Речь идет о глобальной войне неолиберального Запада против остального человечества. Это война нового типа, с новым оружием. Сутью ее доктрины является создание у стран-противников (или целых цивилизаций) управляемого хаоса. Это парадоксальное понятие предполагает, что в хаос превращается вся жизнь стран — жертв этой агрессии. А сами агрессоры, которые сидят у пульта управления этим оружием, держат этот хаос в стане противника под контролем, для них он есть целенаправленно созданный особый порядок. <…> Приспособиться к такому хаосу могут только преступный мир и сплоченная криминализованная бюрократия. А люди, если хотят остаться людьми, а не рабочим скотом в загоне, должны организоваться для сопротивления этой орде кочевников. И тут уж каждый должен сделать личный выбор, дезертиры будут уничтожаться по обе линии фронта”.
Дмитрий Быков. Эпоха Скоттов. — “Огонек”, 2008, № 1 <http://www.ogoniok.com>.
“Главные литературные и кинематографические события ближайшего десятилетия можно предсказать уже сейчас — даже писать и снимать все эти шедевры уже необязательно. Достаточно представить…”
“<…> у молодежи должны быть свои нехитрые развлечения; мы вступили в эру, которую философ К. Крылов точно обозначил в свое время как „время невротизации подростков”. Подростков надо невротизировать не только ради великой цели (например, грядущей большой войны), а просто ради того, чтобы их не перехватила вражеская пропаганда. Мы обязательно прочтем детские повести и молодежные романы — но уже не про любовь, не про счастье консьюмеризма, не про наше счастливое детство, а про мучительные и трагические конфликты в семье и школе, про муки совести, про идеологическую борьбу на дворовом уровне… Нужна новая „Судьба барабанщика”, новая „Четвертая высота”. У нас сейчас явный запрос на молодежную политику. И тот умный, кто сумеет хорошо (в смысле грамотно) написать историю о борьбе бедного, но честного мальчика с богатым и понтистым, вдобавок ориентированным на западные ценности, сорвет все фрукты с древа славы, потому что подобной литературы пока совсем нет, а потребность в ней очень велика. Тот же, кто сочинит детскую сказку с политическим акцентом, купит дом в центре: сама Джоан Роулинг, по ее признанию, работает сейчас именно над таким произведением — а Роулинг зря работать не будет”.
“Напоследок предупредим, что не будет иметь никакого успеха: в ближайшее время не нужно писать социально-критической фантастики, кафкианских гротесков, реалистической прозы и той отвязно-драконовской фэнтези, в которой нет актуального подтекста”.
Дмитрий Васильчиков. Безотцовщина. Крик новорожденной идеологии. — “Политический журнал”, 2007, № 34, 28 декабря <http://www.politjournal.ru>.
“Мультипликация сегодня создает новый образный канон, вытесняя и заменяя такие виды искусства, как живопись и скульптура, и сильно воздействуя на кино. <...> То, что мы видим в аниматографе (anima — в переводе значит „душа”), — более убедительно, более реально, чем сама реальность”.
“<…> сегодня легко восстанавливают быт, краски и костюмы далеких эпох, благо для этого существует множество образцов, памятников и других источников, и не могут провести простейшую параллель между прошлым и настоящим так, чтобы это было правдоподобно и пробуждало в человеке чувство собственной историчности. Показательны в этом плане фильмы „Слуга государев” и „1612”. Здесь блистательный антураж начисто перечеркнут полным отсутствием исторической интуиции. <…> Притом ведь очевидно, что первый фильм должен был быть о „свободе в служении”, а второй — о преодолении Смуты и торжестве Русского порядка над оккупационным. Однако ничего этого не получилось — просто потому, что пока окончательно не решено, стоит ли служить нынешней власти и не является ли она сама вариантом (или преддверием) оккупации. В таких условиях, конечно, создание объединяющих мифов и символов попросту невозможно”.
Дмитрий Верхотуров, Илья Кирилловский. Как найти инопланетян? — “АПН”, 2007, 26 декабря <http://www.apn.ru>.
“Современная уфология представляет собой хорошее поле для исследования человеческих предрассудков и в этом плане весьма интересна. Большой фактологический материал, накопленный уфологами, где абсолютно незнакомые между собой люди, не имея с этого выгоды, а имея проблемы, одними и теми же словами (зачастую описания совпадают даже в деталях) рассказывают о контактах с инопланетянами, на первый взгляд производят впечатление. Имеют ли место такие случаи? Имеют. Имеют ли контакты отношение к реальности? Имеют. Но выводы из фактов должны делаться совсем не те, какие делают уфологи”.
