— Дурак! — Женщина в отчаянье приподнялась и опять бессильно упала на серую подушку. — Дурак! Вот совсем не так. Сначала ты подашь квитанцию. Если ты сначала начнешь говорить, он захлопнет окошко и не станет ничего слушать.
— Ну да! Я забыл… Сначала я подам квитанцию, а потом начну говорить. — Голос у мальчика был монотонный. Он смотрел всё туда же, в окно, где в солнечном луче искрились пылинки. — Я скажу, что папа прислал нам денег из Висконсина, но мама больна и не может за ними прийти. Она послала меня и дала мне квитанцию.
— Ну, и дальше?
— Всё.
— А если он спросит, ходишь ли ты в школу и есть ли у тебя школьное удостоверение, — что ты скажешь?
— Я скажу, что не хожу в школу, потому что мы приехали сюда недавно, и я не успел начать.
— Ну а потом?
— Потом я сосчитаю деньги.
— Не отходя от окошка?
— Не отходя от окошка.
— Потом?
— Потом зашпилю карман булавкой и буду держать его вот так.
— Сколько должно быть денег?
— Сорок два доллара… И сразу пойду домой, никуда не заходя и не глядя по сторонам.
— Ты знаешь, для чего нам нужны деньги?
— Знаю. Ведь ты же объясняла.
— Ну ладно. — Женщина облегченно откинулась на подушку. Он; пошарила рукой по груди. — Если бы не это, я бы сама пошла. Разве можно тебя посылать за деньгами!
Мальчик повернулся и пошел к двери. Женщина смотрела на его маленькую фигурку. На локте полосатая рубашка у него была чуть-чуть продрана. Мальчик взялся за деревянную ручку двери.
— Том!
— Что?
— Поцелуй меня.
Он вышел и зажмурился от солнечного света. Бараки на этой окраинной улице стояли далеко один от другого. Чахлые травинки росли между булыжниками. Сразу за их домом начинались железнодорожные пути. Красные, синие, фиолетовые вагоны стояли на рельсах.
Где-то далеко прогудел паровозный гудок. Значит, 10 часов. Хорошо в городе! Всегда знаешь, сколько времени. У каждого часа свои звуки. Утром в 6 часов за стенкой начинает ругаться Джаспер. Он всегда ругается, пока встает и пьет кофе. Потом проезжает фургон молочника. Колеса стучат по булыжнику, — 7 часов. На этой улице редко кто берет молоко, но он тут ездит, потому что ему ближе.
Потом пригородные поезда. Каждый час. Не то, что на ферме. Там только три времени. Утро — надо выгонять корову и теленка. Полдень — мать приходит доить и приносит ему завтрак. Вечер — корову гнать обратно. А зимой совсем нет времени, — сидишь весь день в комнате и смотришь на двор в продутый в стекле кружок.
Хорошо в городе! Можно ходить по улицам и рассматривать дома, магазины, трамваи. Можно пойти в порт и смотреть на корабли.
* * *
— А сколько тебе лет? — спросил кассир.
— Одиннадцать.
— Откуда же вы приехали?
— Из Висконсина. Там у нас была ферма. Папа остался работать в лесу, а мы приехали сюда к бабушке.
— А почему же бабушка не пришла за деньгами?
— Она умерла. Два месяца тому назад.
— Ну, ладно. Вот сосчитай. Сорок два доллара. Смотри, чтобы у тебя не украли. Сразу иди к матери домой.
— Спасибо, мистер.
Кассир скучающе оглядел маленький зал почтового отделения с кафельным полом и серыми стенами. Небольшая очередь стоит за письмами у барьера напротив. За столом толстый небритый мужчина пишет письмо. В углу возле телефона-автомата высокий тощий брюнет шарит в карманах, ищет монетку. За деньгами больше никого нет.
Кассир захлопнул окошко. Мальчик пересчитал еще раз деньги. Всё правильно. Он сунул деньги в карман, вытащил из другого кармана булавку.
— М-м-м!
— Что? — мальчик обернулся.
Перед ним стоял мужчина в полосатом измятом пиджаке и темных брюках. Мужчина был высокого роста. С подвижным, нервно дергающимся лицом, с черными седеющими всклокоченными волосами. У него был высокий лоб с залысинами, глубокие морщины возле рта.
— Что, мистер? — недоуменно спросил мальчик, держа в руке булавку.
Мужчина показал себе пальцем на губы и помотал головой. Потом он взял себя за ухо и снова помотал головой. У него были блестящие черные глаза. На доске барьера он показал, переставляя пальцы, что надо куда-то идти.
На лице у мальчика были недоумение и растерянность. Он широко раскрыл серые глаза и отступил на шаг, прижав руки к груди.
— Я вас не понимаю, мистер. Вы не можете говорить?
