фонтане „Нептун“ комплекс герметических символов, включающий в себя общую эмблему тайных традиций Ордена тамплиеров, „предназначенную, в основном, для внешнего пользования эзотерической парадигмой, печатью рыцарства и опознавательным знаком“, Павел I, разумеется, не смог устоять от предложения приобрести его, хотя, судя по истории появления фонтана в Верхнем парке Петергофа, не сразу осознал его истинное место и предназначение.
Нептун-Бафомет олицетворял обряд крещения у офитов. „Мете — андрогинное божество, представляющее природу порождающую“ и бога Гермафродита. „Как у тамплиеров, у офитов было два крещения — духовное и огненное. Это последнее назвали крещением Мете. <…> Это крещение Светом франкмасонов. Очищением — словом очень подходящим“.
Именно Бафомет, в образе которого тамплиеры соединяли элементы традиции и высшей науки, носил корону — символ высшего достоинства, отмечающего излюбленное место пребывания Духа, так же — символ философского камня — знака верховной власти и Мудрости. Философы древности представляли ее в виде короны с расходящимися лучами. Именно все эти атрибуты и символы делают Нептуна олицетворением Камня философов — цели Великого Делания, о сути и смысле которого нам предстоит еще многое узнать в процессе путешествия по парку — трактату, сочиненному царем Петром, которого самого сравнивали с богом морей: „Вижу на волнах высоких | Нового Нептуна я, | Слышу в бурях прежестоких, | Рев из глубины тая, | Бездна радость ощущает, | Бельт веселье возвещает“.
Другим атрибутом фигуры Нептуна, венчающей фонтан, является привычный и традиционный для бога морских пучин предмет — трезубец (или копье с тремя наконечниками). Здесь он может означать следующее: орудие предмет, имеющий три части, когда в норме бы хватило одной, осуществляет утроение своей символической силы или потенциала; единство трех сфер мира — воды, земли, неба; три ступени Делания; три основные стадии Делания; три основные операции Делания, то есть алхимическое „нигредо“, „альбедо“ и „рубедо“».
Нептун. Скульптурно-фонтанная композиция в Верхнем парке Петергофа
Какая тонкая метафора рассматривать парк Петергофа как алхимико-философический трактат! Но что есть философский камень, как не кристаллизованный свет, окаменевший эфир, дающий возможность управлять тончайшей субстанцией под названием время; а повелитель земного цикла времен никакой не Кронос-Сатурн, но Посейдон-Нептун, отчего именно ему посвятил свои «Законы» выдающийся поздневизантийский философ и гуманист Георгий Гемист Плифон. Ибо вода, как царство Нептуна, обладая памятью и текучестью, запечатлевает время. Очевидно, что Всероссийскому императору Петру I удалось прикоснуться к завораживающей тайне времени, о чем мы скажем ниже. И стоя напротив скульптурно-фонтанной композиции «Нептун» в Петергофе, как тут не вспомнить слова из древнеиндийской «Бхагавадгиты» знаменитого американского физика Роберта Оппенгеймера (1904–1967), произнесенные им на санскрите по итогам «Тринити», первого в истории испытания ядерного оружия, состоявшегося 16 июля 1945 года в пустыне Аламогордо, штат Нью-Мехико: «Если бы на небе разом взошли сотни тысяч солнц, их свет мог бы сравниться с сиянием, исходившим от Верховного Господа в Его вселенской форме (11:12); | <…> Верховный Господь сказал: Я — время, великий разрушитель миров | (11:32)» (диви сурйа-сахасрасйа бхавед йугапад уттхита йади бхах садриши са сйад бхасас тасйа махатманах | <…> мритйух сарва-хараш чахам удбхаваш ча бхавишйатам|). То есть предельно сконцентрированное в средоточии света время и порождает ядерную вспышку, свечение философского камня и трансмутацию. Так, по крайней мере, как нам представляется, мыслили герметические философы, создавая свой философский камень.
Таким образом, вполне читается в алхимической аллегории петергофского «Нептуна» название и самой тайной организации, членом которой с большой долей вероятности являлся царь Петр I. И это, несомненно, Орден тамплиеров. Тогда скульптурно-фонтанный ансамбль петергофского «Нептуна» с обеими московскими башнями, Сухаревой и Меншиковой, создают своеобразную пространственную дельту, замыкаясь на нулевой градус последней башни, обращенную на север и ориентированную на Полярную звезду. И если мы от них проведем к ней прямые линии, то получим и трехгранную пирамиду, конус которой упрется в светило. В данном случае Сухарева и Меншикова башни могут рассматриваться и в качестве донжонов (донжон — отдельно стоящая, в основном, центральная башня в замке, не связанная никак с его стенами), которые храмовники выстраивали в зависимости от расположения Полярной звезды, и как две колонны притвора Соломонова храма, хотя некоторые исследователи в них видели именно корабельные мачты, что тоже вполне справедливо.
Реконструкция первоначального вида Меншиковой башни, выполненная Карлом Лопяло
После возведения Меншикова башня оказалась самым высоким зданием в Москве, достигая верхушкой своего шпиля 84 метра, что на 3,2 метра (полторы сажени) превышало кремлевскую колокольню Ивана Великого, в чем московские старожилы сразу увидели дурное предзнаменование. Из книги «Сорок сороков: краткая иллюстрированная история всех московских храмов» (М: Кром, 1994. — Т. 2.), вышедшей под редакцией ныне покойного писателя Петра Паламарчука, и работ других москвоведов мы знаем, что первоначальное строение состояло из пяти каменных уровней: неф, квадратная башня, три нижних восьмиугольных яруса и два верхних восьмиугольника, сделанных из дерева. Верх башни украшал 30-метровый шпиль, увенчанный фигурой ангела с крестом в руке. В 1708 году на башню установили часы с курантами из Англии и подвесили 50 колоколов. 14 июня 1723 года во время похорон священника Василия Андреева в шпиль ударила молния и начался пожар, продолжавшийся несколько часов и уничтоживший деревянные перекрытия верхнего яруса. Колокола обрушились и проломили своды церкви, придавив людей, находившихся в помещении. Удалось спасти чудотворную икону Полоцкой Богородицы, которую после пожара перенесли в придел Введения Пресвятой Богородицы одноименного храма в селе Семеновском. В 1726-м икона была вытребована самим светлейшим князем Меншиковым в Санкт-Петербург, где размещалась в домовой церкви дворца всемогущего магната. И до своего падения он не успел ее возвратить по принадлежности в храм Архангела Гавриила. Во время опалы, постигшей Меншикова, поскольку все имущество его подверглось описи, то и икона оказалась в казне Лейб-Гвардии Семеновского полка. Уже гораздо позднее капитан полка Петр Михайлович Приклонский, находясь в караульной службе, рассмотрел эту святыню в образной комнате императрицы Елизаветы Петровны во время ее отъезда в Петергоф (Романюк С. К. Из истории московских переулков М., Сварог и К. 1998. С. 265–266). Но с тех пор ее след простыл. Саму же Меншикову башню удалось восстановить уже без шпиля только в 1787 году на пожертвования известного московского франкмасона Гавриила Захарьевича Измайлова, и в таком виде она дошла до наших дней. В 1928 году Меншикову башню могли снести, чего желали работники находящегося по соседству Главпочтамта, направив обращение об этом, но руководство Моссовета, к счастью, рассудило иначе.
Еще один тамплиерский донжон — храм Знамения Божией Матери — сохранился практически в своем первозданном состоянии
