Рэд. – Мы все были под наркотой и не понимали, что происходит. Это все Локко, гребаный шизоид.
Договорить звукорежиссер не успел – в его шею уже по самую рукоятку вонзилась отвертка. Потом еще раз. В третий раз Рэд ударил, когда Сергей уже распластался на полу. Из черных дырок толчками выплескивалась кровь, которую умирающий безуспешно пытался остановить слабеющими пальцами.
– У нас был уговор, мальчик, – грустно произнес Рэд, вытирая отвертку о краешек простыни. – Жаль, что ты выбрал другую сторону баррикады.
– Что с ним? – спросил Алексей, потирая ушибленную грудь. – Он…
– Кажется, он немножко того, – сказал Юрий. – Умирает.
Сергей зашелся в кашле, изо рта потекла кровь.
– Рэд?!
Услышав женский голос, режиссер повернул голову. Жанна, белая как смерть, держась за дверной косяк, с ужасом оглядывала залитую кровью комнату. На ней был выцветший халат – именно в нем, по замыслу фильма, Ольга вышла встречать на крыльцо Фила и Карпыча…
– Рэд, господи… – только и сумела вымолвить она, губы молодой женщины мелко задрожали. – Что тут произошло?!
– Фильм, – коротко отозвался режиссер. Размахнувшись, он кинул отвертку в стену. Отскочив, та отлетела на диван. – Тут шел фильм «Седая ночь», и это целое историческое событие. Еще никто никогда не снимал ничего подобного. – Он приблизился к дрожащей от страха женщине и, наклонившись, поцеловал ее в губы. – Но если хочешь, для тебя это будет не фильм, а сон, – прошептал он. – Долгий и необычный сон…
– Где… где ребенок?
– В кастрюле. Хочешь попробовать?
– Ты… сумасшедший ублюдок! – закричала Жанна. – Ты обещал, что не тронешь младенца!
– Он совершенно не мучился, – попробовал успокоить Жанну Алексей, но она уже помчалась на кухню. Некоторое время там царила звенящая тишина, которую вдруг разорвал пронзительный вопль.
– Не думал, что у нашей дамы такая слабая нервная система, – заметил Рэд.
Пошатываясь, Жанна вернулась в комнату. Она почувствовала, как ее нутро наполняет ощущение ужасающей и горькой потери.
– Ты обещал, – глухо повторила она. – Про смерть ребенка в сценарии ничего не было. Тем более… про смерть в кипятке.
Ухмыльнувшись, Рэд стиснул ее подбородок своими длинными пальцами и посмотрел колючим безжизненным взором:
– Дура. Ты никогда не слышала про импровизацию?
– Отпусти меня!
Но Локко не отпустил, а лишь крепче стиснул пальцы, так, что Жанна взвизгнула от боли.
– Еще раз откроешь свой чудесный ротик, и я сниму с тебя скальп, – прошипел он. – Только не с кожей, а с куском черепа. Ты поняла меня?
Жанна утвердительно закивала, в немом ужасе глядя на рассвирепевшего режиссера. Сейчас он казался ей вампиром, графом Дракулой, который намеревался высосать из нее всю кровь.
И когда цепкие прохладные пальцы Рэда разжались, с ее губ сорвался вздох облегчения.
– А что… с ними? С Ваней и Сергеем? – разлепив губы, спросила Жанна.
– У них возникли разногласия по поводу концовки фильма, – невозмутимо ответил Рэд. Из нагрудного кармана жилетки он вытащил пачку «Кэмел» и, вынув из нее сигарету, потянулся за зажигалкой. – Они подрались и убили друг друга. Никогда не предугадаешь, как сложится финальная сцена картины. В этом одновременно вся сложность и прелесть режиссуры.
Закурив, он выпустил дым и посмотрел на Сергея. Звукорежиссер был мертв, его остекленевшие глаза с ужасом смотрели в потолок.
