Раскисли дороги. Не везде через реки и речушки успевали навести переправы. Полк переправился через реку Мету и с ходу принялся организовывать оборону. Новый приказ Панфилова определил ему боевую задачу: «Используя условия местности, прочно прикрыть танкоопасные направления и железную дорогу на участке полка». Дивизия заняла второй эшелон обороны. Так уж сложились условия, о чем пишет в своих воспоминаниях командующий Северо-Западным фронтом П. А. Курочкин, принявший этот пост за два дня до прибытия казахстанцев: «Положение на фронте постепенно начало стабилизироваться. Наступило временное затишье».
Затишье, разумеется, было относительным. Таким оно выглядело, пожалуй, только на картах стратегического назначения. Случались бомбежки и артналеты, ходили в разведку. Выпадало и хоронить боевых товарищей. Покоя не было. Работали, работали: устраивали позиции — окопы полного профиля, стрелковые ячейки, противотанковые заграждения. И, конечно же, воинская учеба в обстановке столь непосредственной близости к врагу. А ко всему прочему— мерзкая погода. Осень началась рано — дожди, слякоть, тяжелая грязь. Везде — в землянках ли, в окопах, ходах сообщения — стылая вода.
Клочков быстро привыкал к армейскому повседневью. Когда выпадали свободные минуты, все чаще садился за письма — в сентябре почти каждый день.
«…Идет дождь, сейчас собираемся оборудовать окопы, а пока сижу под палаткой в лесу и пишу. Самолеты сегодня еще не бомбили, между прочим, наших самолетов летает больше. В день 10–15 раз бывает воздушная тревога. Наше подразделение потерь еще не имеет. Да и в целом дивизия имеет только 8 человек убитыми и человек 10 раненых. Сам я и все бойцы моего подразделения чувствуют себя хорошо.
Немцы-фашисты застыли на одном месте… Дожди здесь ежедневно не дают покоя немцам, оно и нам неприятно, но для немцев убийственное дело».
6 сентября. Снова письмо: «…Соскучился страшно за вами. Сижу в комнате и за столом пишу это письмо. Между прочим, Нина, я 3-й день в деревне, две ночи подряд спал в тепле. Здесь ведь не Алма-Ата, осень настоящая. Хозяйка квартиры — старушка, живет одна, хорошо за нами ухаживает, а пас 3-е. Она (старушка) 3 сына проводила на войну и вот жалеет нас, как своих сыновей. Народу здесь осталось мало, все выехали, но вряд ли немцу удастся дальше продвинуться. Наши крепко удерживаются, скоро запоет Гитлер: «Зачем я шел к тебе, Россия…»
10 сентября рано утром полк меняет дислокацию. Вроде бы по-прежнему второй эшелон, но что-то и изменилось. С этого времени стали вести разведку, произошло несколько стычек с пытавшимися прорваться группками противника.
1929 год. Один из алтайских ветеранов комсомола вспоминал: «Когда вспыхнул конфликт на КВЖД, несколько комсомольцев из нашей ячейки вместе с В. Г. Клочковым пошли в военкомат записываться добровольцами в Красную Армию. Правда, никого из нас тогда в армию все-таки не взяли».
1934 год. Пенза. Клочков призван в ряды РККА, где заканчивает полковую школу младшего комсостава.
С того времени в его личном деле значится: «Военнообязанный, политсостав, мл. политрук, сухопутный род войск».
1936 год. Клочков становится на общественных началах политруком Вольского горкома Осоавиахима, предшественника нашего ДОСААФ. В числе воспитанников В. Г. Клочкова — погибшая под Сталинградом медсестра Зинаида Маресьева, Герой Советского Союза.
«Здравствуйте, дочка Эличка и жиночка Нина! Конечно, вы не прочь читать мои почти ежедневные письма. Я очень много пишу Вам. Пока есть время, пишу. Досадно становится, когда наши товарищи воюют, а ты сидишь резервистом… Но дойдет скоро очередь и до нас, и мы повоюем.
Здесь становится холодновато, по ночам заморозки. Мы живем в лесу, недалеко от деревни П. Старшина устроил для нас 3-х неплохую избушку-землянку, сделал печь, на ночь натапливаем ее, и спать становится теплее. Бойцы сделали точно так же.
Идет напряженная учеба, изредка ловим диверсантов и разведчиков…»
Подробно описал борьбу с диверсантами и вражескими разведчиками писатель Л. Макеев, служивший в дивизионной газете.
…Деревня Вершина. Ранним утром выпало политруку идти проверять посты. Вот тут-то и обнаружил он разрыв в стыке с соседями. Вроде бы ничего страшного — фронт далек. И все же забеспокоился: соблюдая устав, вызвал дежурный взвод, выставил секретные сторожевые посты. Не зря, оказалось, проявил бдительность. За три-четыре дня бойцы его роты выловили нескольких гитлеровских лазутчиков. Одного из них, переодетого в нашу воинскую форму и даже с оружием, задержал Клочков. Диверсант возвращался к своим, не подозревая, что дорожка уже перекрыта. Разведчика распознали быстро, как только Клочков догадался тщательно его обыскать. В сапоге под стелькой он обнаружил сведения об огневых точках и о тех частях, что дислоцировались у деревни Боженка.
Но пришло испытание покруче — прямое столкновение с врагом.
4 октября полку была поручена разведка боем — надо было выйти за линию фронта, обнаружить себя, вызвать огонь на себя, засечь огневые точки… Выделены были для этой рискованной операции 4-я рота и полковая пешая разведка. Командир группы — Гундилович, политрук — Клочков.
Получив приказ, комиссар и политрук разобрали с каждым бойцом, как вести себя в разведке, соответственным образом экипировались, проверили оружие… И пошли навстречу бою сквозь дремучие леса, через болота со сказочными и таинственно звучащими названиями Русская Болотица, Невий Мох.
Разведчики немало покружили по лесам. Захватили пленных, трофеи: оружие и важные документы. Возвращались как на крыльях. Успех! Дерзкой, но во всем удачной была первая в их жизни боевая разведка, первая схватка с врагом.
«…В боях в районе Русская Болотица 4.10.41 г. тов. Клочков показал себя волевым и ответственным руководителем. Своим примером увлекал в бой бойцов и командиров, в результате чего рота успешно выполнила данное ей задание». Под этим документом подписи — Панфилов и Рокоссовский. Он написан в конце ноября 1941 года и послан в штаб командующего фронтом Г. К. Жукову.
«Хорош был политрук Клочков! Бойцам очень нравился, их подкупало, что он, в общем-то молодой парень, был хороший семьянин. Очень любил дочь и жену, уважительно вспоминал своих родных, интересовался семейными делами подчиненных. И всегда готов был оказать им помощь. А когда представлялась возможность, любил веселиться, петь песни, рассказывал всякие приключения из своей жизни. Но он был человеком твердого характера», — вспоминал А. Л. Мухамедьяров.
