Мальчик, сидящий на скамье, поднял голову. Надо идти. Куда идти?
Напротив, чуть наискосок от него, на скамье расположился человек в полосатом измятом пиджаке. У него были седеющие, всклокоченные волосы, подвижное, нервное лицо. Рядом с ним на старой помятой газете лежала стопка бутербродов с яйцами. Мужчина ел бутерброды один за другим, сосредоточенно глядя перед собой на скудно посыпанную песком землю аллеи. Он ел неопрятно и торопливо. Едва успевая разжевать один кусок, он откусывал другой.
Мальчик увидел мужчину в тот момент, когда тот взялся за третий бутерброд. Лицо у мальчика побледнело, потом покраснело. Серые глаза расширились. Он поднялся, не сводя взгляда с мужчины. Несколько мгновений он стоял, сжав руки, потом шагнул раз, другой, третий. Мужчина не замечал его.
— Мистер, — это было сказано тихо-тихо, почти шопотом.
— Да! — мужчина вздрогнул. Он посмотрел на мальчика, продолжая жевать.
— Мистер, — голос мальчика стал еще тише, — отдайте мои деньги.
— Что! — глаза мужчины расширились. Он вскочил. На лице у него было выражение ужаса и растерянности. Так они стояли с минуту, глядя друг на друга. Мужчина тяжело дышал Он приложил руку к сердцу. Затем напряжение оставило мужчину. Он огляделся. Они были одни на аллее Мужчина сел и сказал:
— Какие деньги? Что ты несешь?
— Мои деньги, мамины, которые вы… которые вы взяли на почте.
— Не знаю я никакой почты, — мужчина попытался рассмеяться. Которая почта? — Дрожащей рукой он взял бутерброд. — Ничего я не знаю. Не приставай ко мне. — Он огляделся еще раз.
— Мистер, — мальчик осторожно сел на край скамьи. — Мистер, я вас очень прошу.
Мужчина продолжал есть, не глядя на мальчика. Губы у него дрожали. Он глотал куски с видимым усилием.
Мальчик придвинулся ближе.
— Мистер, — голос у него был просительный и чуть хриплый. — Я не могу домой прийти.
— Слушай, мальчик! — закричал мужчина, вскакивая.
Мальчик испуганно отодвинулся.
— Если ты сейчас не… — Он не окончил и сел, запахнув полосатые полы пиджака. С мрачным видом он уставился перед собой. — Я буду есть. Не мешай мне. — Он взял следующий бутерброд и с ожесточением засунул его себе в рот.
— Мистер, — в голосе у мальчика были слезы. — Мама ждет.
Мужчина не смотрел на него. Он с трудом, так что на шее у него вздулись жилы, проглотил большой кусок. Так они оба сидели молча. Двое голубей спустились возле ног мужчины и, деловито воркуя, принялись клевать рассыпанные крошки яйца и булки.
— Мистер, — мальчик не знал, что сказать. На лице у него было отчаяние.
— Послушай, — сказал мужчина, выходя из задумчивости. — Позови полисмена, раз я украл твои деньги. Почему ты не позовешь полисмена? — Он огляделся.
— Не знаю, — сказал мальчик грустно.
Мужчина саркастически рассмеялся. С видом превосходства он сунул руки в карманы и вытянул ноги. Один ботинок у него был разорван: подошва отстала сверху от носка.
— Ты не можешь, — сказал он, — позвать полисмена, потому что у тебя нет доказательств. Ведь не можешь, да?…
Мальчик молчал.
— Ну что же ты молчишь?
— Не знаю. — Мальчик смотрел теперь на последний, лежащий на газетном листе бутерброд с яйцом. Один из голубей вскочил на скамью, и мальчик согнал его почти бессознательным движением. Затем он проглотил слюну и взглянул на мужчину.
— Да-а… — сказал тот протяжно. Затем он потер рукой небритую щеку. — Хочешь есть, да?
Мальчик кивнул.
— Ну ешь, — сказал мужчина. — Он подвинул газету с бутербродом к мальчику и отвернулся. Мальчик взял бутерброд.
— Спасибо, мистер.
— Что? — мужчина повернулся к мальчику.
— Спасибо!
— А-а-а… — Мужчина снова отвернулся, скрестив руки на груди. «Нет, — сказал он сам себе, — я не могу отдать ему деньги. Не могу». — Ты знаешь, — он резко повернулся к мальчику, и тот привстал в страхе, держа остаток бутерброда в руке. — Я не ел два дня. А сегодня я ем третий раз. Не могу наесться. Что увижу на улице, то и беру. Я год без работы. Год!
Мальчик кивнул и снова взялся за бутерброд. Он проглотил последний кусок.
— Ты хочешь получить деньги обратно? — сказал мужчина, вставая. Голуби вспорхнули от его резкого движения.
— Ты хочешь денег? Хорошо! Тогда убей меня!
