Тут, к папиной радости, прибежала всполошенная молоденькая девушка, представилась товарищ Маргаритой, спросила наши имена, сверилась со списком в тетрадке, а потом сказала, что она наша вожатая, и мы будем жить в домике третьего отряда.
– Пойдем, я покажу девочкам комнату, а потом медсестра быстренько проведет медосмотр и проверит им волосы.
– Зачем?
– Чтобы вошек не было. С вошками в лагерь не берем.
– Бреете на проходе? – пошутил папа.
– Что-то типа того, – засмеялась товарищ Маргарита.
Она повела нас к небольшому одноэтажному домику.
– Таких домов на территории лагеря ровно десять. В каждом домике – по две комнаты, большая рассчитана на десять детей, а маленькая комнатка для вожатой. Лагерь строился таким образом, чтобы во время войны с империалистическими странами быстро превратить его в военную часть, – с гордостью рассказывала товарищ Маргарита. – Домики легко можно переоборудовать в казармы, справа, там, где мы проводим утренние и вечерние линейки, тренировочный плац, а местоположение лагеря такое, что артиллерийским огнем его не накрыть.
– Бомбоубежище имеется? – иронически улыбнулся папа.
Товарищ Маргарита посуровела лицом:
– Кстати, начальник лагеря Гарегин Сергеевич – подполковник в отставке!
Как только Манька услышала про войну с империалистическими странами, она тут же втянула пузо, собрала губы в куриную жопку и строго глянула на меня – слышишь?
Я мелко затряслась в ответ. Судьба нашей родины, со всех сторон окруженной враждебными империалистическими странами, не давала нам покоя. Каждая из нас была готова хоть завтра на войну – защищать единственную державу в мире, которая ратует за свободу, братство и равноправие с угнетенными неграми Южной Луизианы.
Меж тем товарищ Маргарита, задетая папиным ироническим тоном, не на шутку разошлась.
– Вы не смотрите, что домики кажутся хлипкими. Они выдерживают ударную волну любой силы. – И она для наглядности несколько раз постучала кулаком по стене возле входа. Со стены тут же отвалился большой кусок штукатурки и шмякнулся ей под ноги.
– Показывайте лучше комнату девочек, – вздохнул папа.
В комнате девочек немилосердно пахло краской. Дощатые полы радовали глаз кумачовыми негустыми мазками поверх прошлогоднего зеленого, в широкие щели между досками кое-где пробивалась трава. Вдоль стен стояли железные кровати с панцирной сеткой, на «незанятых» свернутыми рулонами лежали матрасы и топорщащиеся перьями кусачие подушки. Остальные кровати были застелены зелеными пледами. В углу комнаты стояла одинокая ветхая тумбочка.
– Ура, тумбочка! – обрадовалась Манька и дернула за дверцу. Дверца со скрипом отошла от петель и осталась у нее в руках.
– Нужно осторожнее, – назидательно выговорила товарищ Маргарита и прислонила дверцу обратно к тумбочке, – это одна тумбочка на всех, хранить здесь будете мыло, зубные щетки и пасту.
Я расстелила матрас и села на кровать. Сетка, убийственно скрипнув, повисла гамаком. Я надавила сильнее и нащупала попой пол.
– Кровати старые, да, – потупилась вожатая, – зато полы свежеокрашенные.
– Это мы уже заметили, – снова вздохнул папа.
Дальнейшая беглая экскурсия по лагерю ввергла отца в ужас. Чтобы помыть руки, нужно было отстоять большую очередь к трем рукомойникам, прибитым к стене столовой. Туалет девочек представлял собой насквозь продуваемое деревянное сооружение с пятью отверстиями в полу. За тонкой стенкой с многочисленными щелями находился туалет мальчиков. Над дырами в полу, отчаянно жужжа, летали зеленые толстые мухи и пчелы. По углам, выедая глаза, смердели кучки хлорки.
– А где моются дети? – взвыл папа.
– Там, – махнула рукой в сторону леса товарищ Маргарита.
– Где – там? – удивился папа.
– Баня находится в лесу. Каких-то минут двадцать ходьбы от лагеря. Топят раз в неделю, углем. Дети моются и устраивают небольшую постирушку.
Папа несколько секунд сверлил переносицу товарищ Маргариты немигающим взглядом.
– Из каких таких стратегических соображений баню построили в глухом лесу? Чтобы шпионы не вычислили, где моются советские солдаты?
– Это не баня, это котельная, – теперь уже вздохнула товарищ Маргарита и зачастила шепотом: – Сдается мне, про баню они совсем забыли, а потом спохватились и сделали пристройку. Вы не волнуйтесь, тут речка рядом, дети ежедневно будут купаться.