– Перекур, и начинаем убираться, – решил Рэд. – Если есть какие-то мысли, прошу высказаться.
– У Вани тачка, – проговорил Алексей, переглянувшись с Юрием. – Их обоих можно усадить в машину и скатить ее в реку.
– Неплохо, – оценил предложение Балашова Локко и стряхнул пепел. – Только Серегу утопим в другом месте. Если машину с Ваней найдут, а в ней будет еще и наш звукорежиссер, возникнут вопросы. Они ведь не были знакомы до этих съемок.
– А что с Ирой? – тихо спросила Жанна. Присев на корточки, она приподняла краешек простыни и тут же опустила его обратно. – Где ее волосы?
Юрий молча указал на бесформенный комок возле шкафа. Жанна не могла поверить своим глазам.
– Но они… они все седые!
– Седые волосы, седая ночь, – нараспев проговорил Рэд, затягиваясь. – Все символично, моя девочка.
– Предлагаю спалить дом, – выдвинул идею Юрий. – Пока сюда пожарные доберутся, все сгорит к едрене фене.
Рэд покачал головой:
– Труп могут установить по ДНК. Нет, лучше закопаем в сарае. Сверху навалим хлама. А потом можно и небольшой костер устроить.
– У Иры осталось трое детей, – голосом опустошенного человека произнесла Жанна.
– Глотни лучше, – сказал Алексей и протянул ей бутылку с остатками коньяка. – Полегчает.
– Давайте все выпьем, – предложил Рэд. – За наш успех и новый фильм!
Никто не возражал.
* * *
Рэду Локко изредка снились сны. Редкие и мало запоминающиеся, но именно здесь, в стальной тесной тюрьме, ставшей камерой смерти для трех актеров «Седой ночи», эпатажный режиссер увидел странный сон. Впрочем, вероятно, что именно о таком будущем, какое Рэд увидел во сне, он и мечтал всю свою жизнь…
Локко приглашен на спецпоказ «Седой ночи» на Каннский фестиваль. На нем новый иссиня-черный смокинг и кроваво-красный галстук-бабочка, на котором сверкает бриллиантик. В зале аншлаг, и Рэд с затаенным восторгом замечает среди приглашенных звезд невиданной величины – Брэда Пита, Жана Рено, Мэла Гибсона, Монику Беллуччи… А вон Деми Мур мелькает своей ослепительной улыбкой… И все они рукоплещут ему, Рэду Локко! Он в прямом смысле купается в лучах славы!
Наконец свет гаснет, загорается экран. Рэд невольно прикрывает веки – за последние дни он пересмотрел «Седую ночь» сотню раз и мог без запинки пересказать фильм полностью. Он сидит терпеливо и молча, мысленно отсчитывая в мозгу секунды до конца сеанса. И только спустя несколько минут до режиссера доходит, что в кинотеатре стало значительно холоднее. И этот странный затхлый запах…
Рэд осторожно открывает глаза. Он смотрит по сторонам и цепенеет от ужаса – его окружают трупы. Целый зал мертвецов, полные ряды высохших мумий, покрытых клочьями паутины. Локко хрипит, тщетно пытаясь выбраться из жуткого места, и когда его взгляд падает вниз, он понимает, почему не может двинуться с места – его ноги тоже мертвы, они попросту присохли к сиденью, и страшная плесень неуклонно ползет выше по телу, превращая его в высохший труп.
Внезапно кино прерывается, на экране вспыхивает изображение окровавленных весов, в чаше, словно щупальца, шевелятся отрубленные руки и ноги. Он слышит хихикающий голос Оха:
«Сколько весит твоя совесть, Рэд? Отрубить себе руку может любой дурак. А ты положи на весы свою совесть. Может, тогда чаша перевесит…»
…Он пришел в себя от надрывного плача ребенка. Малыш каким-то образом высвободился из простыни, в которую его запеленал Рэд, перекатился на засохшее пятно крови и