Он огляделся и, увидев лежащий за скамейкой обломок кирпича, нагнулся и схватил его. «Убей меня. На!» — Он протягивал обломок мальчику.
Тот в страхе попятился.
Мужчина посмотрел на него, швырнул обломок в редкие кусты пошли скамьи и сел.
— Ты поел? — спросил он.
Мальчик кивнул.
— Ну иди.
— Куда?
— Куда хочешь… Вот туда. — Мужчина махнул рукой в сторону главного входа, откуда мальчик пришел.
— А деньги? — мальчик шагнул к мужчине.
— Пошел вон! — он замахнулся на мальчика. — Пошел, слышишь? — Мальчик беспомощно огляделся.
— Иди, ну… — мужчина угрожающе привстал.
Мальчик повернулся и понурившись пошел к выходу.
Мужчина проводил его взглядом. Две-три минуты он сидел, нервно постукивая костяшками пальцев по скамье и угрюмо бормоча что-то себе под нос. Затем он порывисто встал, снова сел, опять встал и побежал вслед за мальчиком.
Он догнал его на улице. Том стоял на краю тротуара, безучастно глядя на бегущие мимо автобусы.
Мужчина взял мальчика за плечо:
— Иди-ка сюда.
Мальчик без удивления последовал за мужчиной. Они вернулись на ту же скамейку и сели, отогнав голубей, клюющих на аллее крошки.
— Как тебя зовут?
— Том.
— Сколько тебе лет?
— Одиннадцать.
— Почему же ты сам пошел на почту? Где же твоя мама?
— Мама больна.
— Чем она больна?
— Она говорит, что у нее в груди, как камень. Мы не знаем.
— А папа? Где твой папа?
— Он в Висконсине. Это он прислал денег.
— Что он там делает?
— Не знаю. Мама говорит, что он должен что-то сделать, иначе мы все пропадем.
Мужчина поднял вверх сжатые в кулаки руки.
— Мадонна! — Он горестно сжал руки, затем обнял мальчика за плечи. — Мадонна, за что ты караешь меня? Конечно, я отдам тебе деньги. Разве я вор? Разве я вор? Посмотри на эти руки. — Он протянул мальчику ладони с твердыми желтыми мозолями. — Они уже никогда не сойдут, эти мозоли. Я двадцать лет работал. Я уложил тысячи километров труб. Я был укладчиком труб. Меня зовут Пабло. Слышишь?
Мальчик молчал.
— Конечно, я отдам тебе деньги. — Мужчина судорожно полез в карман. — Разве можно тебя посылать за деньгами! Тебя же могут обворовать. — Он вытащил из кармана несколько смятых бумажек. — Вот видишь, здесь 18 долларов. Возьми.
Мальчик протянул руку и взял кредитки. Он смотрел на них с минуту, потом поднял глаза на мужчину.
— Мистер… — в голосе у него было отчаяние. — Ведь тут не все.
— Да, не все, — сказал мужчина. Он опустил голову. — Я же уже проел два доллара. И потом вторая половина у Джузеппе. Мы ведь это сделали вместе. Но мы возьмем у него. — Он встал. — Пойдем скорее. Он может уплатить за квартиру.
Мальчик поднялся. Мужчина взял его за руку.
— Идем.
Они быстро пошли по аллее. Мальчик доверчиво смотрел снизу на худое, небритое лицо высокого мужчины.
* * *
— Вот здесь он живет, — сказал Пабло, показывая на верхние этажи большого неоштукатуренного дома.
Мальчик задрал голову. Обвитые двумя шаткими металлическими пожарными лестницами кирпичные этажи уходили в бесконечную высь. Между окнами прямо по стеклам были протянуты веревки. На некоторых висело белье.
Мальчик вздохнул.
— Устал? — спросил Пабло.
— Ничего, мистер, — сказал мальчик. — Мы пойдем наверх?
— Пойдем.
Волосы на лбу у мальчика слиплись от пота. Под глазами были круги.
По лестнице неслись смешанные запахи жареного мяса, мыльного пара и каких-то кож. На черных ступенях валялись обрывки бумаги, окурки, картофельные очистки. Здесь было темно, свет падал только из маленького окна в самом верху.
На втором этаже они вдруг услышали неистовый детский плач. Дверь с треском растворилась, и девочка лет тринадцати с растрепанными волосами выскочила на лестницу и с криком промчалась мимо них вниз.
Мальчик в испуге посторонился.
— Что это она?
Пабло пожал плечами.
— Тут всегда так.
Они дошли до пятого этажа. Мужчина толкнул дверь.
Тут не запирается, — пояснил он. — Никто не ворует, потому что нечего…
По темному коридору они дошли до двери Джузеппе. Пабло постучал. Изнутри что-то ответили на незнакомом мальчику языке.
Они вошли в полутемную, с низким потолком и неоштукатуренными стенами, комнату.
Возле стола стоял толстый небритый мужчина, тот самый, что подходил к мальчику на почте. В руках у него был ботинок.