Дмитрий Воденников. Свой бог. Стихотворение недели. Ян Сатуновский. “И как от угля, в темноте горящего, мне глаз не отвести никак…” (1959). — “Взгляд”, 2007, 12 декабря <http://www.vz.ru>.
“Даже не тем восхищает [это стихотворение], что Сатуновский один из первых угадал (понял кончиком языка, потому что Бродский, сильно младший его современник, еще старательно эти искусственные рифмы подбирал), что рифмы теперь — это только смыслово необходимые слова (но только эти слова и только тут). А не полные школярские совпадения звучания. И уж тем более не специально сконструированные. И уж точно не тем, что с той поры прошло по крайней мере 45 лет (стихотворение написано в 1959 году), а критика (с которой все началось) до сих пор слабоумно твердит о неточных рифмах у лучших теперешних поэтов. А тем, что, несмотря на то что там ничего нет: никакого совпадения, никакой рифмы, — когда ты читаешь, тебе кажется, что это классическое стихотворение…”
Федор Гиренок. Почему интеллектуалом быть неприлично. — “Русский Журнал”, 2007, 21 декабря <http://www.russ.ru/culture>.
“Но интеллектуал не безумец, не авантюрист, чтобы заниматься философствованием. Ведь философия — это интеллектуальное юродство. А интеллектуал не хочет быть юродивым. Он не желает терять свою солидность. Поэтому ни один интеллектуал не является философом. И ни один философ не является интеллектуалом. Сегодня в мире мало философов и много интеллектуалов, тех, кто не хочет делать первый шаг, кто желает начинать движение сразу со второго шага. Поэтому любой интеллектуал, как и спортсмен, — это, безусловно, разумное, но не мыслящее существо”.
Александр Горянин. Когда на Руси было жить хорошо. — “Эксперт”, 2008, № 1.
“Тот факт, что китайская кухня признала съедобным практически все, вплоть до личинок насекомых, говорит очень ясно: в этой стране голодали много и подолгу. То же относится и к кухне французской. Только солидный опыт голодных лет мог заставить найти что-то привлекательное в лягушках, улитках, в протухших яйцах, подгнившем мясе, сырной плесени. В русской кухне нет ничего похожего. В голод едали, как и везде, всякое, но не настолько долго, чтобы свыкнуться. Черную икру в России веками скармливали свиньям, пока французы не открыли нам глаза”.
Наталья Гранцева. Единство в траве забвения. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2007, № 12.
“В нынешнем [2007] году исполнилось 200 лет с момента смерти М. М. Хераскова. Но этого почти никто не заметил — стоит ли вспоминать одного из тех гигантов, на плечах которых стоит вся русская литература XIX века? <…> Поэтому, не надеясь, что кто-нибудь из наших читателей бросится изучать наследие М. Хераскова, возьмем на себя труд пересказать содержание трагедии „Освобожденная Москва”. Оно удивительно…”
Лев Данилкин. “О Проханове можно писать бесконечно...” Беседу вел Владимир Бондаренко. — “Завтра”, 2007, № 52, 26 декабря <http://zavtra.ru>.
“<…> меня трудно назвать прохановским апологетом. Наши отношения... знаете, у русских или английских офицеров в девятнадцатом веке частенько на столах стоял бюстик Наполеона: несомненно, противника, но при этом в каком-то смысле образца для подражания, задающего не идеологию, но стиль, нормы поведения. Я не разделяю его убеждений, но я уважаю его, я признаю ту правду, которая стоит за ним, и не хочу, чтобы над ней издевались”.
“Я не „государственник”, вот что важно. <...> Я вообще крайне скептически отношусь к любым коллективам”.
“Я не являюсь неудачником-писателем. Я не тот человек, у которого не вышло с прозой или поэзией, и он, как в отстойник, ушел в критику. Это не мой путь. Я сознательно выбрал критику — потому что общепринятое представление о том, что происходит в литературе, не соответствует подлинному положению дел. Это ведь может быть исправлено”.
“Пелевин стал моим любимым писателем с тех пор, как я прочел его первый рассказ; вот чью биографию я хотел бы написать”.