Потом папа велел нам дожидаться в комнате и пошел здороваться с начальником лагеря Гарегином Сергеевичем. Мы за это время перезнакомились со всеми девочками из нашей комнаты. Особенно нас впечатлила девочка Сюзанна из города Кировакан. Она рассказала, что, как только отучится в школе, их семья переедет в Лосанжлес.
– А что такое Лосанжлес?
– Это город в Америке. Там мой дядя живет.
– Наша Каринка тоже поедет в Америку, – похвасталась я.
– Только мотоцикл куплю и все, – засопела сестра.
Сюзанна подняла свой матрас и продемонстрировала нам какие-то зеленые штучки.
– Это что? – вылупились мы.
– Это бананы. Папа достал. Неужели ни разу не ели?
– Неа.
– Они созреют, и я вас угощу.
– А мы тебя баклажанной икрой угостим, – растрогалась Маня.
– И бутербродами с колбасой, нам мама с собой положила, – сказала я.
Потом пришла медсестра товарищ Алина и повела нас на медосмотр.
Вошек, к счастью, она у нас не обнаружила, зато измерила рост и взвесила каждую на больших весах. Мы, затаив дыхание, наблюдали, как она длинным алым ногтем передвигает туда-сюда маленькие гири и записывает наши данные в отдельную тетрадку.
– Росту в девочке метр шестьдесят пять, а весит всего тридцать восемь кило. Непорядок, будем откармливать, – доложилась она папе.
– Не надо, – пискнула я.
– Надо!
– А как тут кормят? – поинтересовался папа.
– Хорошо кормят, – зачастила товарищ Алина, – вчера на ужин была манная каша на воде. Но с маслом. И чай с бутербродом. Хлеба много, не волнуйтесь, дети растащили его по комнатам и доели ночью.
У папы сделалось такое лицо, словно он оставляет нас в плену врага. Он взял медсестру под локоток, подвел к своей «копейке», потыкал пальцем в крест на лобовом стекле. Следом зачем-то продемонстрировал ей аптечку и бегло рассказал, для чего предназначен каждый препарат.
– Я врач, понимаете? – глядел он проникновенно в глаза товарищ Алине. Папа, видимо, решил, что ситуацию спасет цеховая солидарность, и сделал акцент на общей с медсестрой профессии.
– Понимаю, – кивала медсестра.
– А это мои дочки. – Он широким жестом показал на нас.
– Все?
– Все!
Товарищ Алина громко сглотнула.
– И Шац?
– И Шац, – не дрогнул папа.
– У вас фамилии разные, – проблеяла медсестра.
– Она дочь моего брата!
– Двоюродного?
– Родного!
Медсестра отошла от отца на безопасное расстояние.
– Вы не волнуйтесь, все будет хорошо. В штабной комнате есть телефон, дети бесплатно будут звонить вам, так что вы всегда будете в курсе, что с ними происходит.
Папа перетащил наши вещи в комнату, затолкал чемоданы под кровати, расцеловал каждую, вручил мне пять рублей.
– Зачем?
– На всякий случай. Ведите себя хорошо, ясно?
– Ясно.
– Каринэ, я в первую очередь тебе это говорю. Ясно??? – выпучился папа.
– Ясно!
Мы пошли провожать его до машины.
– Можно я с вами? – спросила Сюзанна.
– Конечно, можно.
По дороге она рассказала, что в лагере живут большущие, воооот та– кенные комары, и поэтому все дети чешутся от их укусов. И продемонстрировала свои расчесанные до крови ноги и руки, а потом задрала кофту и показала искусанный тощий живот.
– Это они от голода бесились, – утешил ее папа, – вчера уже наелись, может, сегодня не будут кусаться.
– Да? – расстроилась Сюзанна. – А мы хотели достать где-нибудь спички и прижечь несколько комаров. Чтобы им неповадно было.
Мы радостно переглянулись. Сюзанна нам определенно нравилась. Только папа почему-то наших восторгов не разделял.
– Никаких спичек, я ясно говорю? – рассердился он.
– Аха, – закивали мы.
– Я поехал.
– Аха.
– Ведите себя хорошо.
– Аха.
– Если что – звоните.
Мы хотели в четвертый раз сказать «аха», но тут раздался душераздирающий, немилосердно скрежещущий звук. Он пронзил нас в самую душу и пригвоздил к земле.
Так мог трубить только рог судьбы, поднимая на последний бой все живое против неживого. Так могла звучать огромная, величиной с наш город грампластинка, если пальцем надавить на мембрану.
– Это что такое? – подпрыгнули мы.
– Это наш горнист. Зазывает отряды на обед, – объяснила Сюзанна.
– А чего так громко?
– Он в рупор дудит. Побежали!
– Куда?
– На плац. Нужно построиться в отряды, чтобы, маршируя, идти в столовую.
Мы обернулись к папе.
