Так и случилось, но пришло не воплем, а восторгом. Она нагнулась, чуть не коснувшись губами вислого уха Ондатры. И заговорила, зашептала:
– Здесь больше не мой дом. Я не могу здесь оставаться. Надо уходить.
Ондатра подняла взгляд и лизнула Терезу в щеку – согласилась.
Глава 41. Наоми
Врата Фригольда, как и все прочие, были стационарными относительно местного солнца. Почему они не падали на свою далекую звезду, оставалось одной из множества тайн, однако, поскольку невозможно было прицепить к ним цепочку и подвесить на нее «Роси», для корабля их презрение к гравитации оставалось бесполезным. Так что Алекс просто установил «Роси» поблизости на малой эпштейновской тяге, уравновесившей притяжение солнца.
Перелет до врат показал ей кое-что удивительное. Наоми прожила на «Росинанте» дольше, чем в любом другом доме. Больше ночей проспала в его койке, больше завтраков съела в его камбузе. И несчетное множество раз вдыхала воздух, прошедший через его воздуховоды и фильтры. И теперь она ощущала здесь присутствие остальных. Свою память о них. Что самое удивительное, это не причиняло боли.
Она покинула «Роси» вскоре после того, как Алекс получил задание тайно добраться до Лаконии. Он отправлялся на «Предштормовой», к Бобби. А Наоми должна была набрать временную команду и продолжать полеты на «Росинанте». Она поступила иначе. И тогда сама не смогла бы объяснить почему. Некоторые из придуманных оправданий она еще помнила: «Спрятать целый корабль труднее, чем человека», и «Росинант не только ценный трофей, но и символ, поэтому использовать его слишком рискованно», и «Он пригодится подпольщикам Фригольда, если возникнет нужда в обороне».
Все это могло быть правдой, но ею не оказалось. Сейчас, оглядываясь назад, Наоми видела, что ушла потому, что остаться было бы еще хуже. Она не могла себе позволить слишком глубоко переживать утрату Джима. И Амоса. И Клариссы. Бобби звала ее в команду «Предштормового», но Наоми отказалась, а Бобби не стала настаивать.
Пристегнувшись к паукообразной раме сборочного меха и разгоняясь на нем к кольцу вместе с двумя передатчиками и катушкой провода, она оглядывалась на корабль – на свой корабль, – и ей было больно. Но терпимо. Она взяла свое горе и заперлась с ним, потому что осталась без кожи. Так оказалось легче укрыться от соли, которую каждый день сыпали ей на рану. Но так действовала другая Наоми. Она горевала, но не только – еще и менялась. И нынешняя Наоми была не совсем такой, как в день, когда ушел Джим. И даже не такой, как в день, когда она отказалась от приглашения Дуарте. Гибель Сабы и победа Бобби над «Бурей» тихо, почти незаметно переродили ее. Единственным настоящим свидетельством ее перерождения стала возможность снова жить на «Росинанте». Вернуться домой.
– Ты почти на месте, – сказал Алекс. – Как оно смотрится?
– Большое, – ответила она.
Кольцо имело всего тысячу километров в поперечнике. Но в такой близи оно загораживало полмира. Здесь, вдали от солнца, системе скафандра, чтобы обозначить картинку, приходилось раскрашивать ее от себя. Наоми включила торможение. До прохождения мимо орбиты оставалось мало времени, но передатчики заранее были связаны проводом. Она ввела код инициализации, и к делу подключились маневровые на азоте. Основной передатчик устремился в кольцо, а второй занял стационарную относительно врат позицию – не считая легкого сноса, который со временем должен был прибить его к физической поверхности кольца. Простейший вариант релейной станции – всего один шаг от связанных ниткой коробков. Впрочем, долговечности от нее и не требовалось.
– Как смотрится?
– Гляжу, – отозвался Алекс. – Принял сигнал с нашей стороны. Ожидаю ответа от… ага, есть. Отлично смотрится. Возвращайся.
– Принято. Иду, – сказала Наоми. – С легкой половиной управились.
– Беру, что дают.
Наоми развернулась к «Росинанту», начала разгон. Мощность маневровых ее меха позволяла безопасно проработать здесь несколько часов, но задерживаться не пришлось, и ее это очень радовало. То ли терморегуляция барахлила, то ли она хуже стала переносить перегрев.