Мужчина помычал. Он начертил в воздухе пальцем какую-то фигуру.
Он требовал ответа.
Мальчик оглянулся по сторонам. Люди, стоящие в очереди за письмами до востребования, равнодушно смотрели на них. Толстый небритый мужчина за столом быстро писал что-то на грязном листе бумаги.
Мужчина в полосатом пиджаке рассердился. Он гневно ткнул мальчика пальцем в грудь, затем, так же зло, — себя. Он скорчил гримасу, выражающую презрение.
Мальчику было стыдно, что он не может помочь мужчине, и жалко его. Он догадывался, что это глухонемой. Он слышал про таких раньше, но никогда еще не видел их. Он старался понять, чего хочет мужчина, но не мог. Оттого, что все другие смотрели на него и видели, что он ничего не делает, чтобы помочь глухонемому, мальчику было стыдно. Он покраснел.
— Я вас не понимаю, мистер.
Мужчина зло махнул рукой, повернулся и отошел. С минуту он стоял, думая, что сделать, напряженно пожевывая губами. Потом он вытащил из кармана старую, потрепанную газету и огрызок карандаша и снова шагнул к мальчику. Он показывал теперь, что напишет свой вопрос на бумаге. Он взял мальчика за плечо и подтолкнул его к столу.
Мальчик обрадованно закивал головой. Конечно, если он напишет на бумаге, всё будет понятно.
Мужчина посадил мальчика на стул. Движения у него были нервные и порывистые.
— Да, да, мистер, — сказал мальчик с облегчением. — Пишите, пожалуйста.
Мужчина расстелил газету перед мальчиком. Рука у него была морщинистая и шершавая, с большими твердыми ногтями. Он сжал карандаш и начертил на газетном листе две длинных линии. Рука у него дрожала, и линии получились неровными. Потом он пересек их еще двумя новыми. Он опять замычал, стуча по газете карандашом.
Мальчик смотрел на него с отчаянием.
— Я не понимаю, мистер.
Теперь и другие заинтересовались тем, что спрашивал глухонемой. Толстый, небритый мужчина встал со своего места, обошел стол и склонился над газетой, придавив мальчика к столу мягким животом.
К ним подошла полная женщина, за ней еще одна, в красном свитере, брюнетка.
Глухонемой снова схватил карандаш. Он опять рисовал какие-то линии, стучал пальцем и карандашом по газете и требовательно мычал. Лицо его нервно подергивалось.
Мальчик сидел, растерянно сгорбившись. Газета почти сползла ему на колени. Никто кругом не мог понять, что хочет глухонемой.
— Не понимаю, — сказал небритый. — Он обращался к глухонемому. — Не понимаю, слышите? — Он отошел от мальчика.
Мужчина в полосатом пиджаке с отчаянием огляделся. Он ударил себя в грудь, схватил газету и, мыча, быстро вышел на улицу.
— Несчастные люди, эти глухонемые! — сказала полная женщина, возвращаясь к барьеру, где была ее очередь.
Мальчик растерянно смотрел вслед глухонемому. В одной руке у него была раскрытая булавка. Он взглянул на нее и вспомнил. Надо зашпилить карман. Скорее к маме.
Он встал и сунул руку в карман. Денег не было. Он сунул руку в другой карман — пусто! Опять в первый. Нет ничего. У него вспотел лоб, и он вытер его рукой, взъерошил светлые волосы. Опять в правый карман. Ничего нету. Совсем пусто.
Растерянно он посмотрел на стул, на котором только что сидел. Ничего. Под столом тоже не было денег. Губы у него дрожали. Но он сдержался и, бледный, с широко открытыми глазами, продолжал шарить по карманам.
Полная женщина, издали наблюдавшая за ним, подошла к нему:
— Ты что-нибудь потерял?
Мальчик поднял на нее глаза.
— Да, мисс. Вы не видели мои деньги?
— Какие деньги?
— Я только что получил вот тут, — он показал на окошко. — Сорок два доллара.
— Нет, не видела, — сказала женщина. — А куда же ты их дел?
— Я положил в карман.
— Я видела, как он получал, — вмешалась брюнетка в красном свитере.
— Ну, и их теперь нету? — продолжала полная.
— Нету.
— Это, наверное, толстый украл, — сказала брюнетка. — Они вдвоем с этим глухонемым. Я видела, когда сюда шла, как они стояли рядом.
— Что же вы не сказали? — спросила полная.
— А откуда я знала?
— Несчастный мальчишка! — сказала полная, отходя.
Мальчик шагнул за ней. Губы у него дрожали.
— Мисс…
— Ну что?
— Что же мне теперь делать?
— Вот глупый! Беги ищи их. Может быть, они еще где-нибудь тут.
Мальчик шагнул по кафельному полу к двери. Он оглянулся на полную женщину и шагнул еще раз, быстрее.
