Она уже собралась было идти, но Кристина остановила ее вопросом:
— Скажите, а когда это произошло?
— Да дня четыре назад, не больше. У нее еще день рождения был. Веселая была, стихи нам читала… Гудели хорошо, а часа в три ночи ей «догнаться» приспичило… Вот так и случилось… — Она развела руками. — Передоз, видать, вышел…
— А она ничего не рассказывала вам про… про Амстердам? — спросила Кристина.
— Чего-чего? — непонимающе прищурилась на нее сторожиха.
— Ну, это город такой в Голландии. Она туда ездила к своему любовнику, Рихарду.
— А-а-а, ну так бы сразу и сказала. Про Рихарда она говорила. Это который ей из зоны выбраться помог, по салонам красоты таскал… Вроде бы даже замуж ее звал. Как подопьет немного — и давай нам про Рихарда рассказывать…
— Но почему же она обратно в Голландию к нему не поехала?
— А хер ее знает, почему… Сорвалась, видать…
— Скажите… — Кристину вдруг поразило страшное подозрение, — а к ней никто не приезжал?
Она вспомнила о свертке, который передала двум ночным посетителям. Может, эти ублюдки и расправились с Марго?
Сторожихе явно не понравился тон, которым Кристина задала последний вопрос.
— Не приезжал, — настороженно ответила она, — а если бы и приезжал — тебе какое дело? Больно много вопросов задаешь, красавица… Я тебе не бюро справок… И вообще, учти, — при этих словах сторожиха неприязненно сощурила глазки, — если ментов сюда приведешь, я ведь отпираться буду. Никакой Марго не знаю и в глаза не видела. Уяснила?
Кристина рассеянно кивнула, чувствуя, как медленно цепенеет от ужаса все ее тело. К счастью, сторожиха тут же ушла и не видела, как побледнело разом ее лицо, как Кристина, чувствуя, что сейчас упадет, прислонилась к ближайшему дереву.
Значит, все это было правдой. Ее ночной необъяснимый страх… Портрет Марго, который до этого висел три тысячи лет и не собирался никуда падать… И сон — сон, в котором Марго приглашала Кристину прийти к ней на могилу. Так вот почему она говорила, что ей уже не нужен ее талант…
Кристина опустилась на корточки перед холмиком и, уткнувшись в ладони, заплакала. Она сидела так долго, давая себе выжать из глаз все слезы, до капли. За этот месяц это была уже вторая смерть, которую она переживала. И обе были одна нелепее другой.
«Наверное, сейчас они встретились на том свете, — думала Кристина, — и Марго снова обзывает Гермесова старым похотливым козлом. Они вместе посмеиваются над нами — жалкими людишками, которые копошатся на земле, суетятся по каким-то делам, а потом еще и пытаются изобразить всю эту суету на сцене…»
Вечером Кристина купила бутылку водки, позвонила в дверь к соседской старушке. Она даже не знала, как ее зовут; они только изредка здоровались на лестнице. Та тоже никогда не беспокоила Кристину — живет себе студенточка и живет. Тихая, никого не водит.
Увидев на пороге соседку с бутылкой водки в руках, старушка сделала изумленное лицо.
— Извините, — сказала Кристина, — я вот к вам.
— Проходи, — отозвалась старушка, — только извини, у меня полы не помыты.
Кристина только горько усмехнулась ей в ответ.
— Да что случилось-то? — Соседка уже почувствовала неладное.
Кристина боялась говорить ей сразу — все-таки старый человек.
— Вы только не волнуйтесь, — сказала она, — сейчас мы с вами выпьем водки. Принесите две рюмки… Вернее, нет. Три рюмки — и кусок черного хлеба.
— Как это — три? — упавшим голосом спросила старушка, и в ту же секунду на лице ее отразилась догадка. — Когда?
— В среду, — опустив глаза, выдавила из себя Кристина и прикусила губу, чтобы не заплакать.
— Успокоилась, сердечная… — горько вздохнула бабуля.
В тот вечер Кристина рассказала соседской старушке все: про свою первую встречу с Марго, про поездку на юг на съемки эротического фильма, про Антона, про поступление на платный курс в училище, про возвращение Марго и про Гермесова… Она выпила практически одна половину бутылки — старушка только заботливо подкладывала ей закуски.
Единственное, о чем умолчала Кристина, — это о причине смерти их режиссера. Она решила, что это не только ее тайна, но и его, поэтому она не имеет права никому ее выдавать…
33
Счастье быть собой…
В день премьеры Кристина не шла в театр — она просто летела по воздуху, как гонимая ветром пушинка. Город казался ей прозрачным, хрустальным… Прохожие — размытыми тенями…
Нет, она уже больше не плакала из-за смерти Марго. Она не могла позволить себе пить эту горькую чашу мелкими глоточками, долго и мучительно ощущая на языке ее жгучий вкус. Она заглотнула ее всю разом, давясь и задыхаясь, корчась до спазмов в горле, как стакан неразведенного спирта.
Марго… Это имя останется теперь в ее душе, как светлый уголок, как тихая скамейка в скверике, куда она будет приходить иногда и предаваться чудесным воспоминаниям.
Кристина никому не рассказала о своем горе. Как ни в чем не бывало, она продолжала учиться и ходить на репетиции. И только проницательный Сивожелезов заметил, что после их субботнего разговора Кристина стала какая-то не такая.
— Ну что, ездила ты по тому адресу? — спросил ее он.
— Что я, раненая? — ответила ему Кристина, и на этом разговор закончился.
Спектакль был назначен на семь часов вечера, но перед началом его предполагались выступления всяких театроведов, искусствоведов и шекспироведов. Собственно, выход на сцену актеров намечался не раньше чем на восемь. И все же всю труппу попросили прийти к трем часам — на всякий случай.
Кристине пришлось отпроситься с занятий под предлогом головной боли. До самого последнего момента она скрывала, что будет играть Шекспира. Вот если они придут на спектакль, тогда разговор будет уже немного другой. Они хотя бы увидят, как она играет. А если спектакль к тому же будет иметь успех, то Кристине может вообще все сойти с рук — ведь победителей, как известно, не судят…
Еще издалека Кристина разглядела расклеенные поблизости от театра яркие афиши. Сивожелезов до сих пор держал все от нее в секрете — хотел сделать сюрприз. Поравнявшись с одной из афиш, Кристина не удержалась от смеха.
Картинка, которую он придумал, полностью отражала сущность их постановки. На ней была изображена нога в кроссовке, пинающая большой красный мяч. В середине него белело печальное лицо Кристины… Конечно, о художественных достоинствах этой афиши можно было поспорить, но то, что она интриговала, — это бесспорно.
В театре Кристина окунулась в атмосферу суматохи и мандража, которая обычно предшествует любой премьере. Это было то самое время, когда неожиданно выяснялось, что у кого-то пропало что-то из реквизита, что порвалась какая-нибудь ленточка от костюма, что перегорела лампа, испортился микрофон… Артисты придирчиво рассматривали себя в костюмах, подправляли грим, даже декламировали перед зеркалом куски текста…