К тому времени как она, добравшись до корабля, прошла шлюз, загнала на место мех и доплыла до рубки, передатчик успел проработать почти три часа. Первая фаза была пассивной: поиск сигналов кораблей в пространстве колец и их распознавание. Таких набралось около дюжины, но все они были определены как корабли Союза или контрабандистов. Ни опознавательных сигналов, ни дюзовых следов от истребителей типа «Предштормового» и никаких признаков «Вихря». Полная пустота была бы еще лучше, но на такую удачу рассчитывать не приходилось.
С запроса на связь начиналась рискованная игра. Если в пространстве кольца имелись лаконские датчики, они могли вычислить, за какими вратами действуют ячейки подполья. Если все пойдет согласно расчетам Наоми, это не будет иметь большого значения. Риск в пределах разумного.
Ответа ждали почти целую минуту. До самых дальних врат было меньше миллиона километров. Световой лаг можно не принимать в расчет. У Наоми упало сердце: что, если они – единственные? если план уже рухнул? – и тут начали поступать ответы. Один, за ним несколько, и целый поток. Общим счетом пятьдесят три отклика. Пятьдесят три системы, обеспеченные боевыми судами, вернулись из отставки и ожидали ее приказов. Сотни кораблей.
– Недурно, – сказал из своего амортизатора Алекс.
– Отлично – пока не начнешь считать, – возразила Наоми. – А тогда окажется, что девяносто шесть процентов не отозвались.
Впрочем, она сказала это с улыбкой.
Ее план, давно разосланный через бутылки и передававшийся от системы к системе, касался не одной Лаконии. И не только пятидесяти трех систем, посылавших в бой корабли. Наоми еще устанавливала свою релейную станцию, когда на перевалочной в Ниньгчи Син сработал сигнал тревоги. Пираты взламывали лаконские склады на самом большом спутнике самого малого газового гиганта системы Санктуарий. На новой верфи в системе Ясамаль отметили обширный взлом данных. И, надо надеяться, еще десятки мелких атак и происшествий захватили все системы, где находились истребители класса «Предштормовой». После гибели «Бури» следовало заставить понервничать лаконцев и всех тех, кто сделал на них ставку. До них требовалось добраться. Это позволяло ей и ее людям отвлечь и растянуть силы противника. Им надо было показать силу в каждом уголке империи, потому что слабость они уже показали.
Следующая стадия покончила с анонимностью и безопасностью бутылочной почты. Наоми, чувствуя, будто сходит с корабля под незнакомое небо, выбрала и открыла первый канал связи. Сквозь шипение помех и шумы, оставшиеся после снятия многослойной шифровки, она сказала:
– Говорит Наоми Нагата.
– Зомороди слушает, – ответил ей через несколько секунд голос Эммы. – У нас «Кама», полдюжины астероидных прыгунов, снабженных рельсовыми, и десять охотников за пиратами, недавно отбитых у правительственной верфи на Ньюбекере.
– Боеприпасы?
Задержка сигнала ощущалась, но не настолько сильно, чтобы переходить на записанные сообщения. Разговор шел почти лицом к лицу.
– Ах, черт, кое-что забыла, – сказала Эмма так, что по голосу чувствовалось: она дразнится. – Конечно, мы загружены под завязку. На «Каме» полные трюмы… Кому понадобится подзарядка, мы тут. Это если всех не перебьют. Тогда меньше останется.
– И то верно. Перешли мне спецификации и коды транспондеров. А что капитан Бернем?
– Досрочная отставка, – сказала Эмма. – Закрыл свой счет и купил долю в медклинике.
– Может, он умней всех нас вместе взятых.
– По мне, так трусливее.
– Рада тебя слышать, Эмма. Не глуши двигателей. Как только поговорю с остальными, вышлю полетный план.
– Ждем приказаний, адмирал!
Закрыв ее канал, Наоми перешла к следующему. Восемь кораблей с устаревшим маскирующим покрытием и внутренними теплопоглотителями. Пару поколений назад они были властелинами космоса, да и сейчас не так уж плохи. Следующая группа вытащила из нафталина крейсер класса «Доннаджер». По частям перевезли на пустую луну четверть миллиона тонн и слепили заново, как детскую модельку в масштабе один к одному. Удачно будет, если таких найдется еще три-четыре. То был любимый проект Сабы.
