоять на ногах. Заметно стемнело. В доме начали зажигаться огни. С верхних этажей донесся звук гитары и мужской высокий голос.
— Вот и всё, — сказал Джузеппе. — Нам уже ничего не сделать. Понимаешь? — он обращался к мальчику.
— Да, — мальчик задумчиво кивнул. — Да, мистер.
— Ты прости нас.
— Да, мистер, — сказал мальчик машинально.
Они помолчали. Затем Пабло осторожно сказал:
— Пожалуй, тебе нужно идти домой, мальчик.
— Да, мистер, — согласился мальчик.
Он оторвался от стены и улыбнулся растерянно. «Нужно идти. — Он смотрел на мужчин. — До свидания…»
Оба они смотрели на его маленькую фигуру в полосатой рубашке. Медленно, чуть прихрамывая от усталости, он побрел направо от ворот. Джузеппе и Пабло стояли молча и смотрели вслед мальчику.
— А где он живет? — спросил Джузеппе. — Он пошел направо.
— Кажется, в Латинском. — Пабло шагнул вперед. — Ведь ему надо я другую сторону…
Пабло нагнал мальчика, когда тот уже еще раз повернул направо.
— Куда же ты идешь? — Он взял мальчика за плечо.
Тот молча поднял на него глаза. Похудевшее за день лицо у него было совсем темным.
— Ты не знаешь, куда идти?
— Не знаю, мистер.
Пабло взял его за руку.
— Пойдем, я тебя доведу.
* * *
Уже совсем поздно вечером, когда на железнодорожных путях за жглись зеленые и красные огоньки и пригородные поезда начали съезжаться домой в депо, итальянец и мальчик пришли на улицу, где длинные деревянные бараки отстояли далеко один от другого.
Женщина, сидевшая, кутаясь в платок, на скамье у одного из бараков, поднялась на ноги. Она, пошатываясь, бросилась к мальчику. Она целовала и обнимала его и отталкивала от себя, чтобы рассмотреть, цел ли он, и снова прижимала к себе. Итальянец стоял молча, ожидая.
— Деньги, мама, — сказал, наконец, мальчик, вынимая из кармана пачку смятых бумажек. «Всё-таки хорошо, что ей стало лучше», — подумал он.
— Деньги! — женщина схватила кредитки и быстро пересчитала их. — Она взглянула на мальчика. — Здесь не хватает восьми долларов. Негодяй! — Она размахнулась и ударила мальчика по щеке. — Негодяй! — Она размахнулась снова.
— Синьора! — итальянец схватил ее за руку. — Это я украл деньги.
Мальчик сел на скамью. Он так устал, что только едва слышал сквозь сон, как кричала его мать, как Пабло пытался объяснить ей всё, что случилось. Затем они оба начали разговаривать спокойно. Пабло сел рядом с мальчиком. Оба они замолчали. Итальянец опустил голову.
Потом на улице раздался звук сирены. Светлое большое пятно поползло медленно по булыжнику, вырвав на минуту из темноты край черного платья матери и разорванный ботинок итальянца.
Переваливаясь на ухабах, прошла машина, большая летняя, белая, открытая машина — из тех, про которые пишут в журнальной рекламе: «Только для тех, кто любит самое лучшее». На мгновенье сверкнуло ветровое стекло, шофер, крепко схватившийся за руль, напряженно глядящий вперед, двое мужчин в светлых костюмах в кузове. Машина пошла дальше, а на мостовой у ног мальчика упал светлым огоньком окурок сигары.
Неожиданно итальянец вскочил:
— Мерзавцы! — закричал он вслед машине. — Мерзавцы! — Он нагнулся и, схватив окурок, швырнул его вслед машине. — Будьте вы прокляты!
Уже совсем засыпая, мальчик спрашивал себя: «Почему мерзавцы? Ведь они ничего плохого нам не сделали! Почему?»
С. Гансовский
В городке
Рис. И. Ксенофонтова
Пыль по обеим сторонам дороги была выжжена солнцем до белизны. Окрашенная в голубой цвет металлическая колонка заправочной станции так нагрелась, что за нее нельзя было взяться рукой.
Служитель станции сидел в тени возле буфета и дремал. Когда вдали послышался шум машины, он поднял голову. Скрипнули тормоза. Из кабины приземистого «Шевроле», груженного бочками, выпрыгнул светловолосый тощий шофер в просторном для него зеленом комбинезоне. Направляясь к буфету, он кивнул служителю:
— Заправишь. Там совсем немного осталось.
В прохладной полутемной комнате буфета он бросил на прилавок монету.
— Стакан томатного.
Девушка за прилавком взяла чистый стакан.
— Не пообедаешь?
— Что мне обедать? Я через час дома буду.
Шофер выпил сок и посмотрел в окно. Служитель кончил заправку и вытирал теперь кузов.
— Как там ребята на текстильном? — спросила девушка.
— Держатся, — ответил шофер угрюмо.
Он уже хотел выйти из буфета, когда усталый на вид мужчина поднялся из-за столика. Ему было лет тридцать. Он был широкоплеч и высок.
— Эй, не подвезешь, приятель?
— Тебе куда? — спросил шофер.
— До города.
— У тебя что там — родные?
— Да, — неопределенно ответил мужчина. — У меня там есть кое-кто. Родные, то есть.
— Ладно, — неохотно сказал шофер. — Садись. — Он кивнул девушке.
Они сели в машину. Мужчина снял потрепанную брезентовую куртку и положил ее себе на колени. У него были меднокрасные загоревшие плечи, как у человека, который почти весь день проводит под палящим солнцем.
Шофер, не глядя на него, нажал сцепление и включил скорость.
Они ехали около получаса молча. Когда несколько поворотов осталось позади и перед ними протянулась прямая, как натянутая серебряная струна, дорога до самого города, шофер прибавил газу и взглянул на пассажира.
— У тебя тут в самом деле кто-нибудь есть, в городе? Или ты это так сказал?
Мужчина помедлил с ответом.
— Да нет, никого нету, — сказал он наконец.
Шофер опять покосился на его загорелые плечи, старую куртку на коленях и отвернулся молча.
Колеса шуршали по асфальту. Справа и слева неслась, убегая назад, выжженная солнцем серокоричневая земля с редкими кустиками желтой колючей травы.